Семейные радости Дежнёва омрачались размышлениями о понесённых расходах. Выкуп за невесту, её крещение и венчание, угощение друзей, которые помогли поставить избу или приходили с поздравлениями, обзаведение необходимым домашним скарбом и покупка коровы, да ещё запас продуктов на зиму — всё это потребовало немалых расходов. Незадолго до женитьбы Семён Иванович приобрёл собственную лошадь. Теперь в его хозяйстве были, кроме лошади, корова, телка, приданое за женой, куры. Пришлось позаботиться и о запасе сена на зиму для прокорма скоту.

Дежнёв отнюдь не был прижимистым скупердяем и старался время от времени порадовать жену небольшими подарками.

То купит ей шерстяной платок, то колечко с камнем-самоцветом, то закажет швее-псаломщице новое платье. Принимая от мужа очередной подарок, Абакаяда не скрывала своей радости. И это было приятно казаку.

Подсчитав все расходы, Семён Иванович с тревогой замечал, как таяла его домашняя казна, истощались запасы соболиных шкурок. Шкурки он выменивал у якутов во время походов за ясаком на Амгу, Алдан, Вилюй. А бывало, и сам успешно охотился. Со временем он приобрёл навыки искусного охотника, умел поставить силки или ловушку на пушного зверя, выследить его, поразить меткой стрелой. Рассчитывался с купцами или якутами за сделанные покупки Семён Иванович обычно соболиными шкурками, которые имели хождение наряду с денежными единицами.

Небольшой неприкосновенный запас шкурок Семён Иванович всё же постарался сохранить, запрятав на дно сундука. Он предназначался на тот случай, если пришлось бы снаряжаться в дальний поход. Пожалуй, для очень дальнего похода средств не хватит. Придётся идти на поклон к лавочникам, к тому же Исайке. А корыстный заимодавец своей выгоды не упустит. Потом взыщет с тебя втридорога. И попадёшь к нему в долговую кабалу.

На глубокие размышления натолкнул Дежнёва и разговор с Посником Ивановым и Дмитрием Зыряном. Оба бывалые и достойные казаки, пользовавшиеся расположением Пояркова. Посник обучал Семёна охоте на соболя, и они подружились. С Зыряном Дежнёв общался меньше. Оба пришли после воскресной обедни к Семёну Ивановичу поздравить его с новосельем. Лишь несколько дней назад Дежнёв поселился с молодой женой в новом жилище. Он пригласил гостей к столу, выставил жбан сивухи, которой бойко торговали здешние лавочники.

Посник оглядел избу, чистую, просторную, сказал поощрительно:

   — Навёл семейный уют. Хозяйственно живёшь, Семён.

   — А как же иначе? Не на казённый же оклад жить, — ответил Дежнёв. — Накопил кое-что, охотясь.

   — Похвально. Поиздержался, небось, с женитьбой, да с об заведением собственным домом?

   — Ещё как поиздержался. Нужда великая ждёт меня, грешного.

   — Послушай, Семён... — начал издалека Посник. — Вот что я тебе скажу. Показал ты себя исполнительным и расторопным казаком. И Сахея сумел добрым словом и увещеванием к миру склонить. Я тоже сторонник того, что без нужды бряцать оружием не резон. Без этого бряцания скорее достигнешь доверия и понимания со стороны туземных народов. Согласный со мной, Зырян?

   — Разумно рассуждаешь, — согласился с ним Дмитрий. — Доброе слово всегда лучше действует, чем казачья сабля или огненный бой.

   — К чему эта присказка, казаки? — спросил Дежнёв, разумея, что речь пойдёт о чём-то другом.

   — А вот к чему наша присказка. Слушай далее, — весело сказал Посник Иванов. — К востоку от Лены, за горными цепями, за лесными долами текут другие великие реки: Янга, Индигирка, или Соболья, прочие. По берегам тех рек обитают всякие племена. Наше дело собрать с них ясак и объясачить тех, кто ещё не приобщился к российскому подданству. Поставить зимовье с гарнизоном, чтоб закрепить там наше влияние. С началом зимы на те дальние реки выйдут казачьи отряды. Поярков поручил нам с Зыряном подобрать опытных надёжных казаков и возглавить их.

   — Я, наверное, пойду со своим отрядом на Яну, а Посник на Индигирку, — уточнил Зырян.

   — Тебе, Семейка, полный резон присоединиться к одному из наших отрядов, — продолжал Посник. — Подашь Ваське челобитную, и дело, надеюсь, решённое. Василий, считаясь с твоим опытом, успешным походом на Вилюй, не откажет. И России-матушке послужишь, и из нужды выкарабкаешься. Бери запас всяких вещиц для меновой торговли, охотой занимайся. Вернёшься с запасом мягкой рухляди.

   — Вряд ли уговоришь, Посник, Семейку, — возразил ему Зырян. — Он же у нас молодожён. Захочет ли со своей красоткой расставаться?

   — Жёнка моя, Настасьюшка, знала, за кого выходит, с кем судьбу связывает, — возразил Дежнёв. — С казаком, который ведёт бродячую жизнь. Если разлука долгая, поплачет, поплачет, да и поймёт, что такова моя казачья служба. И всё же дозвольте подумать.

   — Думать никому не возбраняется, — заметил Зырян. — Да не шибко долго думай, как тот индюк из шутливой присказки. Думал, думал индюк, да и в кухонный котёл со щами попал.

   — Подумаю. А скажи мне, Зырян, почто у тебя прозвище такое?

   — Я и есть натуральный зырянин с Печоры.

   — Почти земляки. А я пинежанин. Среди наших соседей было много зырян. С русскими часто роднились.

Когда проводили гостей, Настасья что-то попыталась сказать Семёну. Начала было, да умолкла, застеснявшись. Пока она убирала со стола, Дежнёв разделся и лёг в постель, укрывшись меховым одеялом. Он быстро задремал — воздействовала выпитая с гостями сивуха, хотя и пил он мало, ограничившись не опорожнённой до конца кружкой. Покончив с уборкой, жена тоже разделась и проворно юркнула под одеяло, прижимаясь к мужу горячим телом. Растормошила его:

   — Послушай-ка...

   — Ты что-то хотела мне сказать? — спросил Дежнёв сонным голосом.

   — Да, хотела... — Она взяла его руку, положила его большую мозолистую ладонь к себе на живот. — Слышишь?

   — Что я должен слышать?

   — Там шевелится наш маленький... сыночек или дочка.

   — Так и должно быть, Аба. Ты меня порадовала.

Семён нежно обнял и поцеловал жену и подумал, что жаль будет покидать её на многие месяцы, если он даст своё согласие отправляться с отрядом казаков на Лену или Индигирку. В течение нескольких дней он предавался мучительным размышлениям. И в конце концов склонился к мысли, что отправляться в дальний поход надо. Из похода он вернётся с большим запасом соболиных, лисьих и беличьих шкурок, добытых путём торгового обмена с туземцами и собственного охотничьего промысла. И тогда он сможет поправить свои дела, расширить хозяйство и рассчитаться с долгами. А долги непременно возникнут, когда станешь снаряжаться в поход. Но как же бросить на многие месяцы одной беременную жену?

Мучительные размышления в конце концов привели Дежнёва к решению — надо идти в поход. Он упросил Трофима Усольцева, человека грамотного, написать за него челобитную на имя Пояркова и поставил на ней вместо своей подписи крест. Обычно так поступали неграмотные казаки.

Челобитников оказалось много. Все просились в отряды, отправлявшиеся на Яну и Индигирку. Отряды формировались небольшие. Василий Поярков не хотел ослаблять якутский гарнизон. Он надеялся, что воеводы приедут на Лену со значительным пополнением. Отряд Дмитрия Михайлова Зыряна, который направлялся на Яну, состоял всего из пятнадцати человек. Охотников набралось гораздо больше, служилых и промышленных людей, писавших челобитные самолично или прибегавших к услугам грамотеев. Челобитники просили отпустить их «в новые землицы». Их манила возможность выйти из нужды, да и уйти подальше от тяжёлой опеки администрации. Хотя Поярков и не был наделён воеводскими полномочиями, а только временно управлял Якутским острогом, он не раз давал подчинённым возможность почувствовать свою тяжёлую руку и крутой характер. Исторические документы не дают нам свидетельств того, что между Поярковым и Дежнёвым возникали какие-либо конфликты. Сам Семён Иванович, человек покладистый и исполнительный, не давал для этого ни малейшего повода. И Василий Поярков смог оценить исполнительность, усердие и трудолюбие Дежнёва и относился к нему более или менее справедливо. Но с другими казаками был груб, деспотичен, скор на расправу и, что греха таить, не гнушался порой и рукоприкладством. В дальних походах можно было вздохнуть полной грудью, почувствовать себя вольной птицей, уйти от нужды.