– Тут тебе уже все маньяки знакомы, так что до завтра.

– До завтра, – в голосе Виктории явно смешались кокетство и разочарование.

Татьяна заметно приосанилась. Теперь Елисей принадлежал ей одной. Она смело взяла его за руку, а он не стал сопротивляться. Лера держалась чуть на расстоянии, чтобы не быть замеченной, а потому не слышала, о чём говорили эти двое, но почти после каждой его фразы Вика заливисто смеялась. И этот смех Валерия уже остро ненавидела.

Так они прошли пару кварталов, Лера дважды чуть не потеряла парочку из виду, переходя улицу, но гитарный гриф за плечом Елисея оба раза помог выделить его из потока прохожих. Наконец они свернули к дому Тани. Елисей довёл её до подъезда, а Лера затаилась в арке всего в нескольких шагах.

– Спасибо, настоящий рыцарь, – промурлыкала Татьяна. – Может, зайдёшь погреться?

– Тогда я перестану быть рыцарем, – усмехнулся Елисей. – Может, в следующий раз.

– Ну, как пожелаешь, – уже знакомая смесь кокетства и разочарования.

Лера уже хотела выдохнуть с облегчением, но в этот момент Таня приподнялась на цыпочки и коснулась губами его губ. Елисей сопротивляться не стал, ответил нежно и долго, одной рукой прижав девушку к себе. У Валерии возникло ощущение, что в неё въехал самосвал. Досматривать она не стала. На негнущихся ногах медленно пошла прочь, чувствуя, как горячие слёзы мешаются на щеках с холодным снегом.

– Ну и где ты шлялась? – встретил Валерию голос отца, как только она открыла дверь в квартиру.

Она тихо чертыхнулась. Так надеялась, что родители уже легли.

– У нас была репетиция, – отозвалась, пряча заплаканные глаза.

– Репетиция у вас до девяти, а сейчас половина двенадцатого! – прозвенела сталью мать, появляясь на пороге кухни. – На телефон тебе что мешало ответить?

Лера чертыхнулась снова, осознав, что не раз ощущала в сумке вибрацию, но предполагала кого-то из приятелей и одногруппников, а их слышать не хотелось.

– Репетиция дольше была, а звонка я не услышала, – начала она оправдываться.

– Репетиция закончилась в восемь сорок пять, – жёстко перебил отец. – Я звонил Эмилии Викторовне. Где ты была, я тебя спрашиваю?

– Я гуляла. Там погода…

– С кем ты там гуляла?! – перехватила инициативу мать. – Хочешь сказать, просто шаталась одна по улицам? Небось опять с этой своей Линой! В следующий раз что, пьяная придёшь?

– Может, хватит меня контролировать?! – психанула Лера. – Мне уже двадцать! Захочу – приду пьяная, захочу – вообще не приду!

Она рывком содрала с ног полусапожки и вихрем пролетела в свою комнату, громко хлопнув дверью.

– Пока ты живёшь в нашем доме, ты будешь приходить трезвая и брать трубку, когда тебе звонит мать! – прорычал за дверью отец, и шаги обоих родителей удалились в спальню.

Валерия бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку…

Двадцать седьмое декабря наступило внезапно. Две оставшиеся репетиции Лера отработала на автопилоте и только из нежелания настраивать против себя замдекана. Видеть Елисея и Татьяну было невыносимо. На людях они, впрочем, свои отношения никак не афишировали. Елисей общался с Таней настолько обыденно, что Лера иногда сомневалась, не был ли тот вечер просто дурным сном.

– Лерка! Вернись в семью! – Лина помахала рукой перед носом подруги.

До выступления оставалось ещё два часа, единственная на сегодня пара закончилась, и подруги вместе с Трикстером и Лёшей, другом и одногруппником девочек, сидели в столовой. Лёша, скромный ботаник, с самых вступительных экзаменов ходил за подругами хвостиком, став неизменным дополнением почти всех посиделок. На курсе над Лёшей посмеивались из-за робкого характера и отчаянной близорукости, но девочки обнаружили в нём начитанного собеседника и искромётного шутника. Лера была уверена, что парень влюблён в Лину, но тот ни разу в этом не признался, а сама Лина исключала такую вероятность, как неудобную для её внутренней гармонии.

– Да здесь я, – вздохнула Лера и удручённо посмотрела в салат.

– Я вижу. Ты бросай раскисать. Сегодня же праздник!

– Такой себе праздник, – поморщилась девушка. – Не хочу я слышать, как он будет Таньке в любви признаваться.

– Ну, так не оставайся до конца. У тебя же номер раньше закончится. Чего себе душу рвать?

– Вот да, – кивнул Трикстер. – Забей ты вообще на этого хлыща. Давай я тебя с нормальным парнем познакомлю. У нас басист знаешь, какой? И красавчик, и талантище, и зарабатывает неплохо. Одна беда – скромный, ну да это скорее плюс. Блядовать не будет.

– Спасибо, не стоит, – смущённо хмыкнула Лера. – И он не хлыщ.

– Ты права, слово слишком литературное. А насчёт басиста ты подумай. Димыч – парень что надо, – Трикстер улыбнулся и вальяжно притянул к себе Лину.

Та с довольной мордочкой угнездилась у него на груди.

– Поддерживаю, Димыч хороший, – мурлыкнула она.

– А с Елисеем что не так? Кроме плохого вкуса, – поинтересовался Лёша.

– Он самовлюблённый хам, – безмятежно отозвалась Лина.

– Вот не правда! Его просто не понимает никто, – Лера привычно кинулась защищать возлюбленного.

– Ну как бы да, сложно относиться с пониманием к человеку, который считает себя последней инстанцией истины, – рыжая состроила горделивую гримаску.

– Он действительно многое понимает. Просто люди не готовы слышать о себе правду!

– Посмотрим, что ты скажешь, когда услышишь о себе его правду, – мягко усмехнулся Трикстер. – Давайте пока свернём тему, а то у меня на Елисея скоро аллергия начнётся. Я с ним ещё и по музыкальной тусовке пересекался, и впечатления не самые приятные.

– Ладно, тему закрыли, – вздохнула Лера. – Мне вообще теперь лучше о нём не вспоминать.

Актовый зал был почти полон. Не то, чтобы студенты так уж рвались смотреть самодеятельность товарищей, но присутствие на подобных мероприятиях ценилось многими кураторами. Посему изрядная часть будущих экономистов предпочла потратить два часа на нечто, в принципе похожее на праздник, дабы получить некоторое снисхождение на грядущей сессии.

Он был не в белом. Да и вообще этот день мало походил на созданный её фантазиями. Все суетились, ссорились, теряли реквизит и изо всех сил ничего не успевали. Зал был не восторженным, а скорее скучающе-терпеливым. В довершение всего накрылись софиты, и подсветки сцены, как в театре, не получилось. Пришлось работать при обычном свете, в котором зрителей было видно лучше, чем артистов. Ситуацию несколько спасал только звукорежиссёр, который в этот раз пришёл трезвым. Технику себе экономфак мог позволить весьма недешёвую, а потому звучали выступающие, будто настоящие звёзды.

Татьяна вертелась вокруг Елисея, как приклеенная. То поправляла ему воротник рубашки, то смахивала пылинки с гитары. И у Леры уже появилось острое желание просто всё бросить и свалить, потому как смотреть на это не было никаких сил. Только один плюс был во всех её переживаниях – она совсем не думала о выступлении, а поэтому не боялась. На втором курсе, выходя на студенческой весне к микрофону перед всем факультетом, она едва не упала в обморок.

– Лерочка, вы прекрасны! Ваш выход через одиннадцать минут. Где Тимур? – выпорхнула за кулисы Эмилия Викторовна так вовремя, будто почувствовала её сомнения.

– Тимур микрофоны подключает, – едва смогла выговорить Лера.

В тот момент, когда замдекана сделала ей комплемент, на голос обернулся Елисей. Валерия получила от него такой обжигающий взгляд, что едва не задохнулась. Татьяна, от общения с которой он отвлёкся, тоже глянула на Леру, но с раздражением и непониманием. В её представлении Комарова вообще не являлась хоть сколько-нибудь интересной деталью интерьера. Хотя даже она не могла не обратить внимания на то, как Валерия выглядит сегодня. Виной тому был юмористический скетч про ужин в ресторане, и Лера была в облегающем бархатном вечернем платье изумрудного цвета с юбкой до пола и обнажённой спиной. Волосы ей уложила лично замдекана и, вопреки граничащим с паникой опасениям подопытной, сделала это со вкусом и изяществом. Все пряди были подняты вверх и подколоты серебряной заколкой, и только один «непослушный» локон игриво спускался к щеке. Непривычные каблуки заставили выпрямиться, и Лера сама в первый миг чувствовала себя королевой. Пока не увидела Татьяну, которая воспользовалась всей сокрушительной силой своего декольте, направив это орудие массового поражения на одного единственного Елисея. Вот и теперь она вновь завладела его вниманием, и обжигающего взгляда как не было.