На самом же деле агенту до зарезу нужен был доктор, так как портовые власти не выпускали из гавани пароход без судового врача, а из европейцев никто не хотел поступать на японскую службу.

— Значит, вас удерживает от принятия моего предложения только долг в гостинице? — осведомился Сузуки.

— Да, — отвечал Браун.

— В таком случае, я заплачу ваши счета, — сказал японец.

Браун согласился, хотя ему, как истинному американцу, не по душе было поступать на службу к японцам.

На своем пути в Японию «Никко-Мару» попала в тот самый тайфун, которым была захвачена и «Заря», но опытному японскому капитану удалось благополучно из него выбраться.

Когда на следующее утро буря начала стихать, с «Никко-Мару» заметили тонущий норвежский пароход со сломанными мачтами и согнутой трубой.

«Это, вероятно, и есть то судно, которое ночью по беспроволочному телеграфу просило о помощи», — подумал капитан.

Он остановил свой пароход и приказал спустить две шлюпки на помощь пассажирам погибающего судна. «Никко-Мару» настолько близко подошла к «Заре», что теперь простым глазом можно было разглядеть находившихся на ее деке людей. «Заря» сильно осела носовой частью и накренилась на левый борт. Ни одной шлюпки не было видно на потерпевшем аварию пароходе. Целая груда обломков валялась на палубе, а две сломанные мачты походили на стволы расщепленных ударом молнии деревьев.

Вскоре одна из посланных шлюпок вернулась обратно, привезя только доктора Томсена. Выслушав рассказ норвежского врача о трагической гибели Стефансена и части экипажа «Зари», капитан Иоширо выразил полную готовность принять на борт «Никко-Мару» уцелевших членов ее экипажа и коллекции.

— Моя команда к вашим услугам, доктор, — сказал он. — Перебирайтесь сюда, не теряя ни минуты.

Нэлли была очень слаба. Когда доктор Томсен вернулся на «Зарю» и объявил о решении капитана Иоширо, она безучастно встретила эту новость.

Тяжелая морская болезнь, общее сотрясение при падении на нее баркаса, ушибы, небольшая рана на голове, а главное, известие о гибели Розы и других близких ей людей так сильно подействовали на девочку, что она впала в состояние полного безразличия. С утратой чернокожего друга ей казалось, что теперь для нее ничего не осталось светлого в жизни. С полными слез глазами она допрашивала Окалани о том, как это все случилось.

— Я и сам не знаю, — ответил тот. — Я помню только, что, когда мы втроем подходили к спуску в кают-компанию, вдруг налетел этот страшный вал. Меня подняла вверх, и затем я с страшной силой ударился о палубу. Когда я очнулся и пополз к спуску в нижний дек, то я был уверен, что Роза и Кеуа уже внизу с вами…

Отчаяние Петра при известии о гибели друзей длилось недолго. Серьезность положения и долг быть полезным в такой критический момент вернули ему спокойствие и бодрость. В течение всей следующей ночи он работал с Вудом и Ран сеном, подводя заплату в образовавшуюся в корпусе «Зари» щель. Впервые ему пришлось познакомиться с этой работой. Заплата состояла из нескольких слоев промасленной парусины. К ее нижнему краю был привешен балласт. Спускалась заплата по борту парохода против того места, где была обнаружена пробоина, через которую вода заливала пароход. Естественно, что когда заплата покрывала щель, через которую вода врывалась внутрь судна, то напором воды ее прижимало к щели, благодаря чему она и закупоривалась. Это была тяжелая работа; погода опять засвежела, и налетавшие волны угрожали морякам ежеминутно гибелью. Но Петр об этом и не думал. Глядя на товарищей, он делал свое дело.

К несчастью, вскоре была найдена новая пробоина, которую уже нечем было заделывать. Дик поспевал всюду. Он наблюдал за исправлением повреждений «Зари» и управлял ею при помощи винтов. Второй винт оказался лишь поврежденным, и хоть плохо, но действовал. Чтобы повернуть пароход вправо, он отдавал распоряжение пускать в ход левый винт, а чтобы влево — работать правым винтом. Самым большим затруднением для него являлось то, что он не мог ориентироваться, т.-е. определить местонахождение парохода. Для этого нужно было знать долготу и широту места, что без хронометров и секстана, прибора, показывающего высоту солнца над горизонтом, установить не было возможности. Компас и все инструменты были снесены в море вместе с капитанским мостиком.

Но вот небо совершенно прояснилось. Теперь Дик уже мог ориентироваться по звездам.

Ночь прошла без тревог. Однако, все усиливающийся крен «Зари» сильно беспокоил Дика. Предвидя неминуемую катастрофу, он занялся починкой баркаса и приведением в порядок сильно поломанной моторной лодки Кеуа.

Вдруг на горизонте был замечен большой пароход. Все сразу ободрились. Надежда на спасение заставила измученных людей на время позабыть о гибели близких им существ и о перенесенных страданиях. Все с жадностью устремили свои взгляды на пароход, махали ему шапками, флагами, а Вуд сделал несколько выстрелов из ружья.

— Он идет сюда! — крикнул Рансен.

— Спускает шлюпки! — закричал с кормы Петр.

Наконец на борту «Зари» появились улыбающиеся японские матросы.

Было решено, что доктор Томсен поедет один для переговоров с капитаном. Так как «Заря», по мнению Дика и матросов, могла продержаться еще несколько часов, то нужно было принять все меры, чтобы спасти ценные коллекции.

— Вы и Нэлли поедете со мной, — сказал доктор Петру.

— Нет, я перееду на японский пароход вместе со всеми товарищами, — твердо отвечал юноша.

Во время пребывания Томсена на «Никко-Мару» Петр вытащил из каюты свой аппарат и ящик со снятыми фильмами. Все это уцелело.

Вместе с Вудом он выволок также ящик со своей коллекцией и чемодан с вещами Нелли. Остальной багаж не было возможности достать, так как трюм уже залило водой.

К большому огорчению Томсена, как аквариум, так и половина банок со спиртом, в которых хранились ценные экземпляры морских животных, оказались разбитыми. Четыре часа длилась перевозка коллекций с «Зари» на японский пароход, и вот наконец все уцелевшие члены ее экипажа были перевезены на «Никко-Мару».

— Нам предстоит карантин. У японцев на этот счет очень строго, — сказал Дик.

Прибывших поместили в просторном лазаретном отделении. Оно находилось в нижней палубе носовой части парохода. Здесь все было выкрашено белой баковой краской и поражало своей чистотой. Две сестры милосердия в белых платьях и высоких накрахмаленных шапочках, напоминающих поварские колпаки, встретили прибывших.

По японскому обычаю, им сейчас же было предложено вымыться в ванне. Когда все снова собрались вымытые и одетые в лазаретные кимоно, слуга-японец принес чай и белый хлеб с маслом.

— Сейчас придет доктор и произведет вам медицинский осмотр. Таков уж у нас порядок. Мы очень боимся заразных болезней, — заявила сестра.

Не успела она проговорить эту фразу, как в лазарет вошел высокий брюнет в синем морском пиджаке, белых брюках и в фуражке с чехлом. За ним утиной походкой ковыляла маленькая сестра милосердия.

Нэлли и Петр так и впились глазами в вошедшего.

Они сразу узнали в нем доктора Брауна. Он сильно изменился с тех пор, как юные путешественники в последний раз видели его в Гонолулу. От чрезмерного употребления виски лицо его обрюзгло, покраснело, а нос принял слегка сизоватый оттенок. Глаза доктора уже не сверкали, как прежде, а казались оловянными, безжизненными.

Ленивым взглядом он окинул прибывших и спросил:

— Который из вас доктор?

— Я, коллега, — выступая вперед, ответил доктор Томсен.

— Очень рад, — сказал Браун, пожимая норвежцу руку. — Я думаю, что медицинский осмотр будет излишним, раз вы здесь налицо.

— Как вам будет угодно, коллега, — отвечал Томсен. — У нас на «Заре» не было ни одного случая заразного заболевания. Мы все совершенно здоровы и лишь очень утомлены. Впрочем, имеются ушибленные во время тайфуна.

— Ну, и прекрасно, — заметил Браун.

С этими словами он взял из рук сестры список спасенных, сделал на нем пометку, попрощался с Томсеном и вышел, не взглянув даже на остальных путешественников.