После этого разговора мне стало жалко и Веру, и Марусю, и мне показалось, что я счастливей их. Дни шли, приближалась Масленица. Мы втроем были неразлучны. Мне нравилось в нашей дружбе то, что мы все были равны, никто не пытался взять верх. И хотя Маруся была явно развитее меня и Веры, она очень деликатно относилась к нам и всегда считалась с нашими желаниями. <…>
В четверг на Масленой неделе утром, сразу после чая, нас отпускали домой. Я уже с вечера, в среду, начала волноваться. Мама на прием не пришла, вдруг не приехала?
Утром почти никто не прикоснулся к чаю. Не успели мы прийти в класс, как вошла Варя с целым списком и стала называть фамилии тех, за кем приехали, почти весь класс перечислила, и меня! И меня! Мы бежим как сумасшедшие. В дверях швейцарской меня встречают мама и Таша.
– Сегодня у нас блины, – говорит мама, – а завтра билеты в цирк, а в субботу пойдем на блины к Ане Шевченко.
Вот мы опять у дедушки. Он почему-то сразу начинает вспоминать елку в институте.
– Сейчас я вам покажу интересную картину. – Он рассаживает нас в кресла в гостиной, сам становится посредине. – Представляете себе громадный зал, замечательная елка со всеми онерами, в крайнюю дверь, в уголочек впускают родителей, к самой стенке, а чтобы они не бросались к елке, заставляют их стульями; они стоят, как сельди в бочке, выйти покурить нельзя, да и курить даже в коридоре не разрешается. И вот наконец духовой оркестр играет полонез из «Жизни за царя». Там, далеко, в другом конце зала, появляются крохотные фигурки, лиц не видно, видно только болтающиеся руки. Когда они приближаются к нашему партеру, мы со своей галерки начинаем искать Лелю и наконец видим знакомые вихры. Вот она, с рыжей девочкой, в третьей паре. Лица у обеих злые-презлые, а когда приближаются к самим креслам, Леля исподлобья сердито смотрит на нас. Вот как они танцуют. – Дедушка выпячивает вперед кулак и, балансируя им, начинает комично приседать, делая очень злое лицо. Мы все хохочем. – Подождите, это еще не все. Дальше кончается полонез и начинается бал, и вдруг появляется царица бала в паре с дирижером танцев.
Сначала дедушка изображает лицеиста: он становится на цыпочки, поднимает плечи и, размахивая руками, выкрикивает французские команды, при этом делает презрительную физиономию, затем сгибается в три погибели, как бы ко мне. Меня он представляет еще комичнее. Он приседает на пол, а руки тянутся вверх к лицеисту, притом он танцует венгерку, а голосом изображает оркестр. Мы прямо валимся от смеха, но мне немножко обидно.
– Дедушка, я на цыпочки становилась не из-за лицеиста, а чтобы мне вас с мамой увидеть.
– Ой, я давно так не смеялась! – говорит мама. – У вас прямо талант подражания.
– Посмеяться перед блинами полезно, я заказал блины к часу, ведь вы и в институте, и дома по-деревенски привыкли рано обедать. Ну, идемте в столовую.
В столовой уже стол накрыт, на тарелках икра, семга, в судочках сметана. Приносят горячие блины, мы все трое едим с удовольствием, Коля и Аля тоже, а дедушка все чем-то недоволен, то блины остыли, то масло плохо растоплено, и наконец говорит:
– Не люблю я блины в семейной обстановке, то ли дело в ресторане.
– Вот тебе на! Спасибо, – смеется мама.
– Нет, правда, Наташа, сейчас у Тестова тарелки горячие подадут, музыка играет, метрдотель крутится, разные деликатесы предлагает, а тут все не то. Пойдем завтра к Тестову?
– Нет, папа, завтра я с детьми иду в цирк.
В цирке я бывала не раз и всегда очень любила эти посещения. Там своя, какая-то особая атмосфера.
– Как хорошо пахнет конюшней, – говорит Таша, усаживаясь в кресло.
Таша больше всего любит выступления лошадей: джигитовку, лошадиные танцы, наездниц. А мне больше всего нравятся акробаты и танцы. Люблю клоунов, только не таких, которые бьют друг друга по щекам, а вот Бим и Бом – замечательные клоуны. Во-первых, они никогда не выходят в пестрых балахонах и обсыпанные мукой. Они одеты в вечерние костюмы, и в петлицах хризантемы. Остроты их очень тонки и всегда на современную тему, правда, не весь смысл доходит до меня, но кое-что и я понимаю. Еще мне очень понравились икарийские игры. Выходит целая группа людей в римских одеяниях, они делают всевозможные акробатические упражнения, среди них два мальчика. Мне кажется, что один моложе меня, но в движениях они не отстают от взрослых. Группа имеет большой успех, особенно мальчики, им бросают на арену апельсины, яблоки, большие кисти винограда. Мальчики ловко подхватывают их и подбирают все. Уже человек в униформе начал скатывать ковер, а один из мальчиков заметил под ковром яблоко; несмотря на то что у него полные руки фруктов, он кинулся и за этим яблоком.
– А они жадные, – говорю я.
– Не говори, о чем не знаешь, – возражает мама. – Это несчастные дети, у них наверняка все отнимут взрослые, может, вот это единственное яблоко, которое он достал из-под ковра, ему и достанется. Обязательно дам вам прочесть рассказ Григоровича «Гуттаперчевый мальчик».
А мне-то как раз казалось, что у этих мальчиков счастливая жизнь: успех, фрукты, конфеты. <…>
А в субботу мы идем к Ане Шевченко – мы привыкли так называть мамину институтскую подругу. Ее муж, Андрей Ефремович, занимает большую должность. Они богаты, квартира – это целая анфилада комнат, красиво обставленных. У них два мальчика нашего с Ташей возраста, Коля и Юра, при них англичанка. После блинов мы играем в разные настольные игры, а рядом стоят раскрытые коробки шоколадных конфет, но мальчики к ним совершенно равнодушны. А я, несмотря на послеблинную сытость, с вожделением на них поглядываю.
Ну конечно, три дня проскакивают незаметно. Я хватаю каждую минутку, проведенную вне института, и предвкушаю удовольствия, которые мне предстоят, но уже вся программа исчерпана. Остался только торт, который дедушка принес сегодня. Мы его будем есть после обеда, а там институт. <…>
Женихи
Однажды вечером мы сидели с Таней на моей парте и вели свой обычный дневник. Она вдруг спросила меня:
– Леля, у тебя есть жених?
Я опешила.
– Какой жених, что ты?
– Ты не понимаешь меня, – стала объяснять мне Таня. – Конечно, я знаю, что мы еще не взрослые и сначала должны кончить институт, но жених уже у каждой должен быть. Я спрашивала у многих девочек, и у всех есть, даже у Шурочки Челюскиной, и у Оли Гиппиус, и, конечно, у меня. Почему же у тебя нет? Ты такая умная и смелая.
Последние слова произвели на меня впечатление, и я сказала:
– Может, и есть, надо вспомнить.
Пока мы пили вечерний чай и укладывались спать, я настойчиво думала. У Шурочки Челюскиной, у этого младенца, есть жених, а у меня нет? Как же так? А у Оли Гиппиус! Была в нашем классе такая толстенькая, маленькая девочка, с длинным птичьим носиком и со склоненной набок головкой. Еремеева прозвала ее Соня. Я первое время думала, что ее так и зовут, и однажды даже назвала ее Соня, а она вдруг заплакала и сказала:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
