Автоматически загорались лампы. Вправо и влево, насколько хватало глаз, уходил тоннель. Все-таки он.

– Кто бы мог подумать, – проворчал Тимоха. – Куда пойдем, направо или налево?

– Подозреваю, что налево.

Соня разглядывала стену перед собой. Едва различимая надпись: oculus – memoria. И от каждого слова стрелки в разные стороны.

– О, oculus – это же Око, да? Я правильно помню?

– В тебе погиб гениальный лингвист!

– Ехидна! А memoria – это типа память?

– Говорю же, погиб. Гениальный. Наверное, это что-то вроде архива или хранилища какого-нибудь. Но в любом случае нам не туда, а к Оку.

– Логично.

Шли они прилично. Стенной пролёт, лампа, сорок пять шагов, следующая лампа. Соня даже начала сомневаться в правильности направления. Может, с указателем всё было не так однозначно? Может, это была загадка, а они не нашли другие подсказки, решив, что тут и думать не о чем? Как только она созрела, чтобы поделиться с братом, впереди что-то показалось. Спустя пару минут выяснилось, что «что-то» – это дверь. Огромная такая, черная, с узорами по всей поверхности. И абсолютно неподвижная. После тщательного осмотра выяснилось, что ничего, даже отдаленно напоминающего замочную скважину, на двери нет.

– Тупик.

– Так не бывает, – легко Соня не сдавалась. – Если есть дверь, то она должна открываться.

– Согласен.

Дальнейшее напоминало давешнее соревнование по поиску различий в картах метро, с той лишь разницей, что искать приходилось не на двух картинках, а повсюду: на самой двери, на стенах, на полу, даже на потолке. Поначалу дело шло медленно: то Соня, то Тим изредка выкрикивали «круг на потолке, поделенный на четыре сектора: чёрный, зелёный, красный, белый», «какие-то квадраты на стенах, много их», «картинка глаза». Дальше – больше. Прямо возле двери на полу два изображения воронов; на двери уйма слов, все начинаются с cor (Соня сказала, что это склонение слова «ворон»); среди узоров на двери же были обнаружены два идентичных мужских лица; там же какая-то длинная тонкая черта или палка (долго спорили, считать ли её важной, но в итоге сошлись на том, что стоит: все-таки остальные узоры напоминали скорее завитки, и только она была такая идеально прямая); полустершиеся барельефы продолговатых предметов хаотично разбросаны по стенам (Тим настаивал, что это кинжалы).

Иссякли.

– Дело за малым: собрать всё это в худо-бедно разумную кучу.

Второй раз за полчаса соглашаться с сестрой Тимоха не был готов, поэтому он предпочел глубокомысленно промолчать.

Решено было начать с изучения квадратов на стенах. Сошлись на том, что скорее всего это дверцы или крышки, но как их сдвинуть? В узкие зазоры не влез бы даже нож, окажись он в бездонной Сониной сумке. Оставили до лучших времен.

Настала очередь изображения глаза.

– Око же. Глаз вполне может быть отправной точкой.

Дальше Тима не хватило, и он вопросительно посмотрел на сестру.

– Что можно делать глазами? – глубокомысленно произнесла Соня. Вопрос вышел риторическим, Тим только выразительно пожал плечами. – Можно открыть, закрыть, моргнуть…

Попробовали закрыть картинку рукой. Сначала медленно, потом быстро, имитируя моргание.

– Не срослось. Ладно, что ещё? – продолжила Соня и сосредоточенно наморщила нос. – Глазом можно смотреть. На что он смотрит?

Выяснили, что если встать точно перед глазом, упираешься взглядом аккурат в неработающую лампу.

– Это не может быть просто совпадением! Все восемь миллионов ламп в тоннеле горят, а именно эта – нет.

– Ты их считала по дороге?

– Очень смешно! Ну, серьёзно, что думаешь?

– Думаю, что ты права. Тем более я сильно сомневаюсь, что внутри этих светильников обычные лампочки, которые время от времени перегорают.

– Вот! Давай, все ассоциации с неработающей лампой.

– Темнота…

– Отлично! Ещё!

– Эм-м, ещё раз темнота?

– Так мы далеко не продви… Погоди! Темнота! Хоть глаз… Эта штуковина на двери, ну та, что мы палкой окрестили… Выколоть глаз. И вороны! Выклевать. Это гениально! Но где логика? Оно же должно быть однозначно, а тут … А может, всё-таки… Нет, не работает.

– Сонь, чуть помедленней и малость повразумительней.

– Извини, я задумалась. Но это не сработает, хотя может… Но как-то странно, – бормотала Соня, снова уходя в себя.

– Систер!

– Да-да, прости. Короче, идея в следующем. Лампа символизирует темноту. Темнота такая, что глаз выколи. Выколоть глаз можно иглой.

– Да ты садистка!

– Я образно! Смотри, эта палка, или черточка, или как её лучше назвать, вполне себе сойдет за иглу. И у нас тут куча пернатых.

– Два – это очень маленькая кучка.

– Мы упражняемся в остроумии или пытаемся дверь открыть? – Соня категорически не была настроена шутить.

– Пардон, умолкаю!

– Промежуточно, у нас есть куча… двое… воронов и выколотый глаз. Есть такая известная поговорка: «Cornix cornice nunquam confodit oculum».

Соня замолчала.

– Ты правда думаешь, что я знаю, как это переводится?

Объяснять брату, что она не собиралась проверять его гипотетическое знание латинских крылатых выражений, а только старалась справиться с накатывающим приступом кашля, Соня не хотела.

Пожалуйста, нет, не сейчас!

Отпустило. Тим удачно ничего не заметил.

– А разве не знаешь? – за ехидством удобно прятать что угодно.

– Зуб даю, что-то про воронов!

– Я же уже говорила про погибшего лингвиста?

– Да! Дважды.

– А между прочим, три – отличное число.

Теперь и взгляд Тима не предвещал ничего хорошего.

– Молчу-молчу! Это переводится как «Ворон ворону глаз не выклюет». Почти «не выколет».

– Притянуто за уши, тебе не кажется?

– Не-а. Но есть другая проблема. Понимаешь, с этими мертвыми языками никогда нельзя быть уверенным на сто процентов. Традиционная трактовка довольно негативная. Вроде нашего «рыбак рыбака». Знаешь, там, свой своему поможет, рука руку моет и прочие прелести, не связанные с взаимопомощью, а скорее со ставленничеством, блатом.

– Ставленни… чего? А, не объясняй, я понял идею.

– Но есть и обратная версия. Такая вся позитивная, о взаимовыручке, поддержке, один за всех, все за одного. Мы вороны, а значит, мы сила. В общем, мне кажется, что версия так себе. Слишком уж двоякая трактовка.

Тим задумался.

– Наверное, ты права. Ключ должен быть абсолютно однозначным.

– А это значит что? А это значит, что мы там же, откуда начали, – нерадостно подытожила Соня.

– Никаких упаднических настроений! – Тимоха взял инициативу в свои руки. – Лица. Что нам дают два одинаковых лица? Два брата? Два человека? Человек человеку брат? Человек человеку волк? В нашем случае человек человеку ворон?

Соня подхватила идею.

– В этом что-то есть. Мне нравится про братьев. Если бы имелись в виду два человека, они бы были разными, а тут, как две капли воды. Точно, братья. И два ворона. Если следовать логике древних латинян…

– Это кто такие?

– Это те, кто на латыни говорил.

– Римляне?

– Римляне – это очень по-изначальному. В изнаночном варианте пусть будут «латиняне».

– Пусть, я не против, – Тим примирительно согласился. Во избежание.

– Если следовать их логике, – продолжила Соня, – то они очень даже могли сказать что-то вроде: «Ворон ворону брат». И, заметь, никакой двойственности.

– Никакой, ага. С какого ворона начнём?

– Начнём что? – не поняла Соня.

– Воздействовать на изображения! – Тимоха умел выбирать слова.

– Хороший вопрос. По мне, так они принципиально ничем не отличаются. Мелкий, слова же есть! Мне надо сосредоточиться.

Сосредотачивалась Соня, вооружившись карандашом и многострадальной картой. Умудрилась-таки найти на ней три не исписанных сантиметра.

– Вот что выходит, – продемонстрировала свой вариант древней мудрости недоученный преподаватель. – «Corvus corvo fratrem est».