Вокруг нет никого, только он, она и море. Вода тихо шелестит галькой, накатываясь на пустынный берег, игриво облизывает босые ноги и укатывается обратно в звёздную ночь. Где-то неподалёку пианист играет нечто лиричное, может быть, из «Титаника». И не важно, как наличие пианиста сочетается с отсутствием людей на всём берегу. Её личная мечта, как хочет, так и мечтает…

И Лера мечтала. Елисей был рядом с ней на южном пляже, играл мускулами в лунном свете и нежно обнимал.

– …и таким образом, Комарова, как повлияло на политическую ситуацию решение Николая второго? – ворвался в её сознание металлический голос.

Девушка вздрогнула, открыла глаза и упёрлась взглядом в полную руку с тремя золотыми кольцами, тяжело лежащую на её парте.

– Плохо повлияло, – вздохнула Лера, предчувствуя всю глубину предстоящего погружения во внутреннее пространство кишечного тракта на сессии.

– Как я понимаю, обосновать своё мнение вы не можете, – с аристократической ноткой презрения в голосе вопросила герр Шуттер. Звали её, конечно, иначе, но среди третьекурсников прозвище это за профессором русской истории Венилевской закрепилось прочно.

– По-моему, все решения Николая второго на политическую ситуацию плохо влияли, – осторожно предположила Лера и, похоже, угадала. Взгляд герр Шуттер немного смягчился.

– Чёткая позиция – это хорошо. Но извольте на моём предмете не спать. У вас скоро сессия.

– Извините, это всё температура, – соврала девушка, состроив виноватую мордочку.

– Болеете? Ох и нежная молодёжь пошла. Чуть подморозит, и уже послегли. Мы в ваши годы в минус двадцать в одном капроне бегали, и никакая простуда не брала, – Римма Игнатьевна усмехнулась, всколыхнув пространство могучей грудью. – Но это мы, конечно, зря делали. Дуры были по молодости, считали, что синяя трясущаяся девка с примороженными к ногам колготками красивее, чем тёплая, довольная, но в гамашах. Так, отвлеклись. Зойченко, как повлияло решение Николая второго…

Угроза откатилась, и Лера снова погрузилась в свои мысли. На пляж, впрочем, вернуться не получилось, настроение ушло, и она стала созерцать реальное воплощение своих грёз. Елисей сидел тремя партами левее и что-то старательно писал. Похожие на крылья демона брови сошлись в сосредоточенной нахмуренности, а сам он излучал вселенскую скорбь.

– Говорят, он влюблён в кого-то, – прошептала сзади Линка, рыжая бестия и лучшая подруга Леры по совместительству.

– Да? В кого? – Валерия постаралась придать голосу максимально возможное безразличие, но тот всё равно предательски дрогнул, когда сердце ухнуло вниз.

– Никто не знает. Нравится ему строить из себя печальную загадку, – Лина фыркнула. – Как баба.

– А может, у него просто душа есть, а у остальных парней только яйца? – разозлилась Лера и тут же почувствовала себя полной дурой.

Лина понимающе хмыкнула.

– Ну пусть так. Главное, чтобы к душе яйца всё-таки прилагались. И желательно, стальные.

Лера вздохнула и снова украдкой глянула на предмет своих мечтаний.

Предмет – кареглазый шатен ростом метр девяносто три – продолжал хмуро гипнотизировать бумагу и почему-то совершенно не ощущал опаляющего взгляда своей поклонницы. А взгляд оный опалял его уже целый семестр, с тех самых пор, как Елисей перевёлся на экономический факультет. Весь третий курс, на семьдесят процентов состоящий из представительниц прекрасного пола, тут же проявил активный интерес к новичку, однако уже через месяц весь личный состав разделился на две неравные части. Одна часть, та, что побольше, провожала Рыцаря Печального Образа томными взглядами с придыханием. В эту часть затесался даже один особо трепетный юноша. Меньшая же, но всё ж таки немалая часть курса дружно окрестила Елисея Пафосным Мудаком и предпочла с ним дела не иметь.

Лера оказалась в разных лагерях с лучшей подругой, и потому между девчонками нередко вспыхивали кратковременные ссоры. Провоцировала их, как правило, Лина, не удерживаясь от очередного едкого комментария, а Лера со всей страстью юного интроверта кидалась на защиту мужчины своей мечты. Лина же, впрочем, эти ссоры и гасила, каждый раз уступая упёртой подруге.

«Они все его просто не понимают, – в очередной раз подумала Валерия, разглядывая профиль, будто высеченный из мрамора. – Люди не любят слышать правду, а он не может её не говорить. Он тонко чувствует этот мир… А я бы могла его понять».

Когда звонок прервал бесконечные полтора часа истории России, весь курс вывалился из аудитории и растёкся отдельными ручейками по коридорам корпуса. Елисея унёс плотный поток из двух групп, спешащих на основы управления. Опоздать к преподавателю Филину считалось на факультете самой плохой приметой.

Лера проводила взглядом удаляющуюся тёмную макушку, чуть выделяющуюся над остальной толпой. В который раз пожалела, что они в разных группах. В который раз обругала себя за то, что не решилась, когда освободилось место, попроситься в третью. Так хоть на виду была бы часто, и не в толпе из ста пятидесяти шумных сокурсников. Помнит ли он вообще о её существовании? Конечно, разговаривали, и не раз, когда ждали пару, когда готовились к юбилею факультета, но всё о чепухе или по делу. У Леры не было возможности показать, насколько в унисон звучат их души. А внешне она была на курсе далеко не самой яркой. Средний рост, крашеные в песочный цвет волосы до плеч, серые глаза и минимум макияжа. Не умела она краситься так, чтобы было красиво, а не смешно. И завораживающим декольте похвастаться не могла. Всего-то двоечка… Лера внезапно вспомнила Таньку, которая сегодня сидела с Ним рядом, и её роскошный четвёртый.

«Сучка… не просто так небось рядом села. Не в неё ли он влюблён?»

Лера тряхнула головой, отгоняя мысли, ошпарившие грудь будто кипятком. Нет, такой человек, как Елисей, не может повестись на обычные сиськи. Ему наверняка нужна душа, такая же тонко чувствующая, как у него самого.

– Лерка, ты чего на ходу спишь? Или ты на нужник собралась? – звонко спросила Линка.

Пробегавший мимо первокурсник аж приостановился, будто споткнувшись не то слухом, не то взглядом о яркую рыжую девчонку, похожую на искру пламени. Подруги дружно фыркнули, представив, что творится в голове у неподготовленного неофита. Нужником курс прозвал предмет «управление капиталом» ещё в сентябре. Сухопарая, жёсткая, как солонина, профессор Козловская раз двадцать за первые полчаса напомнила о великой ценности этого предмета, «самого нужного из всех в программе», и так достала этим аудиторию, что вопрос с названием был решён сразу. Кто-то особо дерзкий даже подписал это слово маркером в расписание, быстро, впрочем, завешенное новым.

– Вообще, собиралась, – отсмеявшись, проговорила Лера. – И так две лекции пропустила.

– Она же не отмечает, – сморщила веснушчатый носик Лина.

– Вдруг начнёт. И потом, с выпускных слух дошёл, что она помнит всех.

– Тогда точно лучше не появляться. А то запомнит, – хихикнула рыжая бестия. – Ну ты смотри. За мной Трикстер приехал, хотим в Каменку махнуть, на холмы. Попробую на борд встать, раз в кои-то веки снег нормально лёг. Может, давай с нами?

– Вам без меня, по-моему, лучше будет, – поморщилась Лера.

Она прекрасно помнила прошлую поездку в осенний лес. Вместо ожидаемой фотосессии она просто просидела два часа на бревне в ожидании, пока эти двое нацелуются. И наверняка, если бы были одни, поцелуями бы не ограничились.

– Эй, мне нужен кто-то, кто будет кататься ещё хуже меня! – расхохоталась Лина. – Смотри, в последний раз предлагаю.

– Я… – как всегда под бурным натиском лининого позитива, Лера заколебалась. Но вдруг вспомнила, что после нужника будет общий сбор курса на тему Нового года. А это шанс опять увидеть Елисея.

– Точно нет, – твёрдо сказала она.

– Ну, как знаешь, – не особенно разочаровалась Лина и умчалась по лестнице вниз, к своему прекрасному принцу – покрытому с головы до ног татуировками гитаристу местной рок-группы Трикстеру.