— Да уж, — только и могла сказать я.
— Я до сих пор с ужасом вспоминаю те времена. Что было бы со мной, если бы Клешнева не посадили? Я либо руки на себя наложила бы, либо со временем стала бы такой же циничной и жестокой, как и он. Середины просто не могло быть, но, скорее всего, был бы первый вариант. Я не смогла бы жить с этим грубым и необузданным по своей натуре человеком. Его ухаживания за мной выглядели наигранно, чувствовалось, что даются они ему нелегко, ведь он не привык к подобным ухищрениям. Григорию было проще все и всех купить. Но он нашел себе такое развлечение, я была для него просто игрушкой. Похоже, все остальные развлечения, в том числе проститутки, ему успели надоесть.
— Да, возможно, — поддакнула я.
— У Григория было достаточно времени, чтобы поразмышлять над тем, что произошло в двухтысячном году, и понять, что я и не собиралась выходить за него замуж, поэтому и организовала ту облаву, подслушав, что в подвале казино находится перевалочная база для хранения оружия и наркотиков.
— А вы об этом действительно слышали?
— Лишь обрывки фраз. Я тогда была слишком юна, чтобы понять, что это можно как-то использовать в свою пользу. Но Клешнев мог подумать, что это я его сдала, и после своего освобождения, одержимый местью, он мог начать меня искать. Я, как могла, отказывалась от телесъемок, которые организовывал мой муж, от публикаций своих фото в журналах и тем более в Интернете. Это было непросто, вы сами, Евгения, видели вчера, что эти репортеры так и норовят сделать кадр поближе.
— Да, видела.
— А тут еще Антон, оказывается, стал действовать у меня за спиной — стал выкладывать в Интернет фотографии, не предупредив меня.
— Насколько я поняла, Антон Михайлович совсем недавно отослал организаторам предстоящей выставки вашу фотографию. Разве можно было так быстро вас найти? Поверьте мне: для того, чтобы подготовить хотя бы одну эту операцию со статуэткой, нужно не один-два дня, а поболее.
— Антон уже не в первый раз так поступает. Он и раньше публиковал мои фотографии, но то были журналы и сайты местного уровня. Я закрывала на это глаза, так как вероятность того, что нашу местную прессу увидят мои воронежские знакомые, была не так уж и высока. Но, похоже, все-таки увидели.
— Света, а ваши родственники не могли ненароком вас выдать?
— Это исключено. Никто обо мне ничего не знает.
— Ваш дядя наверняка был в курсе, что вы поменяли имя, вышли замуж за Родионова и уехали с ним в Тарасов?
— Да, но он умер еще в две тысячи третьем, вскоре после моего отъезда в Тарасов. Его единственная дочь жила за границей и ничего обо мне не знала.
— А ваша мама? Ваш брат?
— Мама тоже умерла, десять лет назад. Я с ней даже ни разу не виделась после того, как уехала из родного дома. Мамочка сама на этом настояла, она так и сказала мне: «Дочка, не возвращайся сюда никогда, это ради твоего же блага. Строй свою жизнь где-то в другом месте, здесь тебе счастья не будет». Я периодически звонила ей на работу, а потом однажды не дозвонилась. Кто-то из ее сотрудников мне сказал, что она умерла от инсульта. Я дважды ездила на родину, чтобы побывать на могиле родителей, причем специально выбирала такое время, чтобы оно не совпадало ни с церковными праздниками, ни с папиным, ни с маминым днем рождения, ни с днем их смерти. Мой расчет оказался верным — на кладбище никого знакомого я ни разу не встретила. Если в первый год мамина могила была более или менее ухожена, то на второй она выглядела так, будто за ней никто не ухаживает. Собственно, кроме брата, и присматривать за могилой было некому. Разве что тому милиционеру, с которым у мамы был роман, но, похоже, ему было не до этого.
— Неужели вы бывали только на кладбище?
— Первый раз — только там, так как времени между поездами было мало. В свой второй приезд я решила посмотреть, как живет Андрей, что с ним стало. Взяла такси, приехала туда, где мы раньше жили, а там не только нашего дома, но и соседних уже нет — стройка какая-то идет. В общем, ничего я про Андрея не выяснила. Села обратно в такси и прямиком на вокзал поехала. Так вышло, что мы проезжали мимо тех мест, которые были связаны с Клешневым — мимо его казино, в котором сейчас ресторан, мимо кинотеатра, в который мы с ним ходили, и я снова ощутила то щемящее чувство страха… Мне стало ясно, Григорий не оставит меня в покое, он из-под земли меня достанет. Вернувшись в Тарасов, я усилила конспирацию. Евгения, вы даже не можете представить себе цену моих многолетних предельных усилий в этом направлении, и все оказалось напрасно!
«Эх, Светочка, ты же не на отдельном облаке живешь, а на земле, на которой рано или поздно пересекаются все маршруты. И потом, разве ж можно без спецподготовки в шпионов играть? Думаешь, ты все предусмотрела? Вот, например, электронные билеты из компьютера забыла удалить, так что Антон знает, что ты не в Тамбовскую, а в Воронежскую область ездила. Могла и у себя на родине наследить и даже не понять этого», — размышляла я, пока Родионова собиралась с мыслями.
— Выходит, Григорий меня все-таки нашел, — Света дрожащими руками вынула из коробки статуэтку. — Что он хотел мне этим сказать?
— Прежде всего, что он по-прежнему небеден.
— Я в этом и не сомневалась, наверняка у него были какие-то счета в офшорах, на которых деньги не только не пропали, но и преумножились за то время, пока он отбывал свой срок. Возможно, и в каких-нибудь тайниках золото и бриллианты припрятаны были. Должники зачастую расплачивались с ним драгоценностями, я это слышала.
— Да, не исключено, что у него были и счета в офшорах на подставных лиц, и схрон, — согласилась я.
— Когда мы с вами, Евгения, гуляли по парку, меня не оставляло ощущение, что за нами кто-то следит. Уже на выходе я оглянулась и увидела мужчину у дуба. Мне показалось, что это был Григорий, но я до конца не была в этом уверена. Все-таки прошло семнадцать лет, люди за такое время меняются внешне, да и далековато было. А потом, когда мы втроем ехали в ресторан, с нами поравнялась тонированная «Лада». Когда заднее боковое стекло опустилось, я увидела человека из парка поближе и поняла, что это был Клешнев. Он, конечно, изменился за семнадцать лет, что мы не виделись, — постарел, поседел, но вот черты лица остались теми же грубыми и неправильными, оттого и внушающими страх. Понятно, что Григорий не видел меня за тонированным стеклом, но он точно знал, что я сижу на заднем сиденье вашего, Женя, «Фольксвагена» и смотрю на него. За одну секунду я прочитала в его зловещем немигающем взгляде, что он приехал в Тарасов, чтобы поквитаться со мной. Меня едва не парализовало от ужаса. Спасибо, Женя, что вы тогда оторвались от той «Лады».
— Я поняла, что вы в опасности, и надавила на педаль газа до упора.
— Григорий был слишком близок ко мне, и ожидать от него можно было всего, чего угодно. Мне хотелось спрятаться, отгородиться от всего мира, но рассудочность Антона вытеснила мой страх. Мне пришлось вернуться на работу, заняться своими привычными делами, и это отвлекло меня от мрачных мыслей. На следующий день мне даже стало казаться, что я себе снова все придумала, ведь у страха, как известно, глаза велики. По привычке я стала предпринимать все возможное для того, чтобы выглядеть на фотографиях неузнаваемо. Я так и попросила свою визажистку — сделайте мне такой макияж, чтобы я была не похожа сама на себя. Она здорово поработала с моим лицом, особенно с глазами, сделав их с помощью подводки и теней раскосыми, как у восточных женщин. Но все это были напрасные труды, потому что Григорий меня уже нашел. Я чувствовала его незримое присутствие в зале, и когда агент назвал свою цену за «Фигуристку», у меня даже не возникло сомнений — за ним стоит Григорий. Но вот зачем он это сделал, я не могла понять. Раньше он был богат, но при этом достаточно скуп, он всегда знал, за что платит. И даже я имела для него свою цену. Не понимаю, зачем все это? — Света переводила взгляд со статуэтки, которую держала в одной руке, на кукольную фату, которая была в другой руке. Ей все-таки удалось ее отлепить от точеной бронзовой головки фигуристки.