Роза безмолвствовала. Официальная доктрина церкви гласила, что каждый прибывший с Земли умер мученической смертью дабы возродиться уже в этом мире с тем, чтобы нести не только слово божие и веру, но и искупить грехи человечества, а, следовательно, спасти его. Море усопших, о котором никто толком ничего не знал, было явным тому подтверждением. Недостойные исполнить великий замысел, тонули в красных водах, лишаясь шанса на искупление, шанса попасть после смерти в лучший мир. Цель несомненно высокая, а плата за труды соответствующая. Правда церковь и сам архиепископ никак не комментировали, кому именно должно принести эту самую веру в мире, где изначально не было и не могло быть даже намёка на человечество вместе с религией и хранили гробовое молчание по поводу довольно щекотливой ситуации с высоким процентом алкоголизма среди вновь прибывших и частыми попытками суицида. Методическое пособие уже выветрилось из памяти и Роза, со всем присущим красноречием, попыталась развеять сомнения Леонида:

- Наверное... Может быть... Вы...

- Мне дан шанс на искупление? - спросил он, решив подтолкнуть Розу к нужному предположению.

- Да, Леонид. У вас есть шанс! И я вам в этом помогу!

Следующий час техник изливал Розе душу прогуливаясь по скверику. Делал он это обстоятельно и не спеша. Ей была поведана вся жизнь, всё то, что с техником не происходило никогда. Шейнер слушала и менялась в лице. Улыбчивого мужчину нужно было срочно спасать и только церкви это было по силам.

- Вам нужно посетить воскресную службу и поговорить с протоиереем. -посоветовала она.

- Только, если вы составите мне компанию.

- Конечно составлю!

- "Понеслось!" - подумал техник.

Портсигар со следами выправленных вмятин таил в себе одну единственную папиросу. Табачная лавка в воскресенье открывалась только в десять утра, встреча с Розой должна была состояться в восемь тридцать и он, даже обрадовался, что хоть и вынуждено, но несколько часов не будет курить. Заядлый курильщик день за днём чувствовал, как табак медленно убивает его. Не самый пафосный, но бесспорно один из самых дорогостоящих способов самоубийства вполне устраивал его на Земле, но не в Мире пропавших без вести. Продолжая в том же духе, можно было просто не успеть совершить побег.

На кухню словно зомби, опираясь о стену, вошла заспанная блондинка. Просыпаться после ночи, проведённой в лесу или воронке оказалось намного проще, чем вырваться из царства Морфея покинув обыкновенную тёплую кровать. Оказавшись в городе и долгожданной безопасности, Лиза могла позволить себе не высыпаться, а по пробуждении передвигаться исключительно на ощупь. Её штормило из стороны в сторону, но стена служила верной опорой и надёжным ориентиром на пути к кухне. На ощупь она подошла к плите, со второй попытки зажгла конфорку и так же на ощупь поставила уже горячий чайник на плиту, не забыв при этом обжечься о горячую ручку.

- Да сука... - выругалась она.

- Стыдоба. - пожурил так внезапно появившийся за спиной техник.

Лиза вздрогнула от неожиданности. Леонид сидел за столом, пил чай, а она прошла мимо даже не заметив. Медленно развернувшись, она только посмотрела исподлобья и всё так же на ощупь, отправилась в комнату, но через несколько минут вернулась с листком бумаги и карандашом и, сев за стол, уже хотела начать писать объяснительную.

- Какое сегодня число? - спросила Лиза.

- Да будет тебе... Вполне литературное слово и даже по делу.

Техник забрал листок и карандаш, принялся что-то рисовать. С изобразительным искусством у него всегда были большие проблемы, поэтому терзал бумагу довольно долго. Маркова уже успела умыться, долить воды в чайник и снова поставить на огонь, а он всё ещё аккуратно проводил линии, выводил окружности. В конце концов лист бумаги снова оказался у неё в руках.

- И что это? - спросила она.

Бумага несла на себе не полезную информацию или подсказку на тот самый, первый вопрос, ответ на который так и не был найден, а коллаж состоящий из десятка религиозных символов.

- Если бы я попросил? Именно попросил. - акцентировал Леонид. - Ты бы набила себе татуировку в виде одного из этих символов?

- Я не знаю. Может быть эту... на кисть. - ответила Лиза, показав пальцем на знак Бафомета. - А разве нужно?

- Нет-нет, не нужно. Но выбор хороший, мне нравится.

Леонид всё-таки закурил, и поглядывая, то на блондинку, то на чайник, прокручивал в голове припев одной из любимых песен, который на русский язык можно было перевести как, "Страшны мои шрамы, моя жизнь богохульна. Отрицаю, сопротивляюсь, и распространяю толику ненависти по всему миру!" (прим. Slayer - Hate Worldwide)

- Так откуда, говоришь, на тебе столько татуировок? - решил он задать давно терзавший вопрос.

- Как только шестнадцать исполнилось, так и набила одну. Тайком. Потом ещё одну и ещё... Когда папа наконец заметил - пришёл в ужас... Кричал, что отречётся, если я их не сведу, но потом, кажется даже смирился и привык.

- Есть в этом какой-нибудь?..

- Нет. - уверенно ответила она. - Никакого психологического подтекста, чувства вины, мазохизма или желания выделиться из толпы.

И действительно, техник не смог вспомнить ни единого случая, когда блондинка даже закатывала рукава вне дома. Да и дома, за исключением одного довольно нелепого случая, расхаживать в одних трусах себе не позволяла, но был склонен думать, что исключительно из-за него.

Это произошло всего через несколько дней после заселения, то есть не так уж и давно. Маркова прекрасно помнила то самое утро и вспоминая в последующем, начинала краснеть и сильно злилась. Он стоял сантиметрах в тридцати, безотрывно смотрел в глаза. Это продолжалось довольно долго, ни один из них не произнёс ни слова. В конце концов, техник прищурился, подцепил кончиком указательного пальца резинку её трусов, оттянул на несколько сантиметров, перевёл взгляд вниз и отметил:

- Иди-ж ты, действительно блондинка! А почему брови темнее?

Сказать, что она была возмущена - значит не сказать ничего. Но не было пощёчины или скандала. Лиза молча собрала вещи, ушла из дома навсегда, а уже вечером сидела в своём потрёпанном кресле, молча пялилась в смартфон, дулась. Уходить на самом деле было просто некуда и не к кому, поэтому пришлось вернуться. На несколько дней в крохотной квартирке на четвёртом этаже воцарилось безмолвие, а также введён строжайший дресс-код. Извинений так и не последовало.

- Странно конечно, - продолжила Лиза, - Все задают такие вопросы. Даже ты. Одни сразу считают меня чуть ли не проституткой, другие начинают старую песню о том, как кожа будет выглядеть в старости, третьи... А мне просто нравится. Никому даже в голову не приходит, что это может просто нравиться...

Техник был немного разочарован. Теперь придётся разбираться, а затем и бороться не со сложными психологическими проблемами и иже с ними, а только с обыкновенными женскими глупостями. Слушая Лизу, он, впервые за долгое время, вычеркнул один пункт из длинного, постоянно растущего списка потенциальных проблем.

Блондинка вскоре переметнулась с рассказа о татуировках к теме тирании и насилия над её хрупкой личностью. Ровно два человека удостоились почётного звания тирана. Первый, Пётр Дмитриевич Марков, он же отец. Второй, Леонид Валериевич Неизвестный, он же жених. Техник, уже выслушав однажды рассказ о том, как притесняет её, даже поступил крайне несвойственным образом, а именно закатил глаза.

- А как же твоя семья? - внезапно спросила блондинка. - У тебя же есть семья или просто родственники? Разве ты по ним не скучаешь? Я вот скучаю.

- А я вот нет. - ответил он.

- Почему? У тебя с ними натянутые отношения или что-нибудь в этом роде?