— Ему непонятно, с чего, вдруг, такая щедрость? — Почему «вдруг»? — Кот, кажется, удивился. — Вас привели достойные люди. Значит, достойные люди за вас отвечают. Да и обманывать меня выходит себе дороже. Вот почему я почти ничем не рискую. Вы просто спросили, как вам быть дальше, я просто назвал один из приемлемых вариантов. Считаю, что он устроил бы всех и предлагаю его обсудить. — Если честно, все выглядит очень заманчиво, — подумав, сказал Валерка. — Но я задаю сам себе встречный вопрос: возможно ли это счастье без риска попасть в вечную кабалу? — Большие дела делают дерзкие люди! — по-моему, старик процитировал кого-то из классиков. — Если вы в себе не уверены, можно рассмотреть второй вариант: вы называете сумму и срок, за который рассчитываете ее полностью погасить. Я эти деньги дам. Дам по совести и спрошу тоже по совести, потому, что они не мои. — Из общака? — А что такое «общак»? — Большие деньги, в больших купюрах. За них я в ответе и должен, если не преумножить, то хотя бы полностью сохранить. Слышишь, Мордан, тебя это тоже касается! Отвлекшийся, было, Сашка, вздрогнул. Как конь, встрепенулся. — Так вот, — жестко сказал Кот, — велика вероятность, что скоро большие купюры больше не будут деньгами. Такой расклад. Мои карты лежат на столе. С ответом не тороплю. Если надумаете, то я ежедневно, после семнадцати, здесь. — А с уродами этими, как, в таком случае, быть? — спохватился Валерка, — что делать, если опять в мастерскую всем кодлом за деньгами пожалуют? — Не мой уровень! — сузил глаза Кот. Повисла неловкая пауза. Судя по всему, аудиенция завершилась. Старик, кряхтя, выбирался из-за стола.

— Помоги мужикам, Кот, — попросил я. — И я постараюсь ответить на те два вопроса, которые мешают тебе сосредоточиться. — Даже так? — он вскинул на меня колючие глаза, — тогда говори: какие это вопросы? — Насчет сходняка и железа. — Достаточно, — перебил он, — рассказывай про сходняк. — Не стоит тебе ехать в Орехово-Зуево, — ответил я его неспокойным мыслям. — Грохнут. Там будет облава. — Ты тоже так думаешь? Почему? — Это продолжение московского беспредела. Охота на законников не закончилась. Менты не взбесились, они выполняют приказ. — Чей приказ? — Кто у царя Бориса в упряжке коренником? — неохотно пояснил я. — С кем он в опалу попал, когда Горбачев был в силе? С кем прятался по ночам, избегая ареста? — Много их было, — задумался Кот, — но больше всего подходит Руслан. — А Руслан по национальности кто? — Кажется, чех… — Правильно, чех. Кому бы ты, будь на его месте, доверил свою охрану? Не сейчас, а тогда, когда за шкуру твою ломаного гроша не давали? — Я бы, лично, чехам доверил, — вмешался Мордан, который до этой минуты, больше молчал, да слушал. Кажется, он тоже начал кое-что понимать. — Чехам все по фигу! — пояснил он свой выбор. — Они и гранату себе под ноги могут запросто кинуть, чтобы кровника за собой на тот свет утащить. — Борис и Руслан сейчас на коне, — продолжал я расклад политического пасьянса. — Вон как лихо ГКЧП разогнали. Чехов рядом держать западло, международная общественность не поймет, та, которая деньгами снабжает. Да это и несолидно для будущего правителя великого государства. Кто его сейчас охраняет? — КГБ — предположил Мордан, — а также менты и эти… как его? — «Альфа». Кот молчал. Молчал и мотал на ус. — А чехов куда девать? — спросил я его. — Спасибо, — сказать, — ребята, вы нам уже не нужны, разбегайтесь по своим тейпам? И это после того, как они красивой жизнью пожили, русских девчонок потрахали, денежки большие понюхали? — зеленые денежки! А, чехам, как Мордан говорил, — «по фигу», они ведь могут под ноги, да гранатой! К тому же, закон есть такой: после захвата чужой столицы ее всегда отдают своей армии на разграбление. — Кого там сейчас грабить? — улыбнулся Валерка, — с такими ценами, даже в Москве народ обнищал. — Это точно! — поддержал его Сашка, — я по своему пивбару сужу: вчера была мойва по семнадцать рублей килограмм, а сегодня уже — тридцать семь! — Заткнись, «пролетарий», оборвал я его, — они не хуже тебя разберутся, кого лучше грабить. Что им народ? Народ свое место знает. Между черным прошлым и светлым будущим должны быть серые будни. У чехов другой интерес: все деньги страны прокручиваются в Москве, частные банки растут, как грибы. Заходи, разгоняй охрану, бей директору морду и входи в долю. А потом подгребай под себя капиталы и собственность, пока никто другой поперед тебя не успел — делов-то! А нельзя, ежели по понятиям: криминальный пирог поделен, сферы влияния установлены. Что делать? — они к Руслану: «Мы тебе помогали? — а долг платежом красен» И пошла родная милиция, дорогу лаврушникам расчищать, гноить, прессовать московских авторитетов. Кому оружие подбросили, кому наркоту — и в зону, в зону, в зону! Тем, кто умней, приказали в Штаты слинять, даже денег на первое время дали. А простаков — их просто так замочили. Мне кажется, Кот понял все с полуслова. Мордан продолжал задавать вопросы. — Неужели они не могли по-хорошему с братвой это дело перетереть? — Кто знает? Может быть, они и хотели. Да только, кто ж разрешит! Приедут на «стрелку», а там такой же Мордан, как ты. Ты ему слово — а он тебе в морду. Ты человек южный, горячий — и за гранату! Мочилово пойдет, покойники, кровная месть. Милиция нарисуется, журналисты. У нас ведь гласность, свобода слова. Вдруг раскопают, да в газетах напишут, что это охранники главного демократа с матерыми уголовниками не поделили хабар? К тому же, любому, кто на халявных деньгах крутится, что в уме надо всегда держать? — Зону? — Ее, родную. Если на зоне такие факты всплывут, будет правилово: «Что ж ты, гад, руками ментов? Где твое воровское братство?» — и на нож! А знаешь, Мордан, что такое воровское братство? Это когда национальности нет, но она вроде бы есть. «Все мы одной крови», когда нужно колымских старателей контролировать. А когда речь идет о чеченской нефти, — тут уж дудки! Они и в зоне тесною кучкой клубятся — один за всех, все за одного! Ты встречал хоть одного петуха-чеха? Или видел, чтоб кто-нибудь предложил чеху «на просто так» в картишки сыграть? — Хватит! — отрезал Кот, — агитацию, подрывающую основы, я запрещаю. Мы еще дело до конца не перетерли. Все замолчали. — Кое-что посоветовать я могу, — продолжил старик, — у нас, в Евразии, продолжают писать европейские законы, а сами живут по азиатским понятиям. Это когда то, что справедливо — незаконно, а то, что законно — несправедливо, — пояснил он для особо тупых. — Вот почему иногда не в падлу к ментам обратиться, если знаешь, к каким ментам. Я так думаю, что тех петухов надо бы сдать с потрохами. Мордан вам поможет написать заявление. Я ему лично назову человека, к которому можно его отнести, чтоб не замылилось не затерялось в ментовке. Он же найдет надежных свидетелей, обеспечит вашу и их защиту.За то, что имя мое языками помоили, «петухи» ответят на киче. Иной за неделю предвариловки горя больше хлебнет, чем нормальный мужик за годы лесоповала. А там, пусть их хоть выпускают. Потому что, как я предполагаю, должен всплыть и хозяин этого петушатника — человек, по моим прикидкам, благоразумный, зажиточный и с мохеровой лапой на два с половиной кресла. С него мы и взыщем. И разберемся на толковище, как он собирается жить дальше… Опять зазвонил телефон. Наконец-то нашелся Лепила.Мордан покивал головой, довольно погукал в трубку, повеселел: — На приличный банкет бабла не хватило, но будет полулегальный столик на четверых, с обслуживающим персоналом в качестве почетных гостей. Номер тоже заказан. Как ты просил: двухместный на одного, на втором этаже, с телефоном и козырьком. — Вам помощь, друзья, не нужна? — вежливо поинтересовался Кот. — А то, ребятишек моих прихватите — пусть разомнутся. — Спасибо, не надо, — в мыслях своих я был уже далеко. — Наверное, меня раком зачали. Оттого и такая судьба — всю жизнь самому уродоваться. Ты, Сашка, поезжай в ресторан, а я буду позже. Ровно без пятнадцати два встретишь меня на парадном крыльце. За стол садиться не буду. Проводишь меня до служебного лифта и лучше, если будешь свободен. Не исключаю, что в гостинице будет шумно. — До «Арктики» мы тебя на машине подбросим, — сказал Валерка, обращаясь к Мордану, — а сейчас не будем мешать. Завтра приедем с ответом. Мы со смотрящим остались одни. Курили и молча смотрели вслед отъезжающей «Ниве. «Ребятишек» своих он тоже куда-то отправил. — Что-то не понял, о каком железе ты давеча говорил? — нарушил молчание Кот. — Ты не боишься смерти, — сказал я ему, — потому, что смирился и осознал. Теперь вот, считаешь, что не боишься совсем ничего. Но скрежет железа по стеклу заставил тебя содрогнуться. И ты в очередной раз спросил у себя: что это, если не страх? — Глупо, наверное, старому человеку размышлять о подобных вещах? — Глупо совсем ни о чем не думать. Чувство, которое ты хотел бы понять — это общая память человечества о своем детстве. Все люди когда-то были амфибиями, могли существовать на суше и под водой, потому что земли тогда было мало. Звук, который заставил тебя содрогнуться, это слышимая часть ультразвукового сигнала атакующего кита-убийцы. Это значит, через мгновение — смерть. И поздно уже даже думать о чем-то другом. На лишенном эмоций, морщинистом лице, проявилось подобие улыбки: — Теперь я, кажется, знаю, почему тебя, как никого, ищут. И Бог тебя сохрани! По дороге в гостиницу, я никого не встретил. Зябкая осенняя морось распугала запоздалых прохожих, давила непроницаемой пеленой на фары патрульных машин. Их было очень мало. Облава выдохлась, или потеряла азарт.