Он осекся и сделал примиряющий жест в сторону надвинувшегося на него Нибза Аффлека.
– Все, что я хочу сказать, монсиньор Джим, – тихо добавил он, наклонившись к Никлину, – это то, что в прошлом я никогда не замечал в вас особой уступчивости по отношению к Папе Кори Первому.
– Знаю, знаю. – От смятения, с которым он никак не мог справиться, у Никлина перехватывало дыхание. – Но несколько минут назад он прямо высказал мне… Мне не следует… Если бы не Кори Монтейн, я бы сейчас… – Все в порядке, Джим. – Монтейн поднялся с колен. Бледное лицо его напоминало неподвижную маску. – Сейчас не время спорить. Многие остались там, но это только моя вина. Я давно получил предупреждение о грядущем судном дне, но…
Бездействовал. И настанет день, когда я отвечу за это пред ликом Господа. Мне остается лишь уповать на то, что я удостоюсь милости предстать перед его ликом.
– А тем временем, – нетерпеливо прервал его Хепворт, – мы устремимся к первому намеченному нами объекту. Вы это имеете в виду?
Монтейн неопределенно пожал плечами.
Хепворт торжествующе кивнул пилоту:
– Теперь очередь за вами, капитан. Хотите ли вы расправить крылья? На мгновение Никлин подумал, что Хепворт вдруг настроился на поэтический лад, но затем понял, что тот имеет в виду электромагнитные ловушки "Тары".
– Почему бы и нет? – ответила Флейшер. – Диспетчеров здесь нет, да и движения никакого. – Она повернулась к пульту.
Никлин зачарованно наблюдал, как пилот перебирает изящными пальцами по чуть наклонной панели, как загораются под ее руками переулки, магистрали, целые города цветных огней. Шла первая стадия подготовки к переходу корабля из эйнштейновского пространства в странное царство артуровской физики.
Для начала Меган Флейшер включила термоядерный реактор и подала питание на ловушки, развернув таким образом невесомые и невидимые крылья "Тары". При нынешней пренебрежимо малой скорости звездолета захватывающее поле служило всего лишь дополнением к ионным двигателям, но его эффективность росла с увеличением скорости корабля.
– Вперед, – сказала Флейшер через несколько секунд и нажала основную клавишу.
Никлин ощутил небольшое, но резкое увеличение собственного веса. Его переполняло изумление – огромное металлическое существо, которому он посвятил три года своей жизни, вдруг из неповоротливой и уродливой гусеницы превратилось в бабочку, расправившую свои крылья и обретшую истинную жизнь.
Флейшер переключила камеры, и на основном экране расцвело звездное поле. Около сотни крупных звезд сияли алмазами на фоне россыпи более мелких драгоценностей. Корабль словно ввинчивался в трехмерную картину космоса. "Я, наверное, был слеп, – подумал Никлин, скользя взглядом по удивительному и прекрасному зрелищу. – Как я мог не понимать, что мы рождены для звезд?”
– Что-то не так, – обыденным голосом произнесла Флейшер. – Что-то здесь не так.
Хепворт тотчас оказался рядом с ней, внимательно оглядывая индикаторы.
– Что вы имеете в виду?
– Я бы не назвала это включение чистым. Захватывающие поля нарастали чуть медленнее, чем надо.
– Процесс длится сотую долю секунды, – Хепворт облегченно вздохнул и раздраженно добавил. – Об этом невозможно судить на глаз.
– Я работаю пилотом более двадцати лет, и я могу судить об этом на глаз, – отрезала Флейшер. – Кроме того, это не единственное, что мне не понравилось, – левое поле в момент раскрытия имело несколько деформированную форму.
– Что с ним?
– Оно выглядело…
Плоским.
Хепворт внимательно посмотрел на сияющую бабочку – график распределения напряженности захватывающего поля.
– На мой взгляд, все просто отлично.
– Сейчас оно выглядит нормальным, – упрямо возразила Флейшер, – но я говорю, что в начальный момент оно было плоским.
– Возможно, виновато поле Орбитсвиля. – Хепворт провел рукой по роскошным волосам пилота. – Я думаю, вы можете смело положиться на меня в вопросах физики вакуума.
Флейшер брезгливо отклонилась.
– Не распускайте рук, Хепворт, иначе я запрещу вам подходить к пульту управления.
– Спокойнее, спокойнее! – добродушно ответил физик и обернулся к Никлину за поддержкой.
Никлин без всякого сочувствия взглянул на Хепворта – в его ушах все еще звучало едкое замечание Зинди по поводу компетентности физика. Недолгое наблюдение за Меган Флейшер убедило его – эта первоклассная пилот-профессионал, всегда точно знает то, о чем говорит. Вполне возможно, мимолетное нарушение захватывающего полян не имело особого значения, как утверждает Хепворт, но действительно ли он настолько хорошо знает двигатели звездолетов или больше строит из себя знатока? Монтейн в своем стремлении к экономии слишком во многом доверился ему…
– О чем ты думаешь, Джим? – От добродушия Хепворта не осталось и следа, на лице появилась неприятная настороженность.
Никлин вспомнил, в каких случаях Скотт Хепворт становится агрессивным и даже способным применить силу, – когда кто-либо высказывает сомнения в его научных или технических познаниях. За прошедшие три года Никлин не раз наблюдал подобные вспышки гнева.
– Я о многом думаю, Скотт. – Он взглянул на экраны. – Все это несколько обескураживает.
Хепворт нетерпеливо мотнул головой.
– Ты смотришь так, словно обнаружил в своем супе что-то крайне непривлекательное. Может быть, ты думаешь, я не разбираюсь в том, о чем идет речь?
– Ты нервничаешь, Скотт, наверное, так же, как и я, – примиряюще ответил Никлин. – Ты прекрасно знаешь, что я считаю тебя величайшим из ныне здравствующих специалистов по каким угодно вопросам.
– Мне не нравится твой снисходительный тон, ты, провинциальный… –Хепворт замолчал, удивленно глядя на лестницу.
Там стоял бородатый молодой человек в синей форме портового охранника. Он мгновение смотрел на собравшихся у пульта управления, затем взмахнул рукой и исчез.
– Здесь просто проходный двор, – раздраженно заметила Флейшер. – Я не могу позволить, чтобы люди сновали туда-сюда, когда им заблагорассудится. – Совершенно верно! – Монтейн, похоже, обрадовавшись возможности решить хоть что-нибудь, пришел в себя. Он повернулся к Аффлеку. – Я хочу, чтобы вы с Герлом попеременно дежурили на нижней палубе. Не пропускайте никого, кроме присутствующих здесь, без моего разрешения.
– Хорошо, Кори.
Безмерно обрадованный Аффлек бросился исполнять поручение патрона.
Монтейн навернулся к Никлину, на губах его играла сухая улыбка.
– Джим, поскольку вы решили почтить нас в этом полете своим присутствием, я надеюсь, вы не станете даром есть свой хлеб. Немедленно начинайте обход палуб и выясните, кто из посторонних проник на борт. Составьте список этих лиц и принесите мне. Я решу, где их разместить.
– Хорошо, Кори.
– И передайте им, что я желаю поговорить с каждым в отдельности сразу же, как только у меня появится свободная минута.
– Слушаюсь и повинуюсь!
Горячий душ принес такое наслаждение, какого Джим давно уже не испытывал.
Новоявленный путешественник проспал почти семь часов, во время которых его лишь изредка беспокоили сны, в которых он куда-то падал. Никлин очнулся, испытывая два сильнейших чувства – голод и жгучее желание вымыться. Мысль о завтраке представлялась очень соблазнительной, но Джим резонно решил, что еда принесет гораздо больше удовольствия, если он примется за нее после хорошего душа.
Никлин спустился вниз, на двадцать четвертую палубу, где находились прачечная и душевые. Горячая вода подавалась из расположенных рядом двигательных цилиндров. Никлин выстирал белье, оставил его в сушилке, а сам отправился в душевую кабинку.
Наступила благословенная минута, когда он мог пассивно и бездумно отдаться тугим, обжигающим струям воды. Блаженствуя под ними, Джим внезапно осознал, что в самое ближайшее время у него возникнут проблемы с одеждой – ведь полет продлится немало месяцев. Многие из тех, кто оказался на борту "Тары" не имели ничего, кроме того, что на них было надето в момент старта.
