«Черт!» – нежная телятина застряла у меня в горле, словно кусок кирпича.

– Значит, ты меня видел?

– Тебя было достаточно трудно не заметить.

Ну как же теперь мне тяжело с ним разговаривать! Совсем не знаю, что на это ответить! И отвечать ли вообще? Какой-то абсолютно неловкий вечер.… С каждым разом я всё больше и больше чувствую себя дурочкой. Наивной, до безумия, влюблённой дурочкой. Словно мне и не двадцать семь, всего лишь семнадцать,… а Он… словно Он – моя самая первая любовь. Такая невинная и, в тоже время, до невообразимого, грешная.… И запретная, и порочная, и, всё равно, самая сладкая из всех…

– Страны?

– Что?

– Ну… – насмешливо наклонил голову, искренне забавляясь моей реакцией. – Ни про музыку, ни про фильмы ты говорить не хочешь. Может, есть какие-нибудь предпочтения по странам?

– Япония, – выпалила, словно девчонка, что тычет в витрину магазина, выпрашивая себе игрушку. – Обожаю Японию. И очень, очень хочу там побывать.

– Побывать? Неужели ты там ещё ни разу не была?

– Пока нет, – пожала плечами, подставляя бокал под шампанское.

– И почему же Питер до сих пор тебя туда и не свозил?

– Он занят, а одной не хочется. Я ведь не такой полиглот, как он, и не знаю никаких других языков. Но если выпадет шанс, то обязательно туда слетаю.

– Хочешь полюбоваться сакурой?

– Ни за что, – усмехнулась, кажется, удивив его своим ответом. – Лететь в Японию, чтобы полюбоваться сакурой, всё равно, что идти на концерт симфонического оркестра для того, чтобы посмотреть на музыкантов.

– Необычное заявление. Так для чего же тогда?

– На клёны и фестиваль.

– Ноябрь, значит.

– А ты откуда знаешь?

– Пришлось побывать.

– Счастливчик. Завидую.

– Не стоит. Думаю, Питер ещё не раз успеет тебя туда свозить.

А вот сейчас было обидно.… Даже и не знаю, почему, но тот маленький нюанс, что Дэвид даже и не думает что-либо продолжать, очень расстроил. Притом, куда сильнее должного.

– Что-то не так? – ну просто как хищник, высматривающий добычу, практически не сводил с меня своих голубых глаз, словно ничто другое, его даже и не интересовало.

– Ну что ты, всё замечательно.

– Расстроилась из-за того, что я вспомнил о муже?

Этот вопрос заставил напрячься. Неужели он понял, что именно меня зацепило? «Плохо, Клер, очень плохо!» – не хватало ещё, чтобы до Дэвида дошло, что он мне куда больше, чем «просто нравится». Одно дело знать, что женщина хочет с тобой переспать, но совсем другое – что она хочет тебе принадлежать…

– Не переживай, он ничего о нас не узнает. Я не отношусь к тому типу мужчин, которые выносят свою личную жизнь напоказ, хвастаясь женщинами, словно трофеями.

– Спасибо. А как на счёт тебя, почему ты до сих пор не женился? – на этот раз уже мой вопрос застал его врасплох, что очень меня порадовало.

– А кто сказал, что я не женат? – удивлённо свёл брови, вытирая губы салфеткой.

– Но,… но я.… И кольца…

– Шучу, – снова засмеялся, словно мальчишка.

«Туше!» – как не посмотри, а такого, как он, мне явно не обыграть:

– Тебе это нравится, верно?

– Ты очень милая, Клер. Очень, – впервые за столько времени прикоснулся ко мне, положив свою руку поверх моей. Не знаю, то ли специально, толи нет, но стоило его большому пальцу погладить мою ладонь, как огненные языки пламени вмиг охватили всё моё тело, заставляя запылать неистовым огнём желания…

Так вот значит, о чём он говорил.… Неужели, рядом со мной он тоже испытывает нечто подобное?

– Потанцуем?

Это не было вопросом. Дэвид встал и повёл меня за собой прямо к музыкантам. Казалось, что я абсолютно не слышала музыки.… Её мне полностью заменило его глубокое дыхание, и ритмичное сердцебиение.… Что не говори, а Дэвид не позволял себе ничего вульгарного. Одной рукой придерживая меня под лопатками, а другой, держа за руку, он танцевал со мной всё так же, как и остальные пары возле нас. Думаю, со стороны это смотрелось невинно, а вот какого это было между нами…

Проклятье! Но как же сильно в этот момент я была пьяна.… Нет. Я была пьяна совсем не от шампанского. Впервые в жизни я была пьяна мужчиной.… Его ароматом,… его прикосновениями… его словами… Дэвид прикасался к моему виску губами, и этот хрупкий невинный жест значил для меня куда больше, нежили миллионы признаний в любви…

Ну как же сладко.… Как волшебно мне было рядом с ним.… Сама не понимая, что делаю, я вскинула голову, впиваясь в него помутневшими от страсти глазами. Остановившись, отвечая, на мой взгляд, Дэвид просто стоял и смотрел…

– Вечер окончен, Клер, – сжав мою руку, он слегка отстранился, ведя меня, прочь из зала.

Словно в тумане я видела, как с привычным звоном перед нами закрываются двери лифта, а он, ничего не говоря, всё крепче и крепче сжимает мою ледяную руку.… Экран показал 10 и мы вышли. Следуя за ним,…  не видя ничего, кроме его затылка, я пришла в себя когда распахнутая дверь обнажила передо мной огромную кровать…

Лондон, 1820 год.

– Рассказывай, – взглянула на Адлэя, когда тот прошёл в мою комнату.

– Что, мисс?

– Хочешь, чтобы я спасла твоего господина? Тогда хватит отмалчиваться. Расскажи мне о нём, я хочу знать всё.

– Мисс…

– Уже поздно отступать!

– Хорошо, но прежде позвольте мне позаботиться о вас.

Сняв халат, я спустила сорочку, позволяя тому снять бинты.

– Что там?

– Уже лучше, мисс. Думаю, что через пару дней всё, как следует, затянется, – достав мазь, он начал неторопливо покрывать ею порезы.

– Я слушаю.

Не знаю, почему, но случившееся ожесточило меня. С каждым часом я всё отчетливей ощущала, как внутри зарождается нечто твёрдое и холодное. И хорошо, что Виктор не появлялся вот уже в течение нескольких дней. Иначе я бы наверняка не выдержала и закатила ему настоящую истерику.

– Наш господин – убийца, мисс. Самый настоящий жестокий и безжалостный Убийца. Но… всё же он ещё и человек. И сейчас он изо всех сил старается сдержать себя от того, чтобы снова не сорваться и не выйти на охоту.

– И как долго ты уже об этом знаешь?

– Думаю, что я стал одним из первых, кто узнал о его сущности. Сначала это были животные. Ему было семнадцать, когда тот начал охотиться. Очень часто охотился. А потом случилось то самое. Его первое убийство.

– Ты видел это?

– Да, – покончив с мазью, старик начал накладывать свежие бинты. – Это вышло случайно, но…

– Что «Но»?

– Но я был рад, когда это случилось.

– Рад? – а вот теперь меня напугал сам Адлэй.

– Первым кто умер от его руки, стал его отец. Руперт Олдридж.

– Он убил собственного отца? – практически подпрыгнула, отодвигаясь от старика.

– Да. Я не должен был тогда работать. Не должен был возвращаться в их имение, но судьба распорядилась иначе. Руперт всегда любил, как следует, выпить. Выпить и распустить руки. Он всегда бил их с матерью, а когда Мария отправила Виктора в академию, то ей одной пришлось сносить все его побои в одиночку, – несмотря на то, что говорил тот достаточно сухо, а я всё равно отчётливо видела в его глазах ели уловимую тень боли. – Мария всегда терпела все, что выпадало на её участь. И побои, и грубость, и унижения. В тот вечер Руперт так сильно её толкнул, что разбил голову. Тогда меня не было рядом, я не сумел ей помочь, не успел заступиться. Всё что я тогда мог, лишь вызвать для неё врача и смотреть на то, как она умирает. Когда Виктор вернулся из академии, Марии оставалось не так уж и долго. Я до сих пор помню её лицо. Помню, какими глазами она смотрела на нас. Как улыбалась, прощаясь с Виктором. Думаю, что если бы в тот момент не сорвался он, то наверняка бы это сделала я. Как же долго Виктор бил мистера Руперта. Как долго не мог оставить его разбитую, залитую кровью физиономию. А я всё смотрел и смотрел на то, как из-под его обезображенной головы вытекает кровь. Как она растекается по деревянному паркету, пропитывая ковёр. Смотрел и совершенно не жалел о том что это произошло. А когда всё наконец-то закончилось, я помог ему избавиться от тела. Смерть матери стала началом для истории уже совсем другого Виктора. Она пробудила в нём чудовище, что не даёт ему покоя. Не оставляет его в одиночестве. Оно всегда рядом… Оно следует за ним по пятам, ни на минуту не оставляя наедине с самим собой. И его уже невозможно загнать обратно в клетку. Сколько бы он не пытался, сколько бы ни сдерживал свои порывы, а они всё равно возвращают его к одному единственному – жажде крови. И сейчас, чтобы вы о нём не думали, но мой господин хороший человек, мисс. На самом деле хороший, но есть то, что не позволяет ему быть хорошим всегда.