– Опять какой-то задрот в маске спрятался в соседней кабинке, пока я мылась. Слышу, кто-то кряхтит и копошится. Выхожу, а он пулей вон из душевой. Да не смотрите так! Делайте же что-нибудь в конце концов! Я не могу так больше! – Изабелла, прикрывая дородное, маргариново-шоколадное тело халатом, в функциональной адекватности которого сомневалось всё общежитие, и с мокрым полотенцем на голове истерично отчитывала охранника Сиода. Знала бы она, что он сам уже давно не может так больше! Всю сознательную жизнь Сиода проработал регулировщиком на строительстве дорог и сопутствующих ремонтных работах. С помощью мигающей палки он управлял потоками людей и машин. Все, что он умел делать, – это приносить извинения за неудобства и показывать обходную дорогу. На девятом десятке жизнь подвела его к порогу общежития, где он начал подрабатывать охранником. Нельзя сказать, что работа была сложная, вовсе нет. Сиода с напарником проверял, закрыты ли на ночь наружные двери и окна в коридорах, обходил территорию парка вокруг общежития, а на выходных в отсутствии администрации сдавал жильцам в аренду утюги и велосипеды. Обязанности были элементарны, но все равно каждый день на новой работе он приравнивал к выходу в открытый космос. Если на обходных дорогах и у строек риск усомниться в его профессиональных навыках был сведён к нулю, то в общежитии он постоянно ощущал себя подопытным кроликом с подведенным к мозгу электрическим разрядом. Всякий раз ещё перед тем, как вступить в контакт с кем-нибудь из постояльцев, он уже конвульсивно трепетал. Большинство не говорило по-японски вообще, а те, кто говорил, в категоричной форме требовали от него каких-то действий сверх обязанностей. Он стал шарахаться от этих людей как от диких зверей, когда на одной из вечеринок мексиканцы дали ему понюхать бутылку со смердящей жидкостью, в которой утонула змея, а русские под видом обязательного “родникового чая”, подающегося к бутерброду с черной икрой, насильно влили внутрь медицинский спирт. Напарник еле успел его спасти, вовремя вызвав неотложку. Врач скорой с суетливо-разочарованным видом сообщил, что старику несказанно повезло, ведь в крови обычного японца фермент, растворяющий алкоголь, практически отсутствует, и если бы не своевременная медицинская помощь, неизвестно, сколько бы времени потребовалось, чтобы вывести весь алкоголь из тела. Да и вообще, поразительно, уже совсем безразлично заключил доктор, как такая доза чистейшего спирта заживо не сожгла его изнутри. Но тяжелее физических страданий оказалась травма душевная. Сиода утратил еще остававшееся после стольких лет активной деятельности, жизнелюбие, а главное, – веру в человечество. Теперь он старался избегать всяческого общения, а если это по каким-то причинам не удавалось, то в упоении собственным унижением извинялся заранее за все и за всех сразу. Так он поступил и в этот раз.

– Извините, пожалуйста, но сегодня выходной, и в офисе никого из администрации нет. Простите великодушно. Я обязательно передам вашу жалобу, – Сиода после каждого предложения с чувством кланялся, а рука автоматически показывала в сторону, как бы предлагая объехать его. Причем предложенное направление проходило строго через туалетную комнату.

– Теперь-то само собой, что передадите. Но почему сейчас ничего нельзя сделать? Например, вызвать полицию, позвонить домой вашим ответственным людям? – настаивала Изабелла, воинственно выставив вперед без того выдающуюся из халата грудь и игнорируя хаотичные движения охранника руками.

– Извините, но нам не положено звонить домой. А полицию мы можем вызвать только в самом экстренном случае. Простите, – Сиода поклонился еще трижды, достал из кармана памятку-инструкцию и сверился с ней, – Да, только в экстренных случаях. Здесь так и написано. Извините.

– А это что же, по-вашему, – не экстренный случай? – взревела негритянка, – Общежитие находится в непрекращающейся осаде, организованной группой тихих извращенцев, и это будничная ситуация?

– Но ведь вы сами говорите, что они безобидные, – попробовал было защищаться Сиода, но понял, что совершил ошибку.

– Да вы понимаете, что говорите? – охраннику показалось, что грудь негритянки живет отдельной от владелицы жизнью – уж больно непривычными казались амплитуда и высота волнообразных колебаний этой структуры. Земля стала уходить из-под его ног, когда к устрашающему зрелищу подключились нарастающие вибрации растянувшихся на необъятную ширину ошеломительных бёдер африканки. Нет, еще одной травмы ему было не пережить! Сиода испуганно попятился назад и запер за собой дверь офиса на замок. Почувствовав себя в безопасности, уже через окно он предложил: – Извините, я могу вызвать только президента ассоциации студентов общежития. Если он соизволит спуститься, конечно. Простите, – Сиода уже кланялся с телефонной трубкой в руках.

– Да делайте же что-нибудь! – Изабелла нервно расхаживала по коридору, когда увидела Тейма с Крисом.

– Это ужасно! – Изабелла со всей мощью бросилась с места в карьер. Крис предусмотрительно затормозил в отдалении от надвигающегося удара.

– Неужели опять невидимые поклонники застали тебя врасплох во время омовения божественного тела? – улыбаясь хитрыми глазами, раскрыл объятия Тейм.

– Смейся, смейся. Тебе смешно. Хотела бы я поглядеть на тебя, когда какая-то маньячка подглядывала бы за тобой, – Изабелла и Тейм, стукнувшись животами, расцеловались.

– Боже мой, и что они нашли в ней? – тихо, но так, чтобы быть услышанным, прокомментировал Крис.

– То, чего у тебя нет! – Изабелла прожгла взглядом Криса. – Я одного не понимаю, почему геи в этой стране живут, как у Христа за пазухой? У них какой-то мандат неприкосновенности?

– В этой стране ты не всегда сможешь точно определить пол твоего партнера. А в тебе ярко выраженное женское начало. Настолько яркое, что с одной стороны, они не могут пройти мимо, а с другой, – могут наблюдать за тобой только издалека, благоговея как перед африканской богиней, – Тейм от души рассмеялся и убрал нависший над ним конец капающего полотенца.

– Да, не родился еще такой японец, который к тебе так запросто подойдет и предложит что-нибудь. Ты вообще для них инопланетянка со всеми своими вот такими началами. Я не удивлюсь, если они думают, что твое главное начало у тебя не вдоль, а поперек. Вот и присматриваются, – пламенно жестикулируя, Крис перевел взгляд с Изабеллы на входящего в здание Альберто и возбужденно побежал к нему навстречу.

Оба маленького роста Крис и Альберто выглядели абсолютными противоположностями. Крис – темнокожий уроженец Фиджи с мягкими чертами лица, короткими черными волосами, в повседневной жизни предпочитал одеваться в классические цвета. Черные обтягивающие шелковые брюки, такого же цвета шелковая рубашка с рюшами, поверх короткое ослепительно снежное кашемировое пальто, на голове белая кепи, а на ногах черно-белые сникерсы. Альберто был одет в синего цвета с напылением спортивную куртку, ярко-оранжевые джинсы с леопардовым ремнем и золотистые дутыши. Глубоко посаженные зеленые глаза, нос с горбинкой и обесцвеченные стоячие волосы португальца окончательно формировали образ вертлявого попугайчика. Их поцелуй и объятия длились дольше обычного. Альберто изумленно посмотрел на друга: – Никак кто-то тебя обидел?

– Она! – взвизгнул Крис и показал на Изабеллу. – Её никто не трахает. Даже добрые японские извращенцы подглядывают за ней только издалека. Вот она и обвиняет в этом всех, кроме себя.

– Заткнись, маленькая гадюка. Ну что там? – уже обратившись к затихшему охраннику взревела Изабелла. – Что-нибудь произойдет?

– Президент сказал, что он спускается, – с очередным поклоном произнес Сиода, закрыл окно и задернул занавеску. Судя по странным колебаниям занавески, и за ней он не прекращал кланяться.

– Изабелла, оставь ты бедного дедушку в покое, он ничего не сможет самостоятельно сделать. Вот спустится Дима и считай, твои проблемы решены. Удивляюсь, как ты раньше к нему не обратилась, – Тейм приобнял Изабеллу еще раз.