Опасаясь, что в месте слияния двух протоков может образоваться переправа, он воздвиг очень прочное укрепление, отовсюду одинаково надежное, защищенное водой, а также высотой и толщиной своих стен; поэтому оно и стало называться Сидира[968]. И теперь эта железная башня – город перед городом и стена его стен. С утра до вечера наблюдал самодержец за постройкой укрепления, несмотря на сильную жару (солнце в это время проходило тропик Рака). Он терпел зной и пыль и не жалел расходов, чтобы стена становилась все прочней и несокрушимей; за каждый камень он щедро вознаграждал всех, кто его притащил, было ли их пятьдесят человек или сто. Поэтому перетаскивание камней привлекло не случайных людей, а всех воинов и слуг: и местных жителей и пришельцев, – ведь они видели, что их ждет щедрое вознаграждение и что сам император распоряжается работами наподобие афлофета. Это была уловка, при помощи которой ему удалось обеспечить большое стечение народа и, таким образом, облегчить перетаскивание огромных камней. Вот каким был самодержец, глубочайший в замыслах, величайший в свершениях.
Так, как описано выше, продолжалось правление самодержца до...... индикта. ..... года[969]. Не успел он немного отдохнуть, как до него дошел слух о приближении бесчисленного войска франков. Он боялся их прихода, зная неудержимость натиска, неустойчивость и непостоянство нрава и все прочее, что свойственно природе кельтов и неизбежно из нее вытекает: алчные до денег, они под любым предлогом легко нарушают свои же договоры. Алексей непрестанно повторял это и никогда не ошибался. Но самодержец не пал духом, а все делал для того, чтобы в нужный момент быть готовым к борьбе. Однако действительность оказалась гораздо серьезней и страшней передаваемых слухов. Ибо весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию; они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу[970]. Причиной такого огромного передвижения было следующее.
Один кельт, по имени Петр, по прозвищу Кукупетр[971], отправился на поклонение гробу господню и, натерпевшись много бед от разорявших всю Азию турок и сарацин, едва вернулся в свои края. Не желая мириться с неудачей, он решил вновь отправиться в тот же путь. Но Петр понимал, что ему {275} нельзя больше идти ко гробу господню одному, дабы не случилась беда, и поэтому он прибегнул к ловкой выдумке. Петр сделал следующее. Он возвестил во всех латинских странах: «Глас божий велел мне объявить всем графам во Франкии, чтобы они оставили свои дома и отправились на поклонение гробу господню и все сделали для освобождения Иерусалима из рук агарян».
И выдумка удалась ему. Петр как будто покорил все души божественным гласом, и кельты начали стекаться отовсюду, кто откуда, с оружием, конями и прочим военным снаряжением. Общий порыв увлек их, и они заполнили все дороги. Вместе с кельтскими воинами шла безоружная толпа женщин и детей, покинувших свои края; их было больше, чем песка на берегу и звезд в небе, и на плечах у них были красные кресты[972]. Как реки, хлынувшие отовсюду, всем войском двинулись они на нас через Дакию.
Приходу этого множества народов предшествовало появление саранчи, которая не тронула пшеницу, однако страшно опустошила виноградники[973]. Как объясняли тогда толкователи знамений, это означало, что кельтское войско, вторгшись к нам, воздержится от вмешательства в дела христиан, но грозно обрушится на варваров-исмаилитов, рабов пьянства, вина и Диониса. Ибо все это племя, преданное Дионису и Эроту, чрезвычайно склонно ко всякому блуду; оно не обрезает вместе с плотью свою похоть и есть не что иное, как раб, трижды раб всех пороков Афродиты. Вот почему они боготворят и почитают Астарту и Астарота[974], и вот почему они выше всего ставят изображение звезды[975] и своей золотой Хобар[976]. Пшеницу же рассматривали как христианский символ, потому что она – трезвая и насыщающая. Вот как толкователи объясняли виноградники и хлеба.
Но достаточно о знамениях. Они сопровождали приход варваров, и умные люди предвидели наступление каких-то новых событий. Все это множество людей пришло не сразу и не по одному пути (да и как могла такая огромная толпа из разных мест вся разом переправиться через пролив Лонгивардии?); сначала одни, затем другие, потом следующие, – постепенно все совершили переправу и двинулись по суше. Как я уже говорила, перед каждым войском двигались тучи саранчи. Неоднократно наблюдая это, все понимали, что саранча – предвестница франкских отрядов.
Когда отдельные отряды уже переправились через пролив Лонгивардии, самодержец собрал некоторых военачальников ромейского войска и отправил их в район Диррахия и Авлона {276} с приказом дружелюбно встретить переправившихся, в изобилии поместить на их пути запасы продовольствия[977], доставленные из всех областей, а также следовать и наблюдать за варварами и, если они станут нападать и грабить близлежащие земли, обстреливать и отгонять их отряды. С посланными были и люди, знающие латинский язык, чтобы улаживать возможные столкновения.
Но чтобы мой рассказ был ясным и подробным, приведу повсюду распространившийся слух, что первым, кто продал свои земли и пустился в предстоящий путь, был Готфрид[978]. Он был человеком очень богатым, весьма гордившимся благородством, храбростью и знатностью своего рода – ведь каждый кельт стремится превзойти всех остальных. И вот у мужчин и женщин возникло стремление, подобного которому не знала ничья память. Люди простые, искренние хотели поклониться гробу господню и посетить святые места. Но некоторые, в особенности такие, как Боэмунд и его единомышленники, таили в себе иное намерение: не удастся ли им в придачу к остальной наживе попутно захватить и сам царственный город. Боэмунд в угоду своей давнишней ненависти к самодержцу стал смущать души многих благородных людей[979]. Между тем провозгласивший этот поход Петр с двадцатью четырьми тысячами пехоты и ста тысячами всадников раньше всех переправился через пролив Лонгивардии[980] и пришел в столицу через Угрию. Племя кельтов – вообще, как можно догадаться, очень горячее и быстрое – становится совершенно необузданным, когда к чему-то стремится.
6. Узнав про все, что Петр вытерпел раньше от турок[981], император посоветовал ему дождаться прихода остальных графов[982], но тот не послушался, полагаясь на большое количество сопровождавших его людей, переправился через пролив и разбил свой лагерь под городком, называвшимся Еленополь[983]. За ним последовало около десяти тысяч норманнов[984]. Отделившись от остального войска, они стали грабить окрестности Никеи[985], обращаясь со всеми с крайней жестокостью. Даже грудных детей они резали на куски или нанизывали на вертела и жарили в огне, а людей пожилых подвергали всем видам мучений[986].
Жители города, узнав о происходящем, открыли ворота и вышли сразиться с норманнами. Но так как норманны сражались с большим упорством, они после жестокого боя вернулись назад в крепость. Норманны же, забрав всю добычу, возвратились в Еленополь. Там между ними и теми, кто оставался в городе, началась ссора; зависть, как обычно в таких случаях, {277} стала жечь души оставшимся, и между ними и норманнами произошла драка. Своевольные норманны снова отделились и с ходу взяли Ксеригорд[987].
