Следующим летом опять пришла из Верхотурья большая партия новобранцев, а зимой ещё одна. Воевода распорядился набравшихся опыта казаков направить речным путём далее на Восток, на Енисей, для дальнейшей службы. Тамошние воеводы настоятельно требовали людского пополнения. А новобранцев Сулешов опять разослал по городам и острогам Западной Сибири, а часть из них снова осталась в Тобольске.

Во вторую зиму своей тобольской службы Дежнёв отправился в новый поход, опять под началом Татаринова. В Тобольск прибыл с юга, из Шишинских степей, гонец от татарского предводителя Ильяса. Его ватага иногда нападала на русские селения, иногда беспокоила соседнюю кочевую орду киргизов, угоняла их скот.

Посланец передал Сулешову на словах, что Ильяс хотел бы встретиться с доверенным человеком воеводы для переговоров. Ильясу и его людям надоело скитаться по степи. Его отряд понёс потери от нападения соседей-кочевников, среди его людей много раненых. В обозе женщины, малые дети. Если воевода обещает ему простить все старые прегрешения, не мстить, он, Ильяс, готов поселиться со своими людьми там, где воевода укажет. Чтоб жить с русскими в мире и согласии, почитать Белого царя.

Сулешов приказал рассыльному отыскать Татаринова. Когда полусотник явился к воеводе, тот объявил ему распоряжение:

   — Поедешь с двумя десятками казаков в степь. С тобой поедет человек Ильяса, будет указывать путь. Встретишься с Ильясом и скажешь ему — воровство и разбои его шайке прощаем, коли приедет к нам с миром и покаянием. Пусть его люди поселятся на Ишиме, выращивают хлеб, пасут скот. И поклянутся своим Аллахом, что с прежним покончено.

   — Не устроит ли Ильяс нам западню? Нас-то будет маловато, а у Ильяса, говорят, отряд большой.

   — Не такой уж большой. Киргизы здорово потрепали его. Многие люди Ильяса ранены, другие перебиты. Он трезво осознал, что дальнейшая судьба воровской шайки не сулит ничего хорошего. Этого надо было ожидать. Не будем дразнить его бряцанием оружия. Пусть увидит и наше миролюбие.

Дежнёв оказался участником похода небольшого отряда Татаринова в южные степи. Миссия полусотника оказалась успешной. Ильяс согласился на все условия русских, сдал оружие, поклялся в верности царским властям и повёл свою ватагу на нижний Ишим.

А весной состоялась свадьба Корнея и татарочки Амины, которая в крещении стала Зинаидой. Семён Иванович, по просьбе Кольчугина, был крёстным отцом. Отец Зинаиды, скорняк, заговорил было о калыме. Какая же у татар свадьба без калыма!

Корней порылся в сумке, которую всегда носил с собой, извлёк оттуда массивную серебряную бляху, разукрашенную чернью, на тяжёлой цепи — старинное мужское украшение. Протянул вещицу будущему тестю:

   — Сойдёт? Чистое серебро.

Татарин схватил обеими руками бляху с цепью и поспешно ответил согласием, словно боялся, что Корней раздумает и заберёт её назад.

   — Сколько, считаешь, коров или баранов можно на твой калым купить? — спросил скорняк.

   — Тебе виднее, тестюшка. Ещё не приценивался к здешним коровам и баранам. Вот заведём с Зинаидушкой своё хозяйство, будут и корова и овечки.

Свадьба прошла многолюдно. У невесты оказалось много родных. Да и Корней решил в грязь лицом не ударить. Пригласил наиболее близких к нему казаков и, конечно, Дежнёва, крёстного невесты, и ещё батюшку, венчавшего молодых. Свадебное застолье устроили у Татариновых — и дом был попросторнее и построен на русский лад. Хозяйка дома, Настасья, ещё не отвыкла от татарских обычаев. Для родни она изготовила всякие татарские блюда, в том числе конину, прожаренную и нарезанную тонкими ломтями с острой приправой. Батюшка косился на татарский край стола и ворчал осуждающе:

   — У, нехристи...

А когда испил не единожды хмельной браги, и сам пожелал отведать бусурманского кушанья. Отведал и произнёс:

   — А ничего!

А после свадьбы, протрезвев от выпитого за свадебным столом и впечатлений первой бурной брачной ночи, Кольчугин сказал Дежнёву:

   — Рад, что избавился от этой побрякушки на цепочке. Сошла за калым. Мне она неправедным путём досталась. Рву с прошлым, Семён.

По случаю женитьбы Корней Кольчугин получил от воеводы отпуск на три дня и ещё подарок — комплект всякого хозяйственного инструмента. И ещё разрешение жить не в гарнизонной избе, а в собственном доме. Пока что молодожёнов приютили у себя Татариновы — родственники всё же. С помощью занавески отгородили для них закуток. Дежнёв пообещал Корнею поставить сруб для новой избы.

А в канцелярии Кольчугина ожидала нудная и трудоёмкая работа — переписывание царского указа, присланного в Тобольск с гонцом сибирским приказом. Указ надлежало размножить в потребном количестве копий для всех подчинённых Тобольску воевод и атаманов.

Теперь, окрылённый семейным уютом и ласками юной татарочки Амины-Зинаиды, Корней старательно выводил гусиным пером витиеватые буквы церковнославянского алфавита. Указ предписывал «приводить коренные сибирские племена и народы под государеву руку мирным путём. В сношении с ясачным населением, добровольно принявшим российское подданство, держать ласку, привет и бережение, а напрасные жесточи не чинить, и в ясак не ожесточать, и от государевой милости не отгонять». О мирном стремлении свидетельствует раздача ясачным людям «государева жалованья» в виде различных подарков за исправный взнос ясака. В числе подарков упоминались железные изделия: ножи, топоры, пилы, иглы и т. п. Раздача таких предметов, в которых весьма нуждалось местное население, конечно, облегчает его включение в русское подданство.

Эта политика московских царей, продиктованная стремлением к мирному присоединению Сибири, недопущению национальных конфликтов, добрым отношениям между русским и сибирскими народами и беспрепятственному поступлению в казну пушнины в качестве ясачного сбора, преследовала благие цели. Но на практике она, эта политика, нередко извращалась местными воеводами и военачальниками. Пользуясь удалённостью от Москвы, чувствуя бесконтрольность и полную безнаказанность, они чинили произвол и насилие, обирали местное население. И в этом Семён Дежнёв смог в будущем неоднократно убедиться.

Вот и завершилась не слишком продолжительная служба Семёна Ивановича в Тобольске. Очередная партия казаков, уже набравшихся опыта, направлялась теперь для дальнейшей службы в Енисейск. Их место в Западной Сибири занимали новобранцы, прибывавшие из Верхотурья.

Дежнёв простился с Татариновым, который, бывало, покрикивал на него и ругал за всякие оплошности, но мужик был незлобливый и нрава лёгкого, доброго. Простился и с Кольчугиным, переселившимся недавно в собственную избу в посаде, и с другими казаками, с которыми успел подружиться.

Вместе с партией служилых на Енисей направлялся Федот сын Алексеев Попов по прозванию Холмогорец, доверенный человек московских купцов Усовых. Прозвание явно указывало на холмогорское происхождение Федота, давно покинувшего родные места и поступившего на службу к богатому купеческому семейству, имевшему торговые интересы на всём русском Севере и возмечтавшему укрепиться и в Сибири. Усовы намеревались осваивать и те сибирские земли, которые были уже открыты русскими первопроходцами, и те, которые ещё предстояло открывать в недалёком будущем. Федот Попов был человеком пытливым, наблюдательным, энергичным и отважным, к тому же грамотным. Эти качества Усовы оценили и возложили на него нелёгкую миссию разведчика, исследователя и торгового первопроходца. Сибирский приказ снабдил Попова специальной грамотой, адресованной всем воеводам, военачальникам городов и крепостей, казачьим атаманам. Грамота предписывала, чтобы все местные должностные лица и воинские начальники оказывали оному человеку купцов Усовых, Федоту сыну Алексееву Попову, всяческое содействие средствами передвижения, охраной, торговыми привилегиями. Снабдили Усовы Федота большой суммой денег и партией товаров.

Из Тобольска отплыли вниз по Иртышу караваном дощаников и лодок. Два больших дощаника занимал Федот Алексеев с помощниками и грузом товаров. В отдалённых землях он намеревался выяснить — какие из товаров могут оказаться наиболее потребными для аборигенного населения и принесут купцам наибольшие прибыли.