Поднявшись на крыльцо, Брайн позвонил, и дверь, к его удивлению, открыл не дворецкий, а седовласый мужчина лет шестидесяти — без сомнения, сам хозяин дома. Был он сутул и худощав, на продолговатом лице светились насмешливые голубые глаза и сияла белозубая улыбка. Одет он был, несмотря на летнюю жару, в толстый джемпер, а шею замотал шарфом, из-под которого виднелись накрахмаленный воротничок сорочки и узел голубого галстука.

— Здравствуйте, мистер Коркоран. Я — Брайн Херли из «Пост». Если помните, вчера я договорился с вами по телефону о встрече.

— Как же, как же. — Коркоран одарил Брайна широкой улыбкой. — Входите, мой мальчик, входите. Весьма лестно, что ваша редакция интересуется моей работой.

— Да, «Пост» не раз писала об исследованиях в госпитале Олдесли. — Брайн воздержался от упоминания того, что о его визите сюда в редакции не известно ни единой живой душе. — Мы считаем, что нашим читателям следует знать о них поподробнее. И из самых достоверных источников.

— Совершенно верно! Надеюсь, вы, как и все прочие известные мне журналисты, не откажетесь от капельки спиртного с дороги?

— В такую погоду промочить горло — святое дело.

Старик провел Брайна в прохладную полутемную комнату в глубине дома и, усадив в огромное кожаное кресло, занялся выпивкой. Брайн внимательно оглядел многочисленные полки на стенах, заваленные книгами, справочниками и электронным оборудованием неизвестного назначения. Коркоран вручил ему высокий хрустальный бокал с изрядной порцией виски, уселся в такое же кожаное кресло по другую сторону резного стола и, хлебнув из своего бокала, непринужденно спросил:

— Что нового в Олдесли?

— Да вроде все по-прежнему.

— Выходит, там не произошло ничего достойного упоминания, особенно — после столь долгого пути, который вы проделали.

Коркоран глотнул еще виски, и Брайн вдруг понял, что хозяин уже изрядно навеселе.

— Мистер Коркоран, расскажите, пожалуйста, о «быстрых» и «медленных» мышцах. Слышать я о них уже слышал, но, признаюсь, разницы так и не уловил.

Коркоран пустился в пространное описание своей работы по изучению химического состава нервных волокон. По готовности, с какой он повел рассказ, и по блеску его глаз сразу стало ясно, что возможности обсудить с кем-нибудь столь волнующую тему он был лишен давно. Брайн изредка чиркал в блокноте и всем своим видом выказывал живой интерес, но на самом деле выжидал подходящей минуты перевести разговор на главное. Как ему уже было известно, исследовательский отдел в «Олдесли дженерал» доказал, что «быстрые» мускулы, такие, например, как на ногах, иногда из-за размыкания и последующего неверного соединения нервных волокон превращаются в «медленные», типичные для брюшной полости. Из этого следовало, что тип мускулатуры обусловлен отнюдь не жестким генетическим кодом, как считалось прежде, а деятельностью нервов в организме человека. Хеймиш Коркоран выдвинул смелую гипотезу, согласно которой феномен изменения мышечной ткани вызывается неизвестным прежде химическим веществом, поступающим от трофических [4] нервов к мышцам. Он было уже приступил к работе над анализом и выделением в свободном виде этого химического вещества, но исследования сначала были приостановлены трагической смертью его жены, а затем и вовсе прерваны из-за его отставки — по слухам вынужденной. Поговаривали, что он повредился рассудком, но благодаря энергичным мерам руководства, как зеницей ока дорожащего репутацией госпиталя, достоверные подробности этого дела в печать не просочились.

— Как выяснилось, я ошибался насчет химической природы превращения «быстрых» мышц в «медленные», — вещал меж тем Коркоран. — Сейчас однозначно установлено, что причина кроется в электрических токах, циркулирующих в нервных волокнах. Для нормальной жизнедеятельности «медленные» мышцы непрерывно получают слабые сигналы низкой частоты, «быстрые» же — короткие высокочастотные импульсы. Но в том-то и прелесть науки, что и ошибка иной раз оказывается весьма ценной. Так, можно, отправившись, скажем, в Китай, открыть Америку. В моем случае Америкой стало абсолютно эффективное лекарство от ожирения.

— Эффективное лекарство от ожирения? — переспросил Брайн, чувствуя себя точно облитым холодной водой. — Весьма любопытно! Уверен, что эффективному лекарству от ожирения гарантирован коммерческий успех.

— Ошибаетесь, мой мальчик.

— Неужели? Значит, лекарство невозможно изготовить?

— Ничего подобного! Я берусь изготовить хоть цистерну такого лекарства.

Коркоран кинул непроизвольный взгляд на полку справа, а затем, обнаружив, что его бокал пуст, поднялся, подошел к бару и налил себе третью за время интервью порцию выпивки. Брайн, воспользовавшись благоприятной возможностью, внимательно рассмотрел со своего места шкаф, на который, невольно указал хозяин. Среди бесчисленных безделушек его внимание привлекла дешевая красная коробочка с орнаментом, какие во множестве штампуют на сувениры для невзыскательных иностранных туристов, и он с торжеством подумал, что именно в ней и лежат таблетки.

В дом Коркорана Брайна привела случайная встреча в баре. Несколько дней назад некий лаборант-выпивоха из госпиталя пространно вещал о преступной халатности врачей при лечении. Брайн слушал его вполуха, как вдруг из потока пустопорожней болтовни вырвалось упоминание тайного чудо-лекарства от ожирения. Хотя Брайн, как часто делают профессиональные репортеры, искусно скрыл свой интерес к этому вопросу, подробности все же обошлись ему недешево. По капле выжатая из лаборанта информация звучала весьма правдоподобно, но лишь после того, как Коркоран украдкой взглянул на красную коробочку, Брайн окончательно поверил в существование эффективного лекарства от ожирения.

— А вы, молодой человек, почему не пьете? — возвращаясь к столу, с шутливым недовольством поинтересовался Коркоран.

Хотя голос его был по-прежнему бодр и чист, на скулах выступили малиновые пятна, а походка стала нетвердой. Пригубив из бокала, Брайн ответил:

— Одной порции на пустой желудок мне более чем достаточно.

Коркоран смерил взглядом его стройную фигуру.

— А вы, похоже, и едите немного.

— Совсем немного. Слежу за весом.

Биохимик кивнул:

— Весьма разумно. Ведь либо вы управляете своим весом, либо он — вами.

— Лично я своему весу не оставил никаких шансов, — сказал Брайн с улыбкой.

— В моем утверждении нет ничего смешного, молодой человек, — слегка раздраженно заметил Коркоран. — Запомните, достигнув критической массы, жировая ткань в теле человека начинает в буквальном смысле управлять его действиями, а подчас даже руководить всей его жизнью.

С первых минут интервью Брайн придирчиво выискивал в несколько своеобразной речи хозяина нелепости, которые бы подтвердили упорно ходящие о нем слухи. Явных признаков помешательства обнаружить не удалось, но от последних слов Коркорана у Брайна по спине пробежал холодок. Ведь и сам он частенько спрашивал себя, как случилось, что так рьяно заботившаяся прежде о своей внешности Джун позволила аппетиту взять над собой верх.

— У некоторых просто-напросто слабая сила воли, — сказал Брайн. — Вот и возникает привычка к перееданию.

— Вы, юноша, в самом деле так считаете?

— Да. Но я…

— К примеру, молодая женщина приобрела избыточный вес, — перебил его Коркоран и, сверкая голубыми глазами, заговорил весьма быстро: — Женщину я приплел потому, что они вообще уделяют своей внешности повышенное внимание. Допустим, вес женщины увеличился на шестьдесят процентов от нормы. Она стала уродливой, жалкой, больной. Она вынуждена либо постоянно сносить остроты в свой адрес, либо как можно реже бывать на людях. Ее шансы получить сексуальное удовлетворение равны нулю, и дальнейшая жизнь не сулит ей ничего, кроме болезней, одиночества и отвращения к себе. Представляете такую ситуацию?

— Да. — Брайн поерзал в кресле.