Он сделал вид, что не понимает ее ломаного таглиосского:

– Да, погодка и вправду славная. Не по сезону… Специалисты по сельскому хозяйству заверили меня, что в этом году мы соберем два урожая. Как полагаешь, ты справишься с уборкой двойного урожая риса?

Снова отхаркивание, плевок, а затем – длинная гневная тирада на нюень бао, щедро приправленная вычурными эпитетами, причем не все они взяты из ее родного языка. Больше всего на свете матушка Гота не любит, когда над ней смеются или ее игнорируют.

Кто-то забарабанил в дверь.

Сари где-то чем-то занималась, чтобы быть подальше от матушки, так что открывать пришлось мне. Из коридора шибануло запахом Одноглазого.

– Как делишки, Щенок? – спросил наш колдун, суя мне в руки вонючую, грязную, разлохмаченную кипу бумаг. – Старик у тебя?

– Какой же ты волшебник, если сам не знаешь ответ?

– Какой-какой… Ленивый!

Я отступил в сторону и взвесил на ладони кипу:

– Что за мусор?

– Те бумаги, что ты требовал. Мои Анналы.

С этими словами он неторопливо заковылял к Капитану.

А я глядел на принесенную им кучу хлама. Некоторые бумаги заплесневели, на других расплылись чернила. Одноглазый неряха, каких поискать. Я от души надеялся, что этот недомерок не задержится в моем жилище. А то еще натрясет блох да вшей… Он ведь ванну примет, только если, напившись, в канал свалится. А эта гнусная шляпа… Сожгу ее когда-нибудь.

Одноглазый и Капитан о чем-то шептались. Матушка Гота хотела подслушать, однако они перешли на язык, которого она не понимала. Втянув в себя бушель воздуха, матушка Гота обрушилась было с упреками, но…

Одноглазый умолк и воззрился на нее. Так состоялось их близкое знакомство.

Он ухмыльнулся.

Она его ничуть не обескуражила. Ему миновало двести лет. И мастерство словесной пикировки он в совершенстве постиг за несколько поколений до рождения матушки Готы. Он поднял вверх большие пальцы и шмыгнул ко мне, улыбаясь, словно мальчишка, случайно босой пяткой вывернувший из земли на конце радуги глиняный горшок.

– Щенок, – заговорил он по-таглиосски, – представь меня по всей форме! Какая женщина! Она великолепна! Воплощение всех достоинств! Само совершенство! Ну-ка, подойди и поцелуй меня, любимая!

Может, это оттого, что матушка Гота – единственная в Таглиосе женщина, не превосходящая его в росте?

В первый раз я видел, как моя теща лишилась дара речи.

Дядюшка Дой с Тай Дэем тоже, казалось, опешили.

Одноглазый крался вкруг комнаты следом за матушкой Готой, и та в конце концов выскочила за дверь.

– Совершенна! – каркнул Одноглазый. – Во всех отношениях. Женщина моей мечты… Ты готов, Капитан?

Чего он такого нализался?

– Ага. – Костоправ отодвинул чашку, которую едва пригубил. – Мурген, я бы хотел, чтобы и ты пошел с нами. Пора показать тебе несколько новых трюков.

Я, сам не зная отчего, покачал головой. Сари, избежавшая общения с матерью под предлогом необходимости быть со мной, обняла меня рукой и, ощутив мое нежелание идти, сжала плечо. Она подняла на меня роскошные миндалевидные глаза, без слов спрашивая, чем я встревожен.

– Не знаю…

Похоже, они намерены допросить краснорукого обманника. Не люблю я подобной работы.

И тут дядюшка Дой здорово удивил меня:

– Могу ли я сопровождать тебя, муж моей племянницы?

– З-зачем?

– Я хочу удовлетворить голод моего любопытства сведениями об обычаях твоего народа.

Он говорил со мной медленно, словно с идиотом. По его мнению, я обладал одним серьезным и неисправимым дефектом: не был рожден нюень бао.

Ладно, хоть Костяным Воином и Каменным Солдатом больше не обзывает…

Я так и не понял, что означают эти клички.

Я перевел его просьбу Старику. Тот и глазом не моргнул:

– Конечно, Мурген. Отчего бы нет… Только идемте, пока мы все тут не померли от старости.

Что за чертовщина? И это – Капитан, всегда считавший, что от нюень бао хорошего ждать не приходится?

Я покосился на кучу мусора, принесенную мне Одноглазым. Бумаги воняли плесенью. Позже попробую из них что-нибудь извлечь. Если это в принципе возможно. Одноглазый вполне мог написать их на языке, который успел забыть в течение последующих лет.

Анналы Одноглазого оказались полной чушью, как я и подозревал. Более того, вода, плесень, жучки и преступное небрежение сделали большую часть его воспоминаний нечитаемой. Хотя одна глава из недавних уцелела вся, за исключением страницы в середине – та просто-напросто отсутствовала. Вот тебе наглядный пример того, что Одноглазый считал адекватной хроникой.

Он переврал большинство названий пройденных нами мест. Я что смог привел в соответствие с нормой, прикидывая, где могло происходить описанное, и сверяясь с картами.

Осенью третьего года пребывания нашего в Таглиосе наш Капитан решил послать Хусавирский полк в Пребельбед, где Прабриндра Дра вел кампанию против шайки мелких тенеземских князьков. Я с несколькими товарищами по Отряду получил приказ следовать с ним, дабы послужить ядром нового полка. Изменник Нож также был в тех краях.

Полк проследовал через Ранджи и Годжу, Джайкур и Кантиль, затем миновал Бхакур, Данджиль и прочие недавно взятые нами города, пока, по истечении двух месяцев, мы не нагнали князя в Прайпурбеде. Здесь от полка отделилась половина для сопровождения военнопленных вкупе с трофеями назад, на север. Прочие направились на запад, к Ашарану, где и подверглись неожиданному нападению Ножа, из-за чего пришлось нам завалить ворота и сбросить со стены многих туземцев, так как те могли оказаться пособниками врага. Благодаря моему таланту нам удалось продержаться, невзирая на то что необученными войсками овладела паника.

В Ашаране мы обнаружили большие запасы вина, и это помогло нам скоротать долгие дни осады.

По прошествии нескольких недель люди Ножа начали разбегаться, не в силах более терпеть холод и голод, и тогда он решил отступить.

Зима выдалась студеная. Мы провели ее в великих страданиях, вынужденные зачастую угрожать туземцам, дабы нас снабжали достаточным количеством провизии и топлива. Князь вел нас вперед и вперед, стараясь избегать тяжелых боев по причине неопытности личного состава полка.

В Мельдермае я и еще трое, выпив вина, опоздали к выступлению полка. Почти сто миль пришлось нам странствовать, рассчитывая лишь на самих себя и ежечасно рискуя быть схваченными. Однажды мы, после ночлега в доме местного аристократа, взяли из его конюшни четырех лошадей и в придачу толику бренди. Аристократ сей обратился с челобитной к князю, и лошадей пришлось вернуть.

Неделю мы провели в Форнгоу, а затем князь приказал нам отправляться на юг, к Верхнему Нангелю, где нам предписывалось присоединиться к четвертому кавалерийскому полку, оттеснявшему шайку Ножа в каньон Рудераль. Однако, прибыв на место, мы обнаружили там всего лишь дряхлых старух и полное отсутствие всякой еды, за исключением гнилой капусты, причем большую часть ее крестьяне зарыли в землю, перед тем как сбежали.

Тогда мы отправились в Силур по Балихорской дороге и там, в лесу, набрели на таверну, устроенную совершенно по северному образцу, где некая враждебная ведьма, пользуясь тем, что мы были не совсем трезвы, пыталась науськать на нас ядовитых жаб.

На следующий день мы были вынуждены пройти пешком несколько миль по болотам, подтаявшему снегу и холодной раскисшей земле в низине, где из земли бьет горячий ключ, предохраняющий все вокруг от замерзания. Затем мы вышли к крепости Трасиль, где полк, собранный из бывших тенеземских солдат, осаждал своих трасилийских собратьев. Осада началась давно, поэтому нам было трудно добывать в окрестностях провиант, даже за плату.

Там я три дня проработал в полевом лазарете. Из-за ударивших холодов пришлось лечить множество обмороженных. Холод убивал даже больше солдат, чем противник.

От Трасиля мы с личной гвардией князя отправились к Мелопилю и осадили крепость местного царька, возвышавшуюся на острове посреди озера. По причине страшного мороза лед оказался толст, и всякий раз, когда мы пытались наступать, пущенные противником снаряды мчались к нам, скача по оному.