Ну, как тут было не обломать?

— Куда ж ты, болезный, денешься с подводного ракетоносца? Заика — это моя вторая фамилия. А твое сермяжное дело кормить меня с ложечки, горшок выносить и переворачивать с боку на бок, чтобы пролежней не было.

— Брешешь! — выпалил Сашка, круглея глазами, — такого не может быть, ведь гроб запаяют!

— Спорим на ящик?

— Ну, ты, блин, даешь! Я, конечно, наслышан, что ты не от мира сего и мастак на разные фокусы. Но, честно признаться, сейчас нахожусь под очень большим скепсисом. А в принципе, почему бы и нет? Гудини такое умел, а тебе почему бы, нельзя?

Только нормальные люди в такое никогда не поверят. Да и братве как это все объяснить? Для чего покупается гроб, если не помер никто? Ты любого спроси и каждый ответит: «чтобы под видом покойника что-нибудь «левое» стрелевать: или оружие, или наркотики, или еще что-нибудь!».

— Ты попробуй связать эту покупку со срочным отъездом полковника Векшина, — посоветовал я, — смутное время, государственные дела… да вот, кстати, и он!

Отец приехал не с пустыми руками — привез для Сашки Мордана личную индульгенцию за подписью начальника УВД. Это последнее, что он успел сделать перед отъездом.

Я провожал его до машины.

— Знаешь, Антон, — сказал он, остановившись, — если б не дед Степан, я б никогда не позволил тебе пойти на такой риск.

— И ты начинаешь верить в разную чертовщину?

Вместо ответа, отец процитировал:

«Не трогайте далёкой старины,

Нам не сломить её семи печатей,

А то, что духом времени зовут,

Есть дух профессоров и их понятий».

— За точность не ручаюсь, — подумав, добавил он, — но смысл цитаты передан верно. Чем дальше в глубины веков — тем больше необъяснимого. Я это к тому говорю, что интересное дельце в нашем архиве хранится. Ты что-нибудь слышал о Мохенджо-Даро?

— Естественно, слышал. Это, так называемый «холм мертвых» в долине Инда. Его когда-то давно раскопали колонизаторы англичане. Искали золото, а наткнулись на город возрастом две с половиной тысячи лет до нашей эры.

— Все ясно, — улыбнулся отец, — слышал, да не совсем то. Англичане ошиблись, где-то на тысячелетия полтора.

Я присвистнул.

— Представляешь, Антон? — задолго до возведения египетских пирамид, задолго до всего, что мы называем историей человечества, в нынешней Индии жили простые люди: воины, землепашцы, ремесленники и жрецы, умевшие читать и писать, пахать землю и разводить скот. И нет никаких промежуточных звеньев между эпохами камня и бронзы и этим феноменом. Цивилизация приходит извне, неизвестно откуда, с уже сложившейся, уникальной, неповторимой культурой. А потом исчезает, также неизвестно куда.

— Конторе известно все! — грустно пошутил я. — Даже прошлое под колпаком.

— Я забыл уточнить, что эти бумаги хранились в нашем архиве под грифом «совершенно секретно», и к делу приложены результаты спектральных анализов. Месяца три назад его затребовал Горбачев на предмет гласности, а мне поручили кое-что уточнить. Отсюда и новые сведения.

— Неужели это так важно? — подумалось мне.

— Ты можешь не перебивать? — возмутился отец, — если говорю, значит важно. Так вот, в тридцатых годах там работала советская экспедиция во главе с академиком Пиотровским. Не с тем, что сейчас работает директором Эрмитажа, а с его отцом. Согласно отчету, ученые там увидели город с длинными и широкими улицами. Дома, как солдаты в строю, стоят в ровную линию. Улицы также пересекаются под геометрически точными, прямыми углами. Что интересно, на всех перекрестках углы зданий плавно закруглены. Наверное, для того, чтобы груженый воз легче проходил поворот. Вдоль дорог протянуты трубы для стока грязной воды. Дома кирпичные, из обожженной глины. Многие из них в два этажа. Судя по тому, что там осталось, крыши делались покатыми, плоскими. В ванных комнатах пол тоже покат в сторону отверстий для водослива, ведущих в канализационные трубы. Еще во время раскопок, найдено много детских игрушек, в том числе, механических. Многие их них до сих пор действуют. Например, фигурка быка: дернешь за ниточку — у него качается голова. Неужели не интересно?

— Интересно другое. Причем здесь контора?

— Письменность, — тихо сказал отец, — славянская письменность.

— ???

— В отчете упоминается, что в городе мертвых было найдено много пластинок-печатей из стеатита и обожженной глины.

Некоторые из них были приложены в качестве… ну, скажем, вещдоков. Даже на мой непросвещенный взгляд, многие из них подлинные шедевры: фигурки людей и зверей, бытовые сцены. Но главное — это надписи, состоящие из из резов и черт, короткие, похожие на орнамент. Мы их пропускали через главный компьютер. Представляешь? — сканируется кусок глины, а на выходе родные слова: «То вора роче цька де върат». Ученый эксперт, психованный такой мужичок, рядышком стоял, пояснял. Это, мол, амулет, заговоренный от разного рода татей. И надпись на нем что-то вроде рекламы: «То от вора лучше, чем засов на воротах». Я у него потом эту пластинку на бумажку с печатью выменял: человек, де, находится в здравом уме и рассудке. В его сумасшедшей теории есть что-то рациональное. А знаешь, почему я так написал? Да потому, что на одной из пластин ученый дословно прочел: «Дети воспримут грехи и слабости наши. Щадя их, держи в отдалении». Тебе это что-то напоминает?

— Так говорил дед!

— Вот именно! Твой дед повторял то, что сказано за шесть с половиной тысяч лет до него.

— Кстати, насчет игрушек... он мне такие же мастерил. На покупные в нашей семье средств никогда не хватало.

— Все еще сомневаешься? — отец засмеялся и обнял меня за плечи. — Ладно, достану последний козырь. Была там одна ма-аленькая пластинка из стеатита, а на ней дословно начертано: «Рысиче йа а че сиры». Переводить не нужно?

— Рысич я, и потому сир.

— Как мы вот, сейчас. Видно судьба такая у русского племени: раскрывать глаза народам и государствам. Пусть видят и понимают, с какой стороны к нам ловчей подойти, чтобы покрепче ударить дубиной. Тот сумасшедший ученый еще говорил, что Мохенджо-Даро — не единичный случай. Это своего рода, исторический алгоритм. Цивилизация возникает, существует пару тысячелетий, переживает бурный период расцвета — и столь же таинственно исчезает. Так было с древней Этрурией, взлелеявшей Рим, с государством хаттов, культуру которого наследовали многие народы Евразии. Так было от Средиземного моря до Гималайских гор...

Я не стал уточнять, сколько еще антинаучных сенсаций пылятся в архивах конторы. Наверное, много. Все, что не дружит с теорией эволюции человека, научным марксизмом, воинствующим атеизмом. Буржуазных светил от наук это дело тоже устраивает: пусть русские знают только то, что им велено знать.

Нетерпеливо сигналил автомобиль. Мы обнялись. Потом отец отстранился и тяжело зашагал по крутой, каменистой тропе. Мне вдруг показалось, что больше его я никогда не увижу.

— Ну, и как он, твой амулет, заговор от воров, действует, или нет? В деле не проверял? — спросил я, только лишь для того, чтобы он еще раз обернулся.

— А как ты его проверишь, если никто у тебя ничего не крадет? — засмеялся отец.

Бумага за подписью начальника ОВД надежней цепного пса и отцовского амулета. Я ощутил это на себе, поскольку остался совсем один в этом опостылевшем доме. Сашкина гоп-компания перебралась на новую хату. Что касается тех, кто в теме, то Контур уехал в санэпидстанцию, Угор на кладбище, а сам «предводитель дворянства» убыл неизвестно куда: снять кассу, и чего-то там проконтролировать. От стойкого запаха яблок уже начинало тошнить. Я вышел во двор, присел на завалинку покурить. Мелкий надоедливый дождик брал меня на измор. Последнее время в природе все чаще случаются приступы осени. Это к первому снегу.

Значит, пора на юг.

Я перебрался в сарай, обнял свой некрашеный гроб и задумался. Ближайшие перспективы не радовали. Сегодня же вечером меня запечатают в цинковый ящик. Тело погрузится в сон, своенравный разум выйдет на Путь Прави и обретет истинную свободу. Хватило бы сил, чтобы вернуться.