Гавр смотрел на мать и понимал, что она умирает, и ничто не в силах вернуть ее к жизни, и, возможно, этот приезд в Англию, на котором настоял Николай Евгеньевич, будет для нее последним, а для него это последняя возможность побыть с мамой, попрощаться с ней.

Вот так нерадостно Гавр Сарычев встретил этот девяносто пятый год. Хотя по всем другим делам его отец мог бы им гордиться. Взяв все дела отца в Европе под свой контроль, он уже начал приумножать его капитал — и это в столь короткий срок.

Через полторы недели, проводив маму и Николая Евгеньевича в аэропорт, Гавр в задумчивости смотрел на хмурое небо над головой, зная, что придет время, и он тоже вот так же сядет в самолет и вернется в Россию, чтобы забрать то, что принадлежит ему и отомстит тому, кто разрушил его семью.

"Очередной Новый год в очередном подмосковном доме отдыха", — Назар усмехнулся этой мысли.

За последние годы в его жизни ничего не меняется. Все повторяется. Вот только раньше ему нравилась такая жизнь: загулы, веселье, отрыв по полной, водка рекой, девчонки и он со своими братками, гуляющий так, что потом еще долго все вспоминали, как они чудили.

Да вот только уже второй год его все это не радовало, но он ехал со всеми на этот праздник и был в гуще веселья. То чувство, которое было внутри него в этот год, да как и в прошлый, он загасил большим количеством выпитого, отчего опять пришел в себя только третьего числа и то к вечеру. Его мутило от выпитого и от того, что он видел вокруг себя. От этих девок с потекшей тушью на лице и пошлыми улыбками, тошнило от себя, лежащего голым на заляпанных засохшими желтыми пятнами простынях с осознанием того, что это не то, что он хочет в своей жизни.

С усилием поднявшись, Назар выпроводил полуголых девиц из номера и побрел отмокать в ванне. На душе было мерзко и гадко, и еще обидно, что вроде он все делает для того, чтобы жить как хочет, но почему-то живет как нужно. Вот странный парадокс: и деньги он зарабатывает немалые, и власть у него. Только раньше он свободней был, а сейчас вообще в раба превратился. И вместо того, чтобы обрести свободу, он обрел кандалы и подчинился правилам. Но ведь он сам хотел этой власти, хотел стать авторитетом в их мире, пробившись сюда по трупам и не щадя никого. И вот результат — он должен соблюдать все правила блатного мира, иначе расправа будет в сто раз страшнее, чем если он провинится перед законом.

Неутешительные выводы, которые он сделал, окончательно ввергли его в странное состояние человека, попавшего в клетку, дверка которой захлопнулась.

Одеваясь, Назар думал об этом. Уже подходя к выходу из номера он остановился и задал себе откровенный вопрос:

"Что я хочу?". Как всегда в мозгу всплыли ответы — власти, денег, авторитета, уважения пацанов, легализации бизнеса и построения империи, приносящей деньги, свободу и независимость… И вот среди всего этого хаоса в его памяти возникла кухонька с занавесочками, и там, в старых трениках и майке не по размеру, "он". И то, как он ставил чайник на плиту, а потом бегал за банкой варенья. Как они пили чай и говорили обо всем, о том, о чем он мог говорить только с ним — с его Алешей…

Назар быстро вышел из номера, боясь собственных мыслей и воспоминаний…

В воздухе пахло весной. Март хоть и был холодным, но в нем чувствовалась весна, ее приближение, неумолимый приход. И это ощущение было во всем: в воздухе, в потускневшем снеге, в теплом ветерке и в людях, которые пережили эту зиму и ждали весны.

Они шли по улице, взявшись за руки, и молчали. Аня нежно сжимала Алешкину руку, он чувствовал ее пальчики, сжимающие его ладонь, и ему становилось от этого теплее, а в душе разливалось странное томление. После Нового года их отношения стали другими. Алеша это ощущал внутри себя, и это находило отклик в его душе. Этого с ним раньше никогда не было, такого чувства он никогда не испытывал и не понимал, что с ним происходит. Но когда Аня была рядом, ему становилось хорошо, в душе все расцветало и хотелось петь.

Он, как обычно, довел ее до подъезда, но сегодня Анна попросила проводить ее до дверей квартиры, а подойдя к двери, сказала, что родителей нет дома. Они зашли в квартиру и очень долго целовались в темной прихожей. Было удивительно хорошо и в то же время так странно.

Аня, оторвавшись от его губ, взяла его за руку и повела за собой. Они так и не включили свет, уличного освещения, проникающего в окна, было достаточно, чтобы видеть друг друга.

Они приблизились к окну, и опять их губы встретились в долгом и таком сладком поцелуе. Леша почувствовал в себе это незнакомое ему желание, желание прикосновения к другому телу, и он стал медленно раздевать Аню, снимая с нее мешающие ему предметы. Она тоже сняла с него свитер и футболку. Сейчас они стояли оголенные по пояс и, стесняясь смотреть друг на друга, прижимались в объятиях, и опять их губы соприкоснулись. Леше нравилось трогать ее кожу, чувствовать мягкость ее тела, ощущать ее плавные изгибы и ласкать пальцами шелк ее длинных волос. Он чувствовал ответные поцелуи на своих плечах, шее, и это было так прекрасно.

На миг замерев и наконец встретившись взглядами, они, уже не прерывая зрительного контакта и взявшись за руки, подошли к кровати. Там было больше теней, огни фонарей проникали сюда, но не так ярко. Это дало им мужества, и последние одежды упали к их ногам. Алеша сейчас хотел этого, он хотел ее. Он видел доверие в ее глазах, смотрящих на него, и ее желание большего. И опять их губы встретились, как бы давая поддержку друг другу. Потом он почувствовал шуршащий пакетик в своей руке, который Аня положила в его ладонь. Минута заминки, и опять их губы слились в поцелуе. И тогда он был точно уверен, что делает все правильно, и это то, чего они хотят сейчас — он и она.

Необычное чувство вхождения в другое тело. От осознания этого было страшно и в тоже время так упоительно хорошо. И опять их губы соприкоснулись, и тогда он знал, что все, что сейчас происходит, это правильно. Происходит так, как должно быть.

Его тело жило своей жизнью, а сам он был в странном состоянии невесомости и блаженной неги. Но потом все чувства стали обостряться и, слыша ее стоны, он чувствовал, что теряет нить, связующую его с реальностью…

Очнувшись от забытья, в котором был, Алеша, повернувшись на бок, посмотрел в ее глаза. Там было тепло и еще что-то такое, от чего его сердце забилось так тревожно и сладко.

Так они и лежали, смотря в глаза друг друга. Затем Аня встрепенулась.

— Мои родители скоро придут, — отводя глаза, приговорила она.

Леша стал быстро одеваться, путаясь в одежде и пытаясь скоординировать свои движения.

В темной прихожей они опять долго целовались, но потом он, помня о том, что должен уйти, оторвался от ее губ.

Уже идя в сторону электрички, он думал о произошедшем и понимал, что то, что произошло — это и есть то, что взрослые называют "заниматься любовью"…

Свое восемнадцатилетние Алеша встретил на соревнованиях в ЦСКА. Прыгали в манеже. Под него Малькович привез своего коня, и еще Петрович сказал, чтобы он прыгал на Вальхензее. Два коня на одни старты — это серьезная нагрузка, но Лешка был счастлив такой возможности. Малькович выделил ему личного коновода, так как теперь у него в работе было много лошадей, и самому чистить, седлать, а потом расседлывать их было уже нереально. На это уходило слишком много времени. Малькович тоже это понимал и решил, что лучше он будет платить коноводу за эту работу и тогда у спортсмена будет возможность за день потренировать больше коней под седлом. Этот коновод теперь ездил с ним на старты. Обычно коноводами были более юные девчушки, мечтающие стать спортсменами, а пока, не имея денег, подрабатывающие в такой должности. Алеша был рад, что у него есть коновод. Иначе он бы ничего не успел. В соревнованиях маршрута метр десять он прыгал на коне Мальковича. Потом был перерыв. Далее шел маршрут метр двадцать. Здесь он выступал на Вальхензее.