Проползло еще два изматывающих часа. Останавливаюсь. Ступни распухли, словно мокрый хлеб, липкое от пота тело облепила паутина и листва. Трясущиеся руки перебирают хворост в поисках подходящей палочки. На поиск и удачный выстрел уходит около пятнадцати минут, за это время тело остывает, начинает чесаться кожа, зудят мышцы ног. Я должен продолжать бег.
Последняя разведка подтвердила догадки – прошел две трети пути, от деревянного забора и дымных костров отделяет пять-семь тысяч метров.
Через час темп снизился вдвое, как и видимость. Убеждаю себя, что боль и усталость – они не настоящие, желание упасть и забыться в восьмичасовом сне навязывают мозгу контакты, микросхемы и искусственный интеллект капсулы. Не помогает. Острая боль из кровоточащих ступней и общее недомогание затмевают здравые мысли. Сжимаю зубы, заставляю ноги бежать.
Через полчаса в свете почти полностью закатившегося алого диска замечаю поднимающийся дым. В предвкушении долгожданного выхода открывается второе дыхание, ускоряюсь, забыв о боли и усталости. Лес становится реже, впереди виднеется просвет, расступаются сосны, вываливаюсь на берег реки.
Твою ж мать! Река ломает планы и тайминги. Неожиданная преграда шириной сорок метров бурлит порогами, мчится со скоростью метр в секунду. Почему раньше не заметил? Принял за лесную дорогу?
Солнце опустилось за горизонт, высматриваю в черной воде дно – бесполезно. Минут через двадцать лес накроет непроглядная темнота, дорогу подскажет лишь случайный крик кузнеца или рев песен из таверны, если что-то подобное вообще существует в этой деревне.
Из объятий бессмысленных рассуждений вырывает холодящий шелест – Вир приближается, скоро окажется здесь.
Разбивая изрезанные и опухшие ноги о камни, бросаюсь в реку. Холоднющая вода сковывает дыхание, на секунду показалось, что от разгоряченного тела пойдет пар. Каменистое дно под ногами исчезает уже через пять метров, сносит течением. Налегаю на руки. Пятнадцать гребков затащили почти на середину реки, замечаю боковым зрением приближающиеся камни, переключаю внимание на то, чтобы избежать участи расколотой башки.
Каждая секунда, проведенная в воде, удаляет от деревни, но когда выбор стоит между тем, чтобы бороться за жизнь и тем, чтобы расшибиться о торчащий из воды камень, выбирать не приходится.
Река изгибается, путает следы, камней становится больше, а просвета к берегу все нет. Барахтаясь в поисках безопасного сплава, выбираю путь между двух камней шириной в полметра. Проходит голова, за ней – тело, но застревает чертов лук, древко распирается, заламывает левую руку, болезненный рывок сопровождается хрустом в плече.
Отбитые бока, сломанный мизинец на ноге и вывернутое плечо – мелочь, по сравнению с чудовищной усталостью. Правая рука едва справляется с управлением, заканчиваются силы, все чаще хлебаю воду.
Река делает крутой изгиб в девяносто градусов и останавливается, несущаяся вода замедляется до скорости плавающих насекомых, взгляду открываются пригодные для купания пляжные берега.
Выползаю на песок, разрешаю себе отдохнуть тридцать секунд, но вскакиваю через десять, увидев, как на противоположном берегу мелькнуло кислотно-салатовое лезвие – Вир настиг меня.
Скрываюсь в лесу, выжимаю максимум из отваливающихся ног. Виры плавают не так быстро, как бегают, а значит какое-то время у меня еще есть, знать бы куда бежать...
Все, что различаю в кромешной темноте – стволы деревьев. Нет ни одного ориентира, полагаюсь лишь на собственные инстинкты, внутренний навигатор подсказывает примерное расположение деревушки относительно места, куда занесла река.
Останавливаюсь спустя пять минут интенсивного бега, по ощущениям уже должен быть в деревне, но вокруг не вижу дыма, дорог или любых других признаков человека – я заблудился. Разумеется заблудился не до такой степени, что не найду дорогу домой, всего-то нужно – вернуться к реке, отыскать место, где начал переправу и закончить маршрут. Уложусь в каких-нибудь пятнадцать минут, вот только нет их у меня, шелест за спиной подсказывает, что могу рассчитывать не больше чем на пять.
От бессилия и злости на самого себя сжимаю кулаки. Зубы до боли кусают нижнюю губу, брови нависают над глазами. Неужели придется пройти этот долбанный маршрут еще раз?!
Судорожный топот ног? Срывающийся мат? Или впивающиеся в ладони ногти? Неважно! Разбираться с тем, что вызвало галлюцинации буду позже. Что-то случилось со зрением, непроглядная темнота уже не кажется такой черной, на глаза будто надели фильтр для ночной съемки, но поражает не легкое увеличение обзора, а светящиеся красным следы на земле.
Первое, что приходит в голову – рентгеновское зрение, хотя, скорее всего, оно не имеет ничего общего с тем, что вижу. Серую картинку ночного леса вымазали красными пятнами. Рассматриваю следы босых ног, отпечатки подошв и лап зверей. Две-три тропинки светятся ярко-красным, как будто кто-то нарисовал их всего минуту назад, краска не успела высохнуть, блестит и кидается в глаза. Десяток других заметить сложнее, их цвет ассоциируется с цветом старого огнетушителя, железяка давно потеряла блеск и свежесть. Присмотревшись повнимательнее, замечаю еще сотню тусклых и частично исчезнувших отпечатков, похожих на облезшее покрытие гниющего автомобиля.
Бросаюсь по пути свежих следов, звук смертельного шелеста за спиной придает ускорения. Протектор, похожий на подошву кед, ведет извилистой тропой, иногда накладывается на менее яркие отпечатки, но чаще следует в гордом одиночестве.
Спустя примерно минуту отпечатки тускнеют – заканчивается эффект. Из тысяч следов и сотен тропинок остаются лишь самые яркие. Выбранный мною маршрут делает крюк в сто пятьдесят градусов, уводит далеко от остальных. С каждым следующим шагом рассмотреть тропу становится все труднее.
Перепрыгиваю лежащее дерево, огибаю заросшее кустарником углубление. Визуальный мостик, связывающий меня с прогулкой неизвестного человека в кедах, растворяется на глазах.
Петляющая тропа выпрямляется струной, видимый конец теряется в кустах малины. Что есть сил вкладываюсь в ноги, не переживая из-за возможных царапин или спрятавшегося стометрового обрыва, пробиваю куст плечом.
Есть! Перед тем как исчезнуть моя тропа вливается во множество других, высочайшая плотность следов не позволяет рассмотреть отдельные отпечатки. Плотный трафик превращается в красную ковровую дорожку. Действие каста или эффекта полностью исчезает, но это уже не имеет особого значения. Я нашел настоящую тропинку с вытоптанным мхом и различимыми гранями.
Позади остается свалка каких-то бочек, через пятьдесят метров показывается деревянный забор. К счастью, мне не приходится тратить время на объяснение стражникам, кто я такой, и почему они должны меня пропустить, приоткрытые ворота не охраняются, пролажу в щель.
Деревушка напоминает промышленный объект, вдоль забора стоят разношерстные строения: деревянные сараи, бараки, кирпичные домики, парочка вагончиков. Территорию освещает закрепленные на стенах и заборе факелы, светит установленный на вагончике прожектор.
- Что случилось, мужик?!
Дергаюсь от неожиданности. Пацан в камуфляжной куртке сидит на крыльце деревянного дома, руки сжимают бумагу – письмо или записка. Судя по глазам навыкате, не часто видит голых и замученных до смерти игроков.
- Мне..., – пожирающие воздух легкие не дают нормально сказать. – Нужен... Выход...
- А что случилось, то? – прячет бумагу во внутренний карман. – Ты откуда прибежал? С респа?
- Да..., – иду к крыльцу. – Меня... Преследует непись...
- Чего?!
- Он... Будет здесь... Через минуту...
- Ты гонишь? – встает из-за стола, прижимается к двери.
- Тебя не тронет... Про Виров... Слышал? – поднимаюсь по ступенькам. – Если поможешь, то через полчаса выйду... Все расскажу... Идет?
Слышу, как натренированные ноги Вира приближаются к воротам, его неутомимому и почти бесшумному спринту позавидует любой марафонец. Не обращая внимания на опасность, смотрю пареньку в глаза. Напряженный момент длится не больше пяти секунд, а кажется, что целую вечность.
