И немецкий командир не выдержал. Он решил, что его батарея посылает снаряды мимо цели. "Если бы снаряды попадали в цель, русские не могли бы так спокойно и расчётливо отвечать нам", – рассудил фашист. Он приказал изменить прицел.

Разрывы вражеских снарядов стали понемногу удаляться от наших пушек. Когда подняли они тучи щебёнки на ближнем пустыре, комбат приказал прекратить огонь.

– Пусть думают, что теперь попали в нас, что мы в блиндажи попрятались, – объяснил комбат артиллеристам свою команду и засмеялся. За комбатом засмеялись батарейцы. Смеялся и Тимофей Потапов.

– Ребята! Отставить смех! – крикнул комбат нарочно строгим голосом. – Если мы будем только смеяться, фашисты подумают, что всех нас побили, и, чего доброго, опять ударят по городу. Нам теперь надо показать врагу, будто у нас большие потери. Мы сейчас ответим четырьмя пушками, а потом до самого вечера будем стрелять только из двух.

Наступила осенняя ночь. Стрельба стихла. Ленинградцы справили свой суровый и прекрасный праздник. Фашисты не смогли помешать им. Тысячи артиллеристов, таких, как Тимофей Потапов, приняли удар врага на себя и с честью закончили бой.

Тимофей Потапов после боя два часа отстоял ещё в карауле у пушек. Когда его сменили, он отправился в свой блиндаж. На земляных нарах было просторно: ранило солдата, который умел играть на флейте, ранило и того, который устраивал иллюминацию в праздники. Они были сейчас в госпитале.

Тимофею Потапову снова приснилась пекарня, в которой работал до войны. На этот раз привычный сон – будто он отламывает кусок хлеба, чтобы утолить голод, – не снился. Из-за страшной усталости Тимофей Потапов и наяву-то не стал есть ужин. А снились ему огромные противни, на которых вместо хлебов лежали снаряды. Он носил противни к печке и совал их в её раскалённое нутро. И было ему страшно, что снаряды на жару взорвутся. Но надо было всю печь наполнить снарядами, и Тимофей все носил и носил их…

Пришло третье, счастливое для нас лето. Фашистские войска отступали.

По дорогам с фронта в тыл брели вереницы пленных. А к фронту тягачи тащили пушки; застилая дорогу синим дымом, ехали танки; скакали кавалеристы с шашками и автоматами; шагали пехотинцы, увешанные оружием. Войска спешили, чтобы сменить товарищей, уставших в бою.

Привалы у них были короткие – только воды из колодца напиться, а пехоте ещё перемотать портянки, сбившиеся в пути.

На такой короткий привал в деревне Новосёлки остановился пехотный батальон. Солдат сразу облепили ребятишки: худые, шеи у всех тонкие, а глаза от голода и пережитых мучений большие-большие. Рады были ребятишки своим солдатам, ну и рассчитывали что-нибудь вкусненькое получить.

Пехоту об этом просить не надо, пехота сама догадливая. Развязали бойцы вещевые мешки, начали оделять кусочками сахара, ржаными сухарями. А солдат, у которого была полная грудь орденов, снял орден Славы и приколол его на рубашку одному мальчишке.

– По глазам вижу: человек ты бедовый, – сказал солдат. – Поноси-ка награду немного. Мамке своей пойди покажись… Ух, какой ты теперь красавец!

– Петьке орден повесили! – закричали ребятишки.

А мальчишка побежал в дом. Вернулся он скоро с матерью. Мать вела его за руку и через каждые два шага шлёпала по мягкому месту.

– Отдай сейчас же, у кого взял!… – приговаривала она.

– За что вы его? – удивился солдат.

– Да ведь измучил озорством, – ответила женщина и вдруг заплакала. – Столько страху за него при немцах натерпелась.

Немцы, когда заняли Новосёлки, выбросили из школы парты и устроили в классах комендатуру. В учительской поселился сам комендант герр Назе.

По-русски "назе" – "нос". И комендант приказал жителям звать его господином Носовым.

Немец был тощий, длинный, морщинистый, как палка из старого забора. Воевать он не годился. Но на своём месте фашистам служил хорошо. Его солдаты постепенно отобрали у людей коров, овец, свиней, зерно и всё отправили в Германию. Жить в Новосёлках стало голодно. Осталась на еду одна картошка.

Зимой к голоду прибавился холод. Господин Носов запретил крестьянам ходить в лес за дровами: вдруг они там будут встречаться с партизанами?

Назе партизан очень боялся. Партизаны подбирались к врагу тихо, незаметно. Словно гром среди ясного неба, грохотали их гранаты, будто внезапный дождь, хлестали пули. Не одну комендатуру уничтожили таким образом партизаны. Когда-то должна была дойти очередь и до Новосёлок…

Немец знал, что в Новосёлках живёт настоящий Носов, русский. Это был Петя, мальчишка, который сидел сейчас на коленях у солдата. Комендант, встретив мальчугана на улице, щипал его за нос холодными пальцами, подмигивал морщинистым веком и говорил:

– Здорофо, Нософ!

Так он показывал своё расположение к однофамильцу. Назе не догадывался, какой сюрприз преподнесёт ему маленький Носов.

Да и сам Петя не знал, что вскоре случится.

Школа не работала. В нетопленных избах сидеть скучно.

Целые дни новосёлковские ребятишки были на улице, катались с горы на санках.

Гора в деревне была хорошая. Начиналась она от кузницы и круто уходила к речке. Лететь с такого спуска на санках – одно удовольствие: ветер свистит в ушах, дымом клубится снег из-под полозьев…

Одно плохо – таскать санки на гору. Слабенькие были тогда ребятишки, голодали они. Как-то под вечер, взобравшись наверх, Петя Носов не захотел съезжать с горы. А другие ребята поехали, и остался он один. Принялся Петя тогда со скуки искать себе какое-нибудь дело. Нашёл, конечно. На глаза ему попалась жнейка. Когда ещё не было войны, привезли её к кузнице на ремонт да так и не успели починить. Пришло в голову нашему Носову спустить эту жнейку под гору. Одному такое не осилить. Носов дождался дружков. Всем миром они отодрали примёрзшие колёса и пустили жнейку вниз.

Понеслась жнейка. Завертелись её крылья. Затрещал механизм. Зимой воздух чистый, далеко слышно на морозе. Треск этот разнёсся по деревне долгой автоматной очередью. Кто-то из немцев, бывших в то время на улице, испугался, крикнул:

– Партизанен! – и выстрелил в воздух.

Тут ему второй на другом конце деревни ответил. И началось! Пошла пальба. Так продолжалось, пока шофёр заводил автомобиль. Повскакали немцы в кузов грузовика, герр Назе в кабину прыгнул, и умчались они из деревни в соседний городок, где немецкий гарнизон был большой.

Целую ночь и ещё полдня Новосёлки были свободными от врага.

Герр Назе вернулся со своими солдатами к вечеру. Люди в деревне ждали расправы. Ребятишек по домам заперли. Больше всех боялась Петина мать. Она думала, что фашисты убьют мальчика. И, жалея сына, обливаясь слезами от жалости и любви к нему, сама как следует выпорола.

А герр Назе вёл себя так, будто ничего и не случилось. Потому что стыдно было ему за свою трусость и за трусость подчинённых.

Но он не был бы офицером германской армии, если бы оставил дело без последствий.

Однажды утром, когда стоял такой мороз, что и дохнуть было больно, немцы выгнали всех детей из домов и повели их к речке.

Назе приказал детям вкатить жнейку на гору.

– Германское командование не может терпеть беспорядка, – объяснил он жителям свой приказ.

Ребятишкам такое занятие вначале показалось весёлым. Бойко покатили они жнейку в гору. Кричали, смеялись над теми, кто падал. Но скоро устали, остановились. И на месте удержать машину не смогли. Жнейка скатилась на прежнее место. Хорошо, успели горемыки разбежаться в стороны, иначе раздавило бы кого-нибудь.

Герр Назе и другие фашисты скоро ушли в комендатуру. С ребятишками остался один солдат. Через час пришла ему смена. Так до самой темноты меняли немцы один другого. А ребята всё везли жнейку. И каждый раз она скатывалась к реке.