У Гриффина пересохло во рту. Он разглядел еще две крадущиеся фигуры и обвел взглядом комнату в поисках пистолета. Но пистолета нигде не было — видимо, Мадден захватил его с собой. Он лег на диван, а потом осторожно сполз на пол, вытаскивая из ножен охотничий нож. В его состоянии ему не справиться и с одним врагом, ну а четыре или четыреста — это уже все равно!

«Думай!» — приказал он себе. И еще раз оглядел комнату. Как они попытаются проникнуть внутрь?

Окно было открыто, и вывод напрашивался сам собой. Он на четвереньках пробрался под подоконник. От усилия у него закружилась голова. Он сделал глубокий вздох и прижал висок к холодному камню. Шли минуты, и его мысли начали блуждать. Когда‑то еще мальцом он спрятался вот так от отца, который искал его, чтобы выдрать. Он забыл, в чем провинился, но живо помнил то ощущение безнадежности, которое примешивалось к возбуждению — сознание, что он лишь оттягивает страшную минуту.

Легкий скрип. Гриффин посмотрел вверх и увидел, что за подоконник цепляются руки.

С предельной осторожностью он весь подобрался. Перед ним опустилась нога. Каблук сапога едва не задел его плечо, и в следующую секунду человек спрыгнул на пол. Гриффин вскочил, ухватил его за длинные темные волосы. Враг не успел даже вскрикнуть, прежде чем охотничий нож полоснул его по горлу.

Он начал отчаянно отбиваться, даже отшвырнул Гриффина в сторону, но затем упал на колени и выронил пистолет. Гриффин подобрал пистолет и отполз к стене в ожидании следующего.

По ту сторону комнаты его первый противник затих. Гриффин взвел затвор и закрыл глаза, напрягая слух. Ни звука, ни шороха…

Он, вздрогнув, проснулся. Сон еще затуманивал его мозг, и он отчаянно заморгал, озираясь. Сколько времени он спал? Секунду? Минуту?

И что его разбудило?

Рукоятка пистолета стала совсем теплой и скользкой от пота. Он обтер ладонь об рубаху и снова сжал пистолет. С улицы донеслось песнопение, комнату заполнил багровый свет.

Из двери в дальнем конце комнаты появился человек, и Гриффин дважды выстрелил в него. Человек пошатнулся, упал, потом поднял пистолет, и пуля впилась в стену над головой Гриффина. Зажав рукоятку в обеих руках, Гриффин выстрелил еще раз, и тот рухнул на пол мертвый. Комната смердела кордитом, в воздухе висел дым. В ушах Гриффина так звенело, что он совсем оглох.

Кое‑как поднявшись на ноги, он рискнул выглянуть из окна. К дому бежал человек. Первая пуля Гриффина пролетела мимо, но вторая попала ему в грудь, и он упал.

Проводник караванов утер пот с глаз, взглянул в ночное небо.

…И увидел Дьявола над крышами домов.

— Мой Бог! — прошептал он.

— Нет, мой! — произнес чей‑то голос.

Гриффин не обернулся.

— Я все гадал, куда ты подевался, Зедеки?

— Вас нелегко убить, мистер Гриффин.

— Не понимаю, почему ты просто не застрелил меня?

— Подумал, что вам будет любопытно посмотреть финал драмы. Следите за его рукой, мистер Гриффин. Сейчас вы увидите, как он поднесет к устам вашу жену… Вот тогда я и убью вас.

Внезапно Дьявол исчез, и Зедеки пронзительно закричал. Гриффин рывком обернулся и выстрелил. Пуля отбросила Зедеки к стене, его колени подогнулись, и он сполз на пол, все еще глядя в звездное небо.

Гриффин сидел и смотрел, как молодой человек умирал.

Аваддон стоял на балконе из черного мрамора, выходящем на ступени храма, упиваясь явлением своего Бога, чувствуя, как его сомнения тают, будто утренний туман под лучами солнца. Из храма донесся треск выстрелов, жрецы заметались. Он увидел, как Ахназзар упал, и Дьявол сожрал его. Затем вперед выскочила фигура в темной одежде. Рука Дьявола опустилась, фигура оказалась на когтистой ладони, и Аваддон издал торжествующий крик.

Но Дьявол вдруг исчез, и сердце Аваддона огненными пальцам сжала боль. Он застонал, упал в открытую дверь спальни, подполз к своей кровати, к инкрустированной слоновой костью шкатулке у изголовья. Он прошептал слова заклятия, но шкатулка не открылась. Приподнявшись на колени, он принудил себя успокоиться и нажал на кнопку. Крышка отскочила, и с неимоверным облегчением он обеими руками извлек большой овальный Кровь‑Камень. Боль в груди слегка его отпустила. Он заморгал и сфокусировал взгляд на Камне. У него перед глазами червонное золото тускнело, а черные прожилки ширились и ширились.

— Нет! — прошептал он.

На его руках проступили коричневые пятна, кожа дряблела, покрывалась морщинами. Он умудрился встать на ноги и вытащить пистолет с серебряной рукояткой из кожаной кобуры, свисавшей с изголовья.

— Стража! — крикнул он, и в дверь вбежал юноша.

— Что угодно, государь?

Аваддон прострелил ему голову, поднес Камень к дергающемуся телу и подставил под струю крови, бившую изо лба. Но энергия продолжала истощаться, черные полосы все ширились и сливались в сплошную черноту.

— Ты ничего не можешь сделать, Лоренс, — сказала Руфь.

Аваддон уронил Камень и опустился на пол рядом с трупом стража.

— Помоги мне, Руфи.

— Не могу. Ты должен был умереть уже давно.

Его волосы становились белее снега, кожа на лице словно задубела. У него не осталось сил, чтобы сидеть, и он свалился на бок. Руфь села рядом с ним и положила его голову себе на колени.

— Почему ты меня покинула? — прошептал он. — Все могло быть совсем по‑другому. — Мышцы его лица высыхали, и губы зашевелились в последнем прерывистом шепоте. — Я же любил тебя, — сказал он.

— Я знаю.

Его тело всей тяжестью легло ей на руки, и они почувствовали кости под кожей — хрупкие, острые. Кожа сползла, и кости рассыпались в прах.

На ступенях храма Бетик быстро перезарядил пистолет и сел лицом к толпе. Гневный рев стих, толпа попятилась. Люди тупо смотрели на свои выкрашенные руки, с недоумением оглядывали лица друзей. Какой‑то мужчина в первом ряду застонал и упал ничком. Его сосед наклонился над ним и воскликнул:

— Он умер!

Кому‑то еще стало нехорошо, он вытащил из кисета свой Кровь‑Камень — черный, как грех. Еще один человек упал мертвым, и толпа начала пятиться от трупов. Теперь все разглядывали свои Камни, и разразилась паника.

На ступенях Мадден помог Бетику встать, они подошли к Донне и сорвали с нее серебряные браслеты. Она застонала и открыла глаза.

— Джейкоб?

— Все хорошо, девочка. Ты в безопасности.

— Где Кон?

— Ждет нас. Я отнесу тебя к нему.

— А Эрик?

— Поговорим попозже. Ну‑ка, дай руку.

Толпа на площади стремительно таяла. Мадден подхватил Донну на руки, но тут к нему подошел темноволосый юноша.

— Господь да будет с вами! — поздоровался он.

— Ты кто? — спросил Бетик.

— Клофас. Ты меня не знаешь, Бетик. Но я видел тебя в Убежище, когда ты был там.

— Кажется, это было так давно!

— Да, словно целая жизнь прошла! Можно я помогу вам нести госпожу?

На «Титанике» люди дрались друг с другом, пытаясь проложить себе дорогу к лестницам, на которых яблоку негде упасть — все старались спастись от поднимающейся воды. Материнский Камень высвободил свою энергию и доводил дело до конца, накреняя корабль на нос в точном соответствии с тем, что произошло когда‑то. Сотни Хранителей, их жены и дети исчезали в бурлящем потоке, пытаясь плыть, отчаянно взывая о помощи. Тщетно.

Если во время кораблекрушения в 1912 году десятки мужественных людей до последней минуты стояли у насосов, то Хранители попросту понятия не имели ни о чем подобном. Если та трагедия длилась три часа, этот «Титаник» пошел ко дну в считанные минуты. Рухнули переборки, и безжалостные океанские волны поглотили пассажиров, еще остававшихся внизу.

Спасения не было. Многие прыгали с верхних палуб, со всплеском уходили под воду — только для того, чтобы, пронизав ее толщу, вылететь за пределы силового поля, окружавшего Камень, и упасть с горы на мраморные развалины Атлантиды.

Амазига Арчер и ее сын Люк пробились через курительный салон в фойе перед верхней палубой. Вода там достигала пояса Амазиги и быстро поднималась. Посадив Люка к себе на плечо, Амазига вылезла через окно на наклоненный стальной пол палубы. Люк цеплялся за нее, а она карабкалась к корме, торчащей словно башня над бушующими валами. Обхватив рукой стальной пиллерс, она слушала крики жертв, оказавшихся в ловушке внутри.