Толпа возле колодца быстро редела, а небо озарили первые залпы фейерверка. Зрелище было по истине фееричным. Как позже говорили ценители, барон превзошел себя и нынешний фейерверк по красоте и гармоничности обошел все предыдущие. К сожалению, очень мало кому удалось спокойно полюбоваться всеми изысками разноцветных красок, взорвавших ночное небо…

Как всегда, по всемирному закону подлости Михаэлю выпала честь провести обыск в самой «чистой» и «роскошной» части замка, а именно во всей подземной территории. Уже спускаясь вниз по первым ступенькам, Майер вспоминал свой дом в Бринстоуне, наверняка его, ещё недавно нежилое, помещение покажется райским уголком, по сравнению со старыми подвалами замка, помнящими не одну тысячу лет. Однако, вопреки обоснованным опасениям, всё оказалось намного лучше, чем рисовало привередливое воображение. Никаких больших слоёв пыли и огромных на весь дверной проём, паутин журналист не заметил. Единственным минусом, который вызывал дискомфорт нахождения тут, являлась сырость, и, как следствие, холод. Уже через несколько минут, Михаэль мечтал о теплой куртке, но возвращаться наверх, в поисках более теплой одежды не стал. Не хотелось терять время, да и неудобно было как-то перед спутником. Да, как ни странно, но в группе Михаэля оказалось всего два человека. Ещё двое незаметно покинули отряд, видимо решив, что лучше проведут время в пиршественном зале. В связи с этим, рядом с немцем шагал только слуга. Худой, слегка сгорбленный старик был приставлен к Михаэлю в качестве местного сопровождающего. Сначала, Майер решил, что молчаливый долгожитель будет обузой, но тот, несмотря на солидный возраст, весьма резво передвигался, позвякивая солидной связкой ключей.

Немец уверенно осматривал все комнаты, встречающиеся на пути, стараясь не прикасаться к каменным стенам, во многих местах покрытых плесенью. Сначала попадались обычные кладовые, наполненные всяким нужным в быту инвентарём. Потом пошли жилые комнаты. Очень скудно обставленные: скамья, стол, стул, и редко, сундук. Немец не ленился и добросовестно осматривал их содержимое. К сожалению, во всех «пиратских сокровищницах», кроме пыли, ничего не обнаружилось. Как потом узнал журналист, такие комнаты назывались кельями и служили для временного обитания отшельникам, церковным служителям, а иногда и простым людям, которые, постучав в ворота замка, просили приюта.

По прошествии часа, или больше, немец отчасти потерял его счёт, появилось стойкое ощущение, что неразговорчивый старик намеренно водит Михаэля по кругу, причём довольно умело, сворачивая туда, куда вроде как ещё не заходили. По крайней мере, с этой стороны коридора. Заметив подобную наглость, Майер усилил внимание и стал примечать различные мелочи вокруг. Результаты не заставили себя ждать.

Во-первых, в двух кладовых добровольный помощник полицейского обнаружил в полу замаскированный деревянный люк, запертый на ключ. Лишь после строгих требований, откровенно недовольный слуга открывал потайной вход. Упрямый журналист безбоязненно спускался в подземный зев, вооружившись специально припасённым для этого фонарем. Правда, мысли при этом были панические. Внутренний голос настойчиво шептал, что стоит лишь спуститься вниз, как старик закроет крышку над головой и спокойно уйдёт по своим делам. И никто, и никогда не найдет глупого доверчивого журналиста. Обошлось. На свободу Михаэля никто не покусился, а люк вёл в банальный погреб, где хранились бутылки с вином, и, судя по некоторым факторам, – весьма дорогое, иначе бы не стали делать люки такими неприметными.

Во-вторых, в одной из комнат, Майер стопроцентно понял, что здесь уже осматривал. Даже следы своих подошв на полу заметил. И решил действовать интуитивно.

Не показывая вида, что понял хитрость слуги, немец продолжал покорно идти за проводником, но в один момент, когда старик свернул по коридору направо, Михаэль быстро повернул налево, ускорив шаги.

– Стойте! Вам туда нельзя! – тут же донеся голос из-за спины.

«Надо же, заговорил!» – с потаённым злорадством отметил Михаэль. – «Значит я на верном пути»

В этой части коридора оказалось десять дверей, располагавшиеся на довольно большом расстоянии друг от друга. За ними находились обширные комнаты, две из них Михаэль вообще окрестил залами, благодаря большой площади. К сожалению, ничего интересного в них обнаружить не удалось. В других находилась старая покрытая паутиной мебель, а в большинстве лишь голые стены. Но стоило Михаэлю приблизиться к последней двери, как его обогнал старик, до этого молча, с отрешенностью, следовавший рядом. Он раскинул руки в стороны и, с обречённостью в голосе, тихо сказал:

– Не пущу!

– Отойди, – Михаэлю изрядно надоели все эти загадки и неясности.

Слуга даже не шелохнулся. Журналист не хотел применять силу, тем более против человека, годившегося ему в отцы, или даже деды.

– По приказу барона, – монотонно, сквозь зубы проговорил Майер, – ты должен открывать любую дверь, на которую я укажу…

Реакция старика была неожиданной. Он плюхнулся на колени перед Михаэлем, как кукла, которую перестали держать невидимые нити.

– Прошу… Не надо… Мне достанется.

Не составило большого труда обойти «сломанную марионетку», резко потерявшую нити управления, и решительно открыть дверь. Михаэль приготовился обнаружить в очередной комнате всё что угодно, начиная от кучи трупов детей, и заканчивая котлами в которых в кипятке купались бесы, однако, реальность оказалась куда изощрённее. Майер попал в настоящую, средневековую пыточную.

Первое, что бросилось в глаза, это измученный, весь в кровоподтеках и ранах, молодой мужчина, прикованный за руки и за ноги к противоположной стене. Распятый. В оборванных штанах и с опущенной, обросшей длинными волосами головой, худющий незнакомец выглядел неживым. От неожиданности подобной картины Михаэль сначала так и замер, сделав лишь пару шагов вперёд, по инерции, а когда слегка взял себя руки, то попятился назад. И упёрся спиной в закрытую дверь. Старикашка, вошедший следом, на деле оказался расторопным и довольно шустрым, коли успел запереть дверь и даже положить на нее поперечный, деревянный засов, в который и уперся немец поясницей. Тем временем, распятый «мертвец» вдруг ожил и, подняв голову, нашарил туманным взором нового посетителя.

– Помоги мне… – медленно, едва слышно прошептал пленник. – Пожалуйста…

Вот тут то, Михаэль и осознал, что в «комнате пыток» он далеко не один, и это, если не считать прикованного страдальца и слугу, затаившегося где-то справа, возле выхода. Два человека ещё находились в этой комнате, оба мужского пола, и оба, с удивлением и опасением взирали на нежданного гостя.

Первый, по левую руку от Михаэля, расположился за небольшим деревянным столом, серым от времени. Одет он был в простую чёрную рясу, поверх которой, на шее, висела льняная веревка с серебряным крестом. Священник выглядел молодым, немногим моложе Михаэля, невысокого роста, средней комплекции: ни толстый и не худой, особенно, если сравнивать с прикованным пленником. Русые волосы коротко стрижены. На старом столе перед священнослужителем разместились три предмета: открытая бутылка, кубок, и книга, раскрытая Библия. Что-то одно здесь явно лишнее, и, по логике, не должно было соседствовать друг с другом. Однако, с реальностью не поспоришь. Священник недолго рассматривал посетителя, всего пару минут, после чего с философским спокойствием опустил голову и стал монотонно читать вслух. Судя по всему, он этим и занимался, пока его не прервал ворвавшийся без стука грубиян.

Вторым человеком, которого Майер сразу не заметил в комнате, являлся не кто иной, как властелин всей этой каменной твердыни. Барон Генри Гамфри – последний из длинного списка тех, кого Майер мог ожидать встретить в этой запретной камере. Ведь если рассуждать здраво, то пленника наверняка содержали и пытали без ведома старого рыцаря. Иначе просто и быть не может. Ведь барон благородный и честнейший человек, по крайней мере, на первый взгляд журналиста. Да и как он так быстро освободился от общества шерифа, одному только богу известно.