Литмир - Электронная Библиотека

Группа захвата, как стая, потерявшая след, кружила неподалеку. И вдруг, зазвонил радиотелефон. Теперь уже сам Жорка, втянув голову в плечи, перед кем-то отчитывался, оправдывался. Судя по морде, доставалось ему крепко. Как ни странно, именно эта словесная экзекуция, придала ему еще больший авторитет в глазах берегового начальства. Дав «отбой» водолазным работам, Устинов нырнул в микроавтобус, пару минут пошептался со Стасом. Тот, судя по жестам, с чем-то не соглашался. Жорка махнул рукой, выскочил на причал, подозвал одного из своих волкодавов, вручил ему многострадальный пакет и приказал отправить на «срочную, всестороннюю и очень тщательную экспертизу». Не поверил, сволочь! Все-таки, он не поверил! Это было самое главное из того, что мне оставалось выяснить. Пора возвращаться. Окинув происходящее единым всепроникающим взглядом, я окончательно замкнул линию перехода. Сложные чувства испытывает человек, попавший в яму с дерьмом. Лезет он из нее, бедолага, цепляется за корешки и неровности — вот он, кажется, край! Пыхтит и не видит, что уже занесен каблук грязного сапога, готового сбросить его обратно на дно. Так и мой высокомерный разум. Он только что царил над событиями и готов уже, было, стряхнуть их, как эстет стряхивает капли воды с кончиков пальцев...

Вернувшись в себя, я подспудно уже понимал, что никогда больше не буду прежним. Действительность превзошла самые худшие ожидания. Тело, лежавшее на мешках с рисом, внутренне все еще было там, среди бородатых свай, с ног до головы облепленное илом и кровью, на грани полного истощения. Его колотил крупный озноб, а где-то в районе желудка, съежился отвратительный ком, обильно сдобренный солью. Ком отдавал сложным букетом, отдающим крысиным дерьмом, дохлыми портовыми котами и перегнившей рыбой. Пришлось прекратить это безобразие. Измочаленный мозг ухватился за действительность, как утопающий за соломинку. Не сдерживаемая ничем информация, хлынула в него сразу по нескольким направлениям. Радость обретения своей изначальной сути, когда ни у кого не путаешься под ногами, перекрывалась ревнивой обидой несправедливо брошенного и похороненного в забвении существа. Существа, для которого единственный осколок активно пережитого — вся жизнь — всего лишь налет пыли на общем гранитном памятнике бытия. Голосило и тело, которое, по всем канонам, принято считать бессловесной оболочкой. Оно тоже перешагнуло через холод и боль. Оно тоже лежало в грязи между жизнью и смертью. Оно победило и кричало теперь, что тоже достойно этой реальности! Разум троило. Наверное, так сходят с ума. Стиснув голову локтями, я что-то орал, катаясь по холодному полу. Но откуда-то из пыльных глубин Мироздания медленно выплывал бесстрастный завораживающий звон. Как колыбельная песня, он примирял, успокаивал, будил смутные воспоминания. И губы сами шептали слова: Живы еще чады Владыки Земного Мира,

Великого Властителя Велеса,

За Веру, за мощь за Его, радеющие,

Не позабывшие имя Его.

У ветра спросят:

Что вы есть? — рысичи.

Что ваша слава? — в кудрях шелом.

Что ваша воля? — радость в бою.

Что в вашем сердце? — имя Его.

Все это мы, Господи, гиперборейцы, пеласги, этруски, росы... Воители, Хранители и Лукумоны — все это мы — рысичи!

Глава 9

В устоявшейся тишине глухо звякнул амбарный замок. Я вдавился в укромный угол прежде, чем задрайки успели выскочить из пазов — не придавили бы, дьяволы! Еле держась на ногах, поминутно натыкаясь на невидимые в темноте кастрюли, ящики и мешки, через высокий комингс кладовки перевалили две черные тени. Теряя равновесие, они неловко взмахивали руками, наверное, для того, чтобы в случае чего успеть ухватиться за узкий луч тусклого фонаря. От души отлегло: не только меня не заметили, но и друг друга, по-моему, различают весьма смутно. — Эй, электрон! Орелик, ты где? — я с облегчением идентифицировал посвистывающий шепот нашего повара. — Не можешь подключиться к береговому питанию — работай за него осветителем! А ну, отодвинь ту вон канистру. У меня, где-то сосиски еще оставались... — Я же тебе объяснил: когда на другой причал перетащат — сразу же подключусь. А здесь не могу: у меня кабель короткий, метража не хватило... А хлеба у тебя нигде не осталось? — Что ты мне в морду фонариком тычешь? Посмотри в бумажном мешке. Да не в том! — Ага, вроде нашел. А то, как Антон говорил, жрать хочется, как на убой. — Вот тебе и «на убой». Грохнули его — и концы в воду! — Он чувствовал. Последнее время был странный какой-то, как не от мира сего. Слышишь, Валентин, а давай вместе сходим в каюту за кабелем? А то одному вроде как страшно… как я без кабеля подключусь? Чтоб не спугнуть невиданную удачу, я на цыпочках покинул временное убежище. Спасибо вам, мужики! Своим появлением вы сэкономили для меня уйму времени! Пролетающие отблески света на мгновение ясно высветили камбузные часы. Они показывали двадцать часов и двенадцать минут. Медленное продвижение электрических огней за стеклами иллюминаторов смазывало до омерзения знакомую картину. По множеству косвенных признаков я с легкостью догадался, что наш СРТ перетягивается буксиром вдоль внешней стенки плавмастерской «Двина». Интересно, хватит ли у Жорки ума поискать меня на другой стороне залива? Здесь, где меня, похоже, похоронили. Вон как хорошо поминают! В тесном рабочем тамбуре я с ног до головы облачился в прорезиненный рыбацкий костюм, влез в высокие сапоги. В этой одежде все на одно лицо. Теперь, даже если по следу пустят собаку, она не отреагирует на меня: все забьет общий для этих мест неистребимый, всепроникающий рыбный дух. По крутому скользкому трапу я выбрался на промысловую палубу. Прислушался, осмотрелся. Вынул из прошлого свою спортивную сумку, натянул на глаза обгаженную чайками каску, перешагнул через леер и спрыгнул вниз на ребристое железо причала. Было тихо. Тускло светили огни. Теперь — только вперед! Пара минут форсажа — и там, на границе света и тьмы, начнется дорога к свободе: изнурительно долгий и очень крутой подъем, поросший густым перелеском. Разбитая грунтовка, ведущая к единственной в этих местах автостраде, осталась чуть ниже и далеко справа. Почти каждую осень я собирал здесь грибы, исходил все окрестные склоны вдоль и поперек, а теперь ничего не узнавал: ночь всегда резко меняет картины и расстояния. Переплетения веток то безвольно скользили по прорезиненной поверхности рокона, то мягко пружинили, а потом — резко стегали по спине, плечам и надвинутой на глаза каске. Я бежал, спотыкаясь о невидимые в темноте коряги и корневища деревьев, падая, поднимаясь и снова падая. Громоздкая спортивная сумка тоже цеплялась за все. И переброшенная через плечо, и притороченная за спиной и даже — с огромным трудом втиснутая за пазуху, она очень мешала. Разгоряченное тело под толстой резиной почти не дышало. Несмотря на ночную прохладу, я был мокрым, как мышь после рекордного марафона. Боже мой, как же мне хочется пить! Но не время. Нужно еще обогнуть по дуге высокий скальный разлом, чтобы держать за спиной его отвесную кручу и взять под контроль открытое пространство перед собой. Последние метры я просто катился со спины на живот — не было сил даже ползти. Каска слетела вместе с присобаченной изнутри колючей шерстяной «пидоркой», сварганенной народными умельцами из обрезанного рукава теплого рыбацкого свитера. Голова окунулась в океан бодрящего, свежего воздуха и в душу ударил неповторимый, щемящий запах северных березовых перелесков. Господи, как хорошо! Я поднялся, сходил за каской и присел на замшелый камень. Порывшись в сумке, на ощупь извлек из чехла обоюдоострый шкерочный нож, выточенный из осколка рессорной стали и сунул за голенище, предварительно урезав его до приемлемой высоты. Сигареты в нагрудном кармане рабочей куртки настолько раскисли от пота, что пришлось выбрасывать пачку.

Предчувствие близкой опасности пришло много раньше, чем случайная ветка хрустнула под тяжелым, армейским каблуком, прежде, чем острые лучи фонарей взрезали поредевшую листву осеннего леса. Похоже, экспертиза не удалась. Место у края скалы я выбрал для отдыха не случайно. Давно его присмотрел, хоть не рассчитывал, что когда-нибудь пригодится. Стараясь не очень шуметь, я плотно залег на узком каменном выступе, еле втиснувшись под нависший над ним, пропахший плесенью и грибами, толстый слой дерна. Главное, не смотреть вниз, а еще лучше представить, что это обычная парусная тревога. Каждый нормальный человек боится высоты. Я научился преодолевать этот страх во время учебной практики на парусной баркентине «Сириус». Труднее всего было заставить себя бежать следом за всеми по сигналу тревоги и подняться хотя бы на самую нижнюю рею. Остальное дошло через руки: чем выше ты успеешь взобраться — тем легче парусное полотно, тем проще с ним управляться. Уже в конце первой недели мы искренне завидовали тому, кто успевал всех обогнать и «взлететь молодецки» под самый топ. Глянешь оттуда на палубу: (мама моя!), а она не больше детской ладошки. — Не отставать! Не растягиваться! — голос Стаса был перетружен и зол. Первогодки, — удовлетворенно подумал я, окутывая пространство вокруг себя двойным защитным экраном, — первогодки или курсанты. Не сошел же «психолог» с ума, чтобы без дела орать на зачистке? — Осторожнее, олухи! — грянуло прямо над моей головой. — Кто вас учил так обходить препятствия? Дистанцию, дистанцию соблюдать… На каску просыпались песок и мелкие камни. — Теперь уже скоро, — успокаивающе произнес чей-то знакомый голос, — слышишь, как рыбой несет? Я прижался к скале, как в детстве к материнской груди, даже кончиками волос ощущая разящий, безжалостный свет, шарящий над моей головой. — Так, машины уже на подходе: шустренько, молодцы. Кажется, это молчун Игорь. У него, оказывается, картавый прононс. Я хотел было представить себе внешность капитан-лейтенанта: благородную седину на висках и тяжелую челюсть убийцы, но земля под кованым каблуком щедро присела. Меня чуть не выдавило из норы. — Осторожнее, черт, не пугай! Смотри куда прешься. Грохнешься тут смертью храбрых и других за собой! Вон какая высотища — фонарик не добивает... Шаги начали удаляться. Сначала направо, потом вниз. Наконец, затихли совсем. — Господи, — шептал я, почти не дыша, — Господи, неужели мне опять повезло? Господи, как хорошо, что у них фонари вместо приборов ночного видения и Стас вместо собаки! Господи, только бы... только бы никто не обернулся, пока я не выберусь на поверхность! Луч фонаря, совершив полукруг, ударил в мою сторону, змейкой вернулся обратно и уткнулся под ноги человеку в выцветшем камуфляже. Вокруг него тот час же образовалась громадная лужа света. Я откатился подальше от края в сторону замшелого валуна. Затаившись в его тени, осторожно выглянул из укрытия. — Что у тебя там? — Сигареты. Почти полная смятая пачка. И рыбой несет… — Ты лучше, лучше смотри! Тут еще и презерватив почти не использованный, тоже рыбой несет. Вон, чуть подальше, бутылка из-под «Стрелецкой»... ты собирай, собирай, да сидор открой пошире! — голос Стаса звенел от ярости. — А ну, прекратить ржать! Вперед, шагом, арш! Белобрысый мальчишка злобно передернул плечами, отчаянно сплюнул. От всей души матюкнулся простуженным басом. Десантура! Пуговицы расстегнуты до пупа, укорот АКС-74У болтается в районе яиц, берет заправлен под левый погон. (Правша, стало быть, или двурукий). Видок у бойца, как любил дядя Вася Маргелов. ВДВ так раньше и называли: Войска Дяди Васи...Паренек пнул ногою бутылку из под «Стрелецкой», побежал догонять цепь.

26
{"b":"612174","o":1}