— Хватит! Мне было приказано убить вас, а я нарушил приказ. Если вы сейчас же уедете, Шэнноу, то останетесь в живых. Неужели для вас это ничего не значит?

— Конечно, значит, Льюис. Никто не хочет умирать. Вот почему я разговариваю с вами. Я не хочу вас убивать, но я должен отыскать ваш Камень.

Льюис прижал приклад к плечу.

— Если вы сейчас же не повернете коня, я отправлю вас в Ад.

— Но я ведь и хочу попасть туда, Льюис. Вон же он! — и Шэнноу указал на Ковчег.

В ярком лунном свете Шэнноу увидел, как напрягся Льюис, как приклад еще теснее вжался в его плечо. Иерусалимец слетел с седла в тот миг, когда прогремела длинная очередь. Он ударился о землю, перекатился за валун, от которого тут же брызнули осколки. Затем приподнялся на коленях, сжимая пистолет. Его конь валялся на спине, задрав дергающиеся ноги к небу, и Шэнноу, ощущая леденящую холодность, взвел затвор, метнулся влево и перекатился через плечо. Льюис молниеносно повернулся, ружье в его руках подпрыгивало, справа от Шэнноу пули поднимали фонтанчики земли и камешков. Пистолет замер, и единственная пуля сбила Льюиса с ног. Шэнноу подошел к нему. Льюис был мертв. Иерусалимец повернулся к бьющемуся в агонии коню и выстрелил ему в ухо, затем перезарядил пистолет и зашагал к развалинам.

«Никто не хочет умирать, Льюис», — прозвучало у него в ушах, и он почувствовал всю истинность этих слов. Шэнноу не хотел умирать. Он хотел найти Иерусалим и обрести мир и покой. Он посмотрел на Ковчег, на сияющие огни, прислушался к музыке. Потом оглянулся на труп Льюиса, уже совсем слившийся с лунными тенями.

Он подошел к двери в скале и, выхватив пистолет, отпрянул в сторону. Когда дверь начала открываться, он прицелился, но стальной туннель за ней был пуст. Он вошел, почти прижимаясь к стене, и дверь закрылась позади него. Ни ведущей вниз лестницы, ни дверей. Он тихо выругался.

С легким шелестом, маня его, открылась дверь лифта. Убрав пистолет в кобуру, он вошел.

Дверь закрылась, и лифт чуть задрожал. Затем она снова открылась, и он увидел то, что ожидал увидеть: вооруженных охранников, целящихся в него из пистолетов. На них были странные синие шапочки с козырьками и двубортные куртки из тонкой шерсти. Среди них стоял великан Саренто, одетый так же, но только куртка была белой с медными пуговицами и синими эполетами, блестевшими тремя золотыми полосками.

— Право, вы меня разочаровали, мистер Шэнноу, — приветствовал его Саренто. Стражники вошли в лифт и разоружили Иерусалимца. Он не сопротивлялся. Его вывели наружу, и он увидел перед собой не запомнившийся ему ярко освещенный коридор, но огромное помещение с роскошной резной мебелью, пушистыми коврами и окнами из цветного стекла.

— Великолепно, не правда ли? — сказал Саренто.

Шэнноу промолчал. В безмолвном изумлении он смотрел на цветные стекла, слагавшиеся в изображения плывущих кораблей и библейских святых и на окружавшие их золоченые панели искуснейшей работы.

— Зачем вы вернулись, мистер Шэнноу?

— Уничтожить вас.

— Неужто вы и правда верите, что способны и с Хранителями повторить одно из ваших чудесных избиений разбойников? Но, конечно же, нет!

Помещение начало наполняться людьми, одетыми очень странно — длинные необычного покроя платья на женщинах, мужчины в черных костюмах и белоснежных рубахах.

— Отведите его вниз, — распорядился Саренто. — Я займусь им позже.

Четверо стражников повели Шэнноу по устланной ковром лестнице и по коридору к двери с медной дощечкой «Б‑59». Внутри оказалась кровать с бархатными занавесками между четырьмя столбиками и маленький письменный стол, инкрустированный золотом.

— Сядьте, — сказал стражник, молодой человек с коротко остриженными светлыми волосами. — Устройтесь поудобнее.

Они ждали в неловком молчании, пока не вошел Саренто. Он снял белую фуражку и бросил ее на столик.

— Расскажите мне про корабль, — сказал Шэнноу, и Саренто усмехнулся.

— Как вы хладнокровны, Шэнноу! Вы мне положительно нравитесь.

Он сел на кровать и стянул с рук белые перчатки.

— Как вы находите Возрождение? Впечатляет, а?

— Бесспорно, — признал Шэнноу.

— Так и должно быть. Один из величайших кораблей, когда‑либо построенных. Имел в длину восемьсот восемьдесят два фута и весил сорок шесть тысяч тонн. Высшее достижение инженерной техники и одно из чудес древнего мира.

Внезапно Шэнноу засмеялся.

— Что вас так забавляет, сэр?

— Вам нравятся притчи, Саренто. По‑моему, этот корабль — точное отражение вашей безумной мечты: роскошный, цивилизованный и поглощенный морем.

— Если не считать того, что мы его восстановили, — отрезал Саренто.

— Да. Чтобы торчать на горе над развалинами цивилизации, о существовании которой вы в ваши времена даже не знали. Корабль на горе — огромный и бесполезный, как и ваши честолюбивые замыслы.

— Корабль на горе? Пойдемте со мной, мистер Шэнноу. Мне будет приятно показать вам, что такое настоящая сила.

Окруженный стражниками, Саренто повел Шэнноу на верхнюю прогулочную палубу, а оттуда на шлюпочную. До самого горизонта простирался океан, и Ковчег торжественно скользил по звездам, отражающимся в волнах. Шэнноу ощутил запах соли в воздухе, а над гигантскими трубами кружили и пикировали чайки.

— Потрясающе, не правда ли? — спросил Саренто.

Шэнноу била дрожь.

— Это невозможно.

— С Материнским Камнем возможно все.

— И мы правда в море?

— Нет. Ковчег все еще лежит на своей горе. То, что вы видите и ощущаете, образ, проецируемый магией. Однако, пробей вы отверстие в борту, внутрь польется вода, соленая вода. Ибо Камень будет поддерживать иллюзию. А если вы прыгнете за борт, то погрузитесь в море, ледяное и смертоносное. А потом пронижете его и окажетесь в развалинах Атлантиды. Вот это и есть сила, мистер Шэнноу, причем ничтожная доля силы, заложенной в Камне. Пожелай я, и Ковчег поплывет по настоящему океану. Как в один прекрасный день и произойдет, и тогда я приплыву на нем в порт Нью‑Йорка.

— В какое число душ это обойдется? — спросил Шэнноу.

— Какой у вас мелочный ум, мистер Шэнноу! — Саренто покачал головой. — Что такое несколько жизней в сравнении с золотым будущим?

— Нельзя ли нам вернуться внутрь? — сказал Шэнноу. — Здесь холодновато.

— Нам можно, Шэнноу. Вы, боюсь, покинете корабль здесь.

— Как раз тогда, когда мне начинало тут нравиться, — сказал Шэнноу и, когда Саренто сделал знак стражникам, он нагнулся и стремительно вытащил из сапога обоюдоострый охотничий нож. Первый стражник упал мертвым с располосованным горлом. Шэнноу выхватил его пистолет и прыгнул к Саренто. Великан нырком упал на палубу. Шэнноу упал на него, бросил нож, ухватил Саренто за воротник и прижал пистолет с взведенным затвором ему под подбородок.

— Будьте столь любезны, прикажите своим стражникам убрать оружие, — прошипел Шэнноу, поднимая Саренто на ноги.

Трое стражников посмотрели на своего начальника.

— Подчинитесь, — сказал он. — Я покончу с этим фарсом по‑своему.

— Веди меня к Камню! — потребовал Шэнноу.

— Всенепременно. Ваши детские игры в героизм дают вам на это право.

— Поздравляю вас с подобным хладнокровием.

Их взгляды встретились.

— Возможно, вы полагаете, что верх остался за вами, мистер Шэнноу, однако магия, поднявшая Ковчег с морского дна, не будет разрушена сумасшедшим с адским револьвером в руке.

И Саренто повел его вниз.

А «Титаник» плыл и плыл по призрачному морю…

Сон Аваддона был беспокойным, и он проснулся, хватая руками воздух. Черные шелковые простыни промокли от пота. Он спустил ноги с кровати. Он так хорошо чувствовал себя три часа назад, когда в Вавилон привезли Донну Тейбард. И нынче ночью владычество исчадий Ада станет беспредельным — все гороскопы подтверждали это. Донна была той жертвой, которую ожидал Дьявол, и когда он пожрет ее, вся сила Ада вольется в Аваддона.