– Ты всегда все усложняешь. Я просто хочу ради тебя персонифицировать свою особу. Твое представление о Газообразном Позвоночном, о Великом Шутнике… Ты очень близко подошел к постижению существа более высокого порядка, чем ты сам.

– Я считал его воплощением слепого случая.

– Да, но ты персонифицировал его.

– Тем не менее, я не могу думать о тебе, как о Газообразном Позвоночном. Это неправильно.

– Это не должно быть неправильным.

– Но ведь ты утверждаешь, что ты Бог.

– Нет, я вовсе не утверждаю, что я Бог, но ты можешь думать обо мне как о Боге, если тебе это нравится.

– Так мы никогда ни к чему не придем. Я предпочитаю Газообразное Позвоночное.

– Итак, после всех этих разговоров ты вернулся к тому, с чего начал: я – Газообразное Позвоночное.

– Может, ты еще и Добрая Фея? Это ты создал искусственное образование, известное мне как Орбитсвиль?

– Наконец-то ты задал разумный вопрос, на который я могу дать разумный ответ. Нет, я не создавал Орбитсвиля.

– Есть ли у тебя какие-либо основания не говорить мне, кто это сделал?

– У меня нет таких оснований, Джим. Я хочу передать тебе все то знание, какое ты способен усвоить. Твой разум – это часть моего разума в данный конкретный момент космической истории. Ограничение на количество знания, которое ты можешь постичь, определяется твоим интеллектом.

– Ты сказал, что мой разум – это часть твоего разума?

– Не стоит задавать риторических вопросов, Джим. Ты знаешь, о чем я сказал.

– Но это важно для меня. Есть небольшие вопросы, которые не менее важны для меня, чем крупные. Например, я хотел бы знать, почему я не боюсь. Я оказался в сюрреалистическом кошмаре, я был свидетелем совершенно ужасных вещей…

– Эти ужасы выдумал ты сам.

– Хорошо, пускай так, но я нахожусь сейчас в месте, очень напоминающем картину Дали. Черная статуя величиной с гору…

Все Это жутко, так жутко, но я почему-то не боюсь, совершенно не боюсь. Почему?

– Ты сейчас находишься в мысленном пространстве, Джим. В данный момент ты являешься майндонным существом, а раз так, то ты невосприимчив к страхам, которым подвержены создания из плоти и крови.

– Я понимаю. Потому я и могу спокойно беседовать с разумным черным небоскребом.

– Нет никакой беседы, Джим. На какое-то время твой мозг стал частью моего мозга, объединился с ним. Ты должен взять из него все, что можешь, и делать с этим знанием все, что пожелаешь.

– Очень хорошо, но кто же тогда создал Орбитсвиль?

– Орбитсвиль придумали и сотворили существа, стоящие на гораздо более высокой ступени развития, чем человечество. Когда они непосредственно столкнулись с людьми, то назвались ультанами. Это имя столь же им подходит, как и любое другое.

– Но зачем ультаны создали Орбитсвиль?

– Они хотели изменить судьбу Вселенной. Кое-кто из людей уже понял –разум является составной частью материи. И не такой уж несущественной ее частью. В каком-то смысле эта часть даже более значима, чем гравитация. Именно сила притяжения разума замыкает Вселенную. Одна гравитация с этим не справилась бы.

– Я помню ту женщину… Жену Рика Ренарда. Она пыталась рассказать мне что-то подобное.

– Да, но ее больше интересовал побочный эффект – сохранение личности после физической смерти. Истинное значение частиц, известных под названием сапионов состоит в том, что они обладают силой притяжения. Без этой сапионно-гравитонной компоненты расширяющаяся Вселенная продолжала бы расширяться вечно. Один из твоих современников, обладающий поэтическим складом ума, сказал, что именно мыслитель в тиши своего кабинета возвращает самые далекие галактики из объятий ночи.

– Я не понимаю, какое это имеет отношение к Орбитсвилю.

– Историю Вселенной можно представить, если воспользоваться корявыми терминами, к которым столь склонны ваши ученые, в виде последовательности Больших Взрывов и Больших Сжатий. В момент каждого Большого Взрыва образуются две Вселенные – одна из обычной материи, движущаяся во времени вперед; другая – из антиматерии, движущаяся во времени назад. Обе Вселенные расширяются до своих предельных размеров, а затем начинается сжатие, и, в конце концов, когда стрелка часов проходит полный круг, они соединяются вновь, и все готово к новому Большому Взрыву. Ты, конечно, понимаешь, что термины "материя" и "антиматерия" чисто условны.

– Я не дурак, – обиделся Никлин.

– Тут есть свои сложности, вроде тахионной и антитахионной Вселенных. Я их сейчас касаться не стану.

– Очень мило. Продолжай.

– В момент последнего Большого Взрыва, который, по моим подсчетам, был восемнадцатым в этой Великой Последовательности, образовались две Вселенные, так же, как это происходило и прежде. Но их эволюция не пошла по проторенному пути. Возникла существенная асимметрия – по причинам, не вполне мне еще ясным, во Вселенной Второй Области не развилась разумная жизнь.

В таких обстоятельствах, без сапионного притяжения, Вселенная Второй Области была обречена разлетаться вечно, а без вклада ее материи природа очередного Большого Взрыва будет совершенно иной. И как следствие, нарушится цикл обновления мироздания.

Часть ультанов была недовольна подобной перспективой с философской точки зрения – и они предприняли шаги, чтобы исправить возникшую асимметрию.

– Они построили Орбитсвиль?

– Да.

– Он служил для сбора разума! Тогда это объясняет Большой Скачок, перемещение Орбитсвиля во Вселенную из антиматерии. Когда ультаны все подготовили, они попросту перенесли его!

– Ситуация была несколько сложнее. Другая часть ультанов, также по философским соображениям, выступила против какого-либо вмешательства в естественный ход событий. Но, в основном, ты прав.

– А разве такого перемещения достаточно, чтобы изменить будущее Вселенной? Я не привык мыслить такими масштабами, но влияние одной-единственной сферы кажется мне чересчур уж несопоставимым.

– Была создана не одна сфера, Джим. Чтобы заманить достаточное количество живых существ, ультаны поместили подобные конструкции в каждую галактику Вселенной Первой Области. В каждой галактике, в зависимости от ее размеров, оказалось в различных местах от восьми до сорока сфер, причем именно там, где имелись наиболее благоприятные условия для развития разумной жизни. Тот факт, что ваше племя обнаружило объект, названный вами Орбитсвилем, не был случайностью.

– Но существует по меньшей мере сто миллиардов галактик! – Никлин почувствовал свою ничтожность, осознав масштаб усилий ультанов, решивших повлиять на сам пространственно-временной континуум. – И если умножить это число…

– Не следует погружаться в математические расчеты. Достаточно сказать, что ультаны в своем заблуждении зашли так далеко, что я с моими братьями вынужден был вмешаться.

– Но не слишком ли поздно? Я видел, как Орбитсвиль распался на миллионы планет и как все эти планеты исчезли. Если они разлетелись по всей галактике…

– Это моя работа. Новые планеты действительно разлетелись, но под моим контролем. Они рассыпаны по той галактике Первой Области, где первоначально находился Орбитсвиль.

Где-то в глубине сознания у Никлина оформился новый вопрос, но он метнулся от него в сторону.

– Планеты вернулись назад?

– Да, Джим. Видишь ли, ультаны были не правы, когда пытались навязать свою волю, свою неизбежно ограниченную точку зрения естественному порядку вещей. Асимметрия между Первой и Второй Областями в текущем цикле предвещает большую перемену в мироздании, это верно, но перемены – это орудие эволюции. Переменам нельзя противиться. Развитие должно быть свободным.

– Подвергнутся ли ультаны наказанию?

– Они получат совет, и за ними установят наблюдение, но вреда им никакого не причинят. Я и мои братья, мы являемся частью Жизни, и мы служим Жизни. Этика требует от нас, чтобы мы делали все, что в наших силах, чтобы ни один носитель разума не погиб в результате наших действий. – Поэтому ты здесь? Поэтому ты говоришь со мной?