С мысли девушку сбил очередной сдавленный фырк подруги.

– Видела бы ты сейчас своё лицо, – хихикнула она. – Я прямо знаю, о чём ты думаешь.

– Да блин, Линка! – Лера потянулась вперёд и легонько пихнула рыжую бестию ногой. – Что ты за человек такой! А скажи… – вдруг резко понизила она голос и покраснела ещё гуще. – Как это в первый раз?

– Больно, – поморщилась Анжелина, – очень. Хотя скорее всего, дело в парне. Я, конечно, очень жалею, что Трикстера не дождалась. Он аккуратнее был бы. А так… представь, что в тебя раскалённый меч вгоняют. Много раз подряд. Ромке-то всё равно было, чего я там под ним чувствую, ему надо было просто напряжение спустить. Так что романтики там и близко не было. Был вермут, было желание и была возможность нарушить несколько запретов одним махом.

– Зато тебе все девки тогда завидовали, – хмыкнула Лера. – Первый парень курса был.

– Да вообще, блин, я теперь буду до конца дней своих этим счастлива! – Лина эмоционально взмахнула пиалой, и чай-таки пролился на разноцветные лоскуты. – Ять! Ну ладно, это богам, – прокомментировала она лужу и вернулась к теме. – Первый раз должен быть с умелым и заботливым мужиком. Или хотя бы только с заботливым. Это, в общем, главное. Чтобы ему не похрену было. Говорят, так бывает и не больно. Особенно, если сумеет завести, чтобы голову потеряла.

– Елисей точно такой, – мечтательно вздохнула Лера и отпила остывший чай.

– Да наверняка, – Лина прямо-таки излучала сарказм. – Если что, моя жилетка всегда для тебя свободна, подруга.

– Она мне не понадобится… – Валерия вздохнула ещё раз, потом вернулась на землю. – Хотя она уже нужна. Потому что пока ничто не предвещает даже намёка на близость… Хочешь послушать, как он поёт? Я записала на телефон, пока никто не видел.

– Вот настолько всё серьёзно? – Лина с состраданием посмотрела на собеседницу. – Ну давай, включай, послушаем твоего призрака оперы.

Лера полезла в телефон, и через несколько мгновений из динамика зазвучали с хрипотцой гитарные аккорды, а потом и голос предмета обсуждения. Лина вслушивалась в чуть искажённое кустарной записью пение, и уголки её губ нервно подёргивались.

– Надрывается, будто мир спасал-спасал, и не спас, – хихикнула она, когда песня кончилась. – Но текст неплох. Чувство ритма и слога у него есть.

– Блин, ну как ты можешь над такой песней смеяться? Правду говорят, все рыжие – бессердечные, – насупилась Валерия.

– Рыжие просто головой думают, а не гм… сердцем, – выражение зелёных глаз красноречиво сообщало то самое слово, которое было заменено.

– Ничего ты не понимаешь в красоте, – отмахнулась Валерия. – Ладно, давай, что ли, таблицу добьём? А то как бы допуск к зачёту горит.

– Ни фига себе! Мы тебя ещё не всю потеряли! Ты помнишь про учёбу! – рыжая изобразила руками фейерверк и потянулась за бумагой.

– Евгения, вас не слышно совсем, нужно погромче! В остальном, всё было хорошо, уже можно на сцену. И в шесть минут уложились, – Эмилия Викторовна посмотрела на часы. – Так, следующий номер. Вы привыкайте уже заранее готовиться к выходу, в следующую среду генеральная репетиция, и мы должны в тайминг уложиться.

Елисей взял гитару и поднялся на сцену, едва не столкнувшись на ступеньках со спускающейся Лерой. Бросил на неё короткий мрачный взгляд и прошёл мимо, а она, чувствуя, как выгорает изнутри, остановилась, чтобы не подогнулись колени.

– Шустрее, шустрее, – громким шёпотом поторопила Вельман снизу.

Валерия спустилась в зал и села в первый ряд, поближе к Татьяне и Виктории. Какой-то внутренний мазохизм требовал точно выяснить, кому из них он поёт. Татьяне – вероятнее. Она с ним в одной группе, и общаются они чаще. Да и ярче она, чем Вика.

Рука ударила по струнам, и Лера приготовилась обмирать от голоса. Взгляд Елисея из-под тёмных бровей метнулся в первый ряд и, судя по расцветшей улыбке, угодил в Татьяну. Она томно распрямила плечи, акцентируя всеобщее внимание на обтянутом алой кофточкой четвёртом размере, и положила ногу на ногу. Елисей чуть заметно улыбнулся, и Лера ощутила, как в душе распахнулась чёрная дыра, стремительно всасывая в себя мысли, надежды и радость бытия.

– Я, крылья расправив, летел к твоим окнам сквозь северный ветер… – в голосе, как обычно, звенела вся боль этого мира, и сейчас это особенно остро отдавалось у Леры в сердце.

Она знала все слова наизусть и часто пела про себя по ночам: «Я вечность падаю к твоим ногам, ломая крылья, теряя душу…» Раз за разом она убеждалась, что песня посвящена кому-то совсем не похожему на неё. Кому-то, кто умел держаться с королевским достоинством и был ослепительно красив. Танька была ослепительно красива. И держалась… не как королева, конечно, скорее, как проститутка, но очень дорогая. Чистая неиспорченная душа настоящего романтика наверняка могла принять эту дороговизну за королевское достоинство. Но как объяснить ему, что он посвящает свою любовь пустышке?

Закончив песню, Елисей, как всегда, проговорил:

– Эту песню я посвящаю той единственной, которой посвящены и мои мысли, и моё сердце.

Имени он не называл, но ещё в первый день предупредил профессора Вельман, что озвучит его в день праздника. И теперь этого дня ждали все девушки курса, одни – с надеждой, другие – с любопытством.

Когда Елисей спустился со сцены, Танька и Вика были уже тут как тут. Одна забрала гитару, вторая протянула бутылку с водой. Он поблагодарил обеих величественно-снисходительной улыбкой. Абсолютно одинаковой.

«А может, и не они?» – засомневалась Валерия, и в глубине чёрной дыры бессовестно шевельнулась надежда. Вмиг представилась картинка: актовый зал переполнен шумными студентами, сцена освещена софитами, Он, весь в белом, заканчивает песню и называет имя… Валерия. Ощущение счастья захлестнуло столь стремительно, словно это уже произошло в реальности, и Лера зло себя одёрнула. Чем больше сейчас размечтается, тем больнее будет потом.

– На сегодня всё, до встречи в следующую среду. Все помнят, что нужно уже быть в костюмах? – раскатился по залу удивительно молодой для шестидесяти лет голос Вельман.

Разрозненные «да», «помним» и «так точно» отзвучали, и двадцать пять энтузиастов вытекли за двери. Корпус уже был частично погружён в полумрак, на этаже царила тишина. Времени было к девяти, и все пары, факультативы и собрания закончились. Лера бросила взгляд на мягкий снегопад за окном, подсвеченный престарелым фонарём, и оглянулась на Елисея. Тот что-то сосредоточенно созерцал в телефоне, как всегда, скорбно сведя брови. Чуть поодаль с независимым видом ждали Вика и Танька, явно игнорируя друг друга. Что-то дёрнуло Леру не торопиться и присмотреть за ними, поэтому она тоже сосредоточенно уставилась в экран телефона, будто читает важное сообщение.

– Елисей, ты решил остаться здесь до утра? – первой не выдержала Вика минут через пять, когда почти все энтузиасты разошлись.

– Нет, я уже иду, – недовольно отозвался тот. – Доброй ночи, девочки.

– То есть, ты оставишь хрупких девушек наедине с тёмной и снежной ночью? А если на нас кто-то нападёт? – игриво возмутилась Танька. – Мы без тебя боимся идти.

– Ну, раз так, то я, конечно, готов победить всех маньяков района. У меня есть страшное оружие, – он с ухмылкой кивнул на гитару в чехле и спрятал телефон. На миг обернулся. – Пока, Лера.

– Пока, – как можно непринуждённее отозвалась та, и мужчина её мечты ушёл в сопровождении двух красавиц.

Чуть помедлив, Валерия двинулась следом с неясным желанием присмотреть, чем эти трое будут заниматься. В конце концов, нужно же понять, кто из них… Ту единственную он наверняка на прощание поцелует.

На улице девушку встретила удивительно предновогодняя погода. Было тепло, безветренно, и медленно кружили в воздухе пухлые хлопья снега. После нескольких дней бесснежного мороза это было похоже на сказку, но Валерии совсем не хотелось радоваться. Три её цели маячили впереди, под фонарём, и Лера заторопилась за ними, чтобы не потерять из виду. Вика жила ближе всех к корпусу, практически в соседнем доме, но до подъезда Елисей её провожать не стал, попрощался у арки.