Затем стало видно, как идущие впереди танки подрываются на минах. Один подорвался, другой, третий. Колонны встали там, где их застали подрывы, затем попятились назад. Вскоре, как обычно, появилась немецкая авиация и принялась мелкими бомбами расчищать проходы в минных полях. Снова заговорила наша дальнобойная артиллерия. Тяжелые снаряды вздыбливали гигантские черные кусты разрывов, но немецкие танки стояли далеко друг от друга, и лишь иногда черные кусты подбрасывали вверх башню, колеса, куски чего-то, что секунду назад было танком, самоходкой или бронетранспортером с обитавшими в них людьми. Потом к нашим пушкам подключились «катюши» – и вот уже все видимое во все стороны пространство затянуло дымом и бурой пылью.

– А ведь они, сволочи, в этой пыли могут через наши позиции проскочить, – нервно хохотнул подполковник Лысогоров. – Как мыслишь, майор, проскочат или нет?

– Если и проскочит какая-то часть, то встретим на второй линии, – ответил Вологжин несколько резковато, будто комполка не знал, что у него есть и вторая линия, и третья. – Впрочем, видимость не такая уж и плохая: метров двести, пожалуй, – добавил Вологжин, сглаживая впечатление от своей резкости. – А если ветер поднимется…

Несколько взрывов взметнули вверх землю чуть правее КП, и подполковник приказал телефонисту связаться с «Калиной». Телефонист, прикрывая трубку рукой, забубнил:

– «Калина»! «Калина»! Оглохли вы там, что ли? – И уже подполковнику: – Есть связь с «Калиной»!

Подполковник схватил трубку, послушал, что ответила ему «Калина», похвалил:

– Молодцы! Подпускайте поближе! Что-о? Саперы? Не давайте саперам разминировать! Что значит, не видно? Вы наверху, вам должно быть видно! Лупите из пулеметов, в душу их фашистскую мать! У вас там снайпера имеются! Спят они, что ли?

Бросил трубку, пожаловался:

– Сколько воюем, а некоторые все никак не привыкнут думать собственными мозгами, все им подскажи да укажи. У них немецкие саперы под носом мины снимают, а они не знают, что делать: у них, видишь ли, приказ без команды сверху огня не открывать, вот они и не открывают. А сверху что видно? Ни черта сверху не видно! Вояки, едри их за ногу…

Вологжин тоже нервничал и переживал за своих танкистов, хотя и старался казаться спокойным. Танковая рация, стоящая перед ним, молчала, а это значит, что его люди не испытывают нужды в его советах и приказах. Да и что он может посоветовать или приказать, видя лишь часть боя, разгорающегося на огромном пространстве, в который втягиваются отдельные танки его батальона? Ничего он не может. Только ждать своего часа и надеяться, что его танкисты не подведут. Как и все прочие, кто сейчас сходится грудь с грудью с наступающим врагом.

И вдруг рация ожила:

– «Восемнадцатый»! Я «Тридцать шестой»! Прием!

– «Тридцать шестой», я «Восемнадцатый»! Прием!

– Немецкие танки и пехота ворвались на наши позиции! Веду бой в окружении…

– «Тридцать шестой»! «Тридцать шестой!» Ответь «Восемнадцатому»! «Тридцать шестой»!

Но «Тридцать шестой» уже не отвечал.

– Что там, майор? – заволновался комполка.

– Похоже, «Тридцать шестой» узел обороны подавлен противником, – ответил Вологжин, глядя на карту. – Надо бы накрыть их нашей артиллерией.

– Вот сволочи! – воскликнул комполка. – И мои тоже не отвечают: нет связи.

В углу связисты на разные голоса вызывали батальоны, полковую артиллерию.

Ветер слегка отнес дым и пыль, стало видно всхолмленное поле, горящие там и сям немецкие танки, но горело не так уж много, если иметь в виду минные поля, заградительный огонь тяжелой артиллерии и «катюш», частую стрельбу минометов и противотанковых пушек.

Между тем минное поле перед позициями полка тяжелые немецкие танки, идущие впереди, уже почти миновали. Видно было, как «тигры» останавливаются на какое-то время, стреляют и движутся дальше. Звонкие выстрелы их пушек, как и выстрелы противотанковых орудий, пулеметная и автоматная стрельба медленно, но неумолимо накатывались на позиции первого батальона. Но танки полегче отстали, бронетранспортеры тоже, выбывало из строя их все больше и больше, и, судя по всему, на них артиллеристы и сосредоточили весь свой огонь, рассчитывая, что «тигров» и «пантер» возьмут на себя другие.

«А ведь они все-таки прорвутся, сволочи», – думал Вологжин, поворачивая стереотрубу из стороны в сторону. И уточнил: – «Если им ночь не помешает».

И тут налетели немецкие пикировщики. Они развернулись в карусель и, кидаясь вниз друг за другом, стали перепахивать бомбами первую линию обороны дивизии. Их было много – штук, может быть, пятьдесят. Сверху их прикрывали истребители.

– Где «соколы»? – кричал в трубку подполковник Лысогоров. – Фрицы по головам ходят, а их черти где-то носят!

Немецкие летчики, точно услыхав подполковника, перенесли атаку на вторую и третью линию. Несколько бомб упало вблизи КП подполковника Лысогорова.

Отбомбившись, немцы улетели. За ними погнались наши истребители. Над полем боя появились штурмовики «Ил-2», но немецкие танки они не остановили, хотя им и удалось зажечь некоторые из них.

– Майор! Вологжин! – отвлек Вологжина от наблюдения за полем боя подполковник Лысогоров. – Смотри! – и показал рукой направо. – Они прорвались через первую и вторую линию! Через пятнадцать-двадцать минут выйдут на наши тылы.

Вологжин глянул в указанном направлении. Действительно, с десяток танков и бронетранспортеров каким-то образом проскочили и минные поля между двумя узлами обороны первой и второй линии, и простреливаемое перекрестным огнем пространство, и теперь по полевой дороге катили вдоль оврага к третьей линии, где стояли резервные танки Вологжина, минометные и гаубичные батареи, где располагался медсанбат и склады боеприпасов. По этим танкам било всего лишь одно орудие из третьей линии, точно все остальные были уничтожены бомбежкой, пронесшейся над оборонительными порядками дивизии полковника Каплунова.

– Ну, я пошел, – сказал Вологжин и, прихватив планшетку и танкистский шлем, выбрался из блиндажа в ход сообщения, затем наружу, открытый взору всех, кто смотрел на это поле, перепаханное воронками от бомб, с редкими кустиками почти сгоревшего овса, и, пригибаясь, побежал к своим танкам, стоящим в укрытии в трехстах метрах от КП полка.

Торча по пояс из люка своего танка, Вологжин коротко скомандовал механику-водителю:

– Вперед!

Тяжелая машина дернулась и выбралась из-под навеса. Почти одновременно с ней еще три машины, расположенные в линию.

– Атакуем сходу прорвавшиеся танки и бронетранспортеры противника! – монотонно передал Вологжин по рации. – Разворачиваемся фронтом. Сближаемся на самое короткое расстояние. По танкам – бронебойным, по бронетранспортерам – фугасным! Полный вперед!

Убедившись, что все командиры танков поняли его команду, опустился на командирское сидение и захлопнул за собой крышку люка.

Тридцатьчетверки были новехонькими, с увеличенной башней, где помещались наводчик, заряжающий и командир танка, с орудием в восемьдесят пять миллиметров, с утолщенной броней. Они так и называлась: Т-34-85. Теперь командиру танка – взвода, роты или батальона – не нужно отвлекаться на стрельбу, он мог следить за полем боя и командовать не только своим экипажем, но и другими, если того требовала его должность. Таких танков в Красной армии еще не было: их выпустили лишь небольшую партию в начале этого, 1943 года, и когда батальону Вологжина вручали всего лишь четыре машины, присутствовал сам командующий бронетанковыми войсками фронта и представитель завода-изготовителя.

Представитель, человек весьма пожилой, с усталым отечным лицом, в толстых очках, в командирской форме с погонами полковника, но на военного нисколечко не похожий, отозвал Вологжина в сторону и попросил умоляющим голосом:

– Вы, товарищ майор, пожалуйста, очень вас прошу, постарайтесь в боевой обстановке выяснить все слабые и сильные стороны этого танка и, если вас это не затруднит, напишите на завод о своих впечатлениях. Вот вам адрес и моя фамилия, – и представитель протянул Вологжину блокнот в кожаной обложке с пистончиками, из которых торчали карандаши.