Антихристом, но в этом не было ничего необычного.

Десяток варварских королей и вождей уже объявлялись антихристами, а затем многие из них были приняты в лоно церкви.

Рим послал пять легионов на подмогу сикамбрам. Они были полностью уничтожены, их орлы захвачены.

Однако в Британии люди наслаждались жарким летом и отсутствием войны. Амбары ломились от запасов, цены на хлеб и вино стремительно падали. Жаловались только купцы, потому что война положила конец привозу ходких галльских товаров. Теперь в Дубрисе и Новиомагусе торговые суда появлялись лишь изредка.

Каждое утро Утер поднимался на северную башню, запирал дубовую дверь и вкладывал Меч Силы в желоб, вырубленный в сером камне. Затем опускался перед ним на колени, сосредоточивал мысли и ждал, пока в его мозгу не возникали видения: его дух парил над страной от Пинната-Кастры на севере до Дубриса на юге, от Гарианнонума на востоке до Мориодунума на западе, высматривая вооруженные отряды. Не увидев ничего подозрительного, он обращал взгляд на побережья: не показались ли на серых волнах длинные корабли, не приближаются ли разбойники-викинги.

Но море было пустынным.

Как-то в ясное солнечное утро он попытался заглянуть за Галльское море, но его остановила сила, которую он не сумел ни увидеть, ни преодолеть, точно стену из прозрачного хрусталя.

В растерянности он вернулся в свою башню, открыл телесные глаза и вынул Меч из желоба. Потом вышел на парапет, всей кожей ощутил прохладу осеннего бриза, и на некоторое время его смутные страхи улеглись.

В полдень к нему вошел его слуга Бальдрик с вином, холодным мясом и блюдом темных слив, особенно любимых. Утеру не хотелось разговаривать. Он сделал Бальдрику знак уйти, сел у окна и уставился на море вдали.

Он знал, что Викторин и Гвалчмай встревожены его настроением, но не мог объяснить нарастающий в его душе страх. Он чувствовал себя как человек, который идет по темной дороге и знает – без каких-либо доказательств, но с неколебимой уверенностью, – что за следующим поворотом его подстерегает чудовище. Безликое, бесформенное, но несущее неотвратимую смерть.

Не впервые за последние десять лет он пожалел, что рядом с ним нет Мэдлина. Владыка волшебник либо рассеял бы его страхи, либо – в худшем случае – установил бы, что за опасность им угрожает.

– Будь желания лошадьми, нищие разъезжали бы верхом, – пробормотал Утер, изгоняя воспоминания о том, как Мэдлин его покинул. Злые слова, более едкие, чем кислота, извергал Утер в тот день. Не прошло и часа, как он пожалел о них, но не мог взять назад. Произнесенные вслух, они повисли в воздухе, вырезанные на невидимом камне, выжженные в сердцах тех, кто их слышал.

И Мэдлин покинул его…

Как Лейта. И Кулейн…

Утер налил себе еще вина, чтобы притупить воспоминания, но они стали только острее. Гьен Авур, Лесная Лань – имя, которое Кулейн дал Лейте – имя, употреблять которое Утеру запрещалось. Но он любил ее и без нее потерял себя.

– Зачем ты толкал ее в его объятия? – прошептал он.

Ни логика, ни рассудок не могли подсказать ответа.

Однако Утер знал, где прячется ответ – глубоко в лабиринте черного чувства. Семена безумия были посеяны в ту ночь в другом мире, когда юноша впервые познал девушку, только чтобы услышать, как она прошептала имя Кулейна в миг величайшей радости Утера. В противоположность мечте алхимика золото превратилось в свинец, свет канул во мрак. Но даже и тогда он мог бы простить ее, потому что Кулейн был мертв. Но не мог… не хотел ревновать ее к трупу. Но Владыка Ланса вернулся, и Утер увидел, как в глазах Лейты возродилось пламя любви.

Но отослать его он не мог, это было бы поражением.

И убить его он не мог – Кулейну он был обязан всем.

Ему оставалось только надеяться, что любовь к Владыке Ланса будет подавлена брачной клятвой, данной королю.

Так и было – но этого оказалось мало. Он вновь и вновь испытывал ее твердость, обходился с ней с пугающим равнодушием, ввергал ее в отчаяние, толкал на то, чего страшился превыше всего.

Король глупцов!

Утер – Кровавый король. Полководец, не знающий поражений! Ни одно войско не в силах противостоять ему, но что в том, раз он живет в холодной башне, зная лишь одиночество? Ни сыновей, подрастающих ему на смену, ни любящей жены. Он обернулся к вделанному в стену бронзовому зеркалу. У корней выкрашенных хной волос проглядывала седина, а глаза были бесконечно усталыми.

Он вновь вышел на парапет и посмотрел вниз во двор.

Сикамбр Урс прогуливался там рука об руку с девушкой. Утер не узнал ее, хотя словно бы уже где-то видел.

Он улыбнулся. Лошадиные панцири, как установила проверка, никуда не годились – набухли от дождя, утратили непробиваемость. Зато Урс оказался прекрасным начальником конного отряда. Подчиненным нравились его дружеская непринужденность и находчивый ум, а вдобавок он не был опрометчивым и понимал, как нужны для стратегии терпение и предусмотрительность.

Король наблюдал, как Урс безмятежно обнял девушку за плечи, привлек к себе в сумрак за открытой дверью и, приподняв ее подбородок, поцеловал в губы. Утер покачал головой и отвернулся. Теперь он редко приказывал прислать в его покои женщину – после его охватывала глубокая печаль, холодная пустота одиночества.

Его взгляд обратился на зеленый мир вокруг: пологие холмы и усадьбы земледельцев, стада коров и овец. Все дышало миром. Утер негромко выругался. Годы и годы он укреплял миф, что он – земля, душа и сердце Британии. Только его доверенные друзья знали, что силу ему дает Меч. Однако теперь Утер даже без помощи заповедного оружия ощущал зловещую угрозу, надвигающуюся из теней. Спокойствие вокруг было лишь иллюзией;

Дни крови и огня ждали своей зари.

«Или ты стареешь? – спросил он себя. – Ты так долго сотворил живой миф, что и сам в него поверил?»

Налетел порыв холодного ветра, и король вздрогнул.

Угроза? В чем она? И от кого исходит?

– Государь? – послышался голос. Утер резко обернулся и увидел в двери Викторина. – Я постучал в наружную дверь, но ничего не услышал, – сказал римлянин. – Прости, если я не вовремя.

– Я задумался, – сказал король. – Какие новости?

– Римский епископ заключил договор с Вотаном и подтвердил его право на Галлию и Бельгику.

Утер усмехнулся:

– Недолговечным же он оказался Антихристом, верно?

Викторин кивнул и снял бронзовый шлем. Из-за белоснежных волос он выглядел много старше своих пятидесяти лет. Утер прошел мимо него в покой и жестом пригласил полководца сесть.

– Все еще не носишь ни усов, ни бороды, мой друг, – сказал король. – Что ты будешь делать теперь, когда в наши гавани уже не приходят корабли с пемзой?

– Возьмусь за бритву, – ухмыльнулся Викторин. – Не подобает римлянину смахивать на немытого варвара.

– Негоже говорить так со своим королем, – сказал Утер, почесывая собственную бороду.

– Но к своему несчастью, государь, ты родился без капли римской крови. Могу только выразить свои глубочайшие соболезнования.

– Надменность Рима пережила даже его падение, – сказал Утер, улыбаясь. – Расскажи мне про Вотана.

– Донесения противоречивы, государь. Он одержал четыре решительные победы в Сикамбрии, сокрушив меровеев. О судьбе их короля ничего не известно. Одни говорят, что он бежал в Италию, другие – что нашел приют в Испании.

– Его стратегия? Использует конницу? Или римскую фалангу? Или это просто орда, берущая верх благодаря своей численности?

– Его войско разделено на отряды. Есть конница, но полагается он главным образом на пеших воинов с боевыми топорами и лучников. И сам дерется там, где битва жарче всего. Говорят, ни один меч не способен рассечь его броню.

– Не слишком похвально для полководца, – буркнул король. – Ему положено оставаться в тылу и руководить войском.

– Как поступаешь ты, государь? – осведомился Викторин, подняв бровь.

Утер ухмыльнулся.

– Как-нибудь попробую, – сказал он. – Буду сидеть на холщовом табурете и смотреть, как вы с Гвалчмаем крушите врагов.