1. Самодержцу стало известно, что скифские военачальники отправили часть своего войска против Хировакх[814] и что появление варваров ожидается с минуты на минуту. Император, человек весьма деятельный и всегда готовый ко всякого рода неожиданностям, не позволил себе и недели отдыха во дворце; он, даже не вымывшись в бане, не стряхнув с себя пыль войны, немедленно собрал воинов, охранявших город, и новобранцев – всего около пятисот человек, всю ночь вооружал их, а утром вышел из Константинополя и тогда же объявил о своем выступлении против скифов родственникам, свойственникам и прочим высокородным особам, принадлежавшим к военному сословию. Это происходило в пятницу мясопустной недели[815]. Через своих посланцев Алексей отдал им следующий приказ: «Я выступил из города, ибо узнал о стремительном продвижении скифов к Хировакхам. Вам надлежит явиться ко мне на сырной неделе[816]. Я предоставлю вам для небольшого отдыха время между мясопустной пятницей и сырным вторником, так как не хочу, чтобы вы сочли мой приказ суровым и неразумным».

Император немедленно отправился прямо к Хировакхам, вошел в город, запер ворота и забрал ключи. Всех преданных ему слуг он расставил у бойниц, приказав им, не смыкая глаз, сторожить стены города, чтобы никто не смог туда подняться и, перевесившись через стену, вступить в переговоры со скифами. Скифы же, как и предполагалось, прибыли на рассвете к Хировакхам и расположились на гребне холма, примыкающего к городской стене. Из их числа отделилось около шести тысяч воинов, которые в поисках провианта рассеялись в разные стороны и даже достигли Деката[817], находящегося примерно в десяти стадиях от стен царицы городов (поэтому, я думаю, этот город так и назывался). Остальные скифы оставались на месте. Император поднялся на предстенное укрепление и стал осматривать равнину и холмы, желая удостовериться в том, что на помощь варварам не движется новое войско и что скифы не устроили засады против тех, кто попытался бы на них напасть. Император не только не заметил никаких военных приготовлений со стороны скифов, но, напротив, увидел, что скифы во втором часу[818] дня собираются обедать и отдыхать. Смотря на несметное множество варваров, Алексей не осмеливался вступить с ними в открытый бой; в то же время его мучило сознание, что скифы могут опустошить всю страну и даже подойти к стенам царственного го-{228}рода, а он в это время, ради того чтобы изгнать их, покинул столицу. И вот он призвал к себе воинов и, испытывая их, сказал: «Нечего бояться многолюдного скифского войска! С надеждой на бога в сердце вступим в бой со скифами. И если только наша воля будет едина, мы, я уверен, наголову разобьем противника». Воины решительно было отказались и возмутились его словами, и поэтому Алексей, еще больше пугая их и вместе с тем склоняя на риск, заявил: «Если ушедшие за провиантом скифы возвратятся назад и соединятся с оставшимися, над нами нависнет грозная опасность. Ведь скифы или овладеют городом и обрекут нас на смерть, или же, не обращая внимания на нас, подойдут к стенам столицы, расположатся у ее ворот и закроют нам вход в царственный город. Лучше рискнуть, чем трусливо умереть. Я уже выхожу из города: кто хочет, пусть следует за мной в гущу скифов, а кто не может или не хочет, пусть не высовывается за ворота».

После этого император вооружился и немедленно вышел из города через ворота, ведущие к озеру. Обогнув стену, он чуть отклонился от нее и поднялся на холм в тылу у врага. Ведь Алексей прекрасно понимал, что в лобовую атаку на скифов за ним не пойдет ни один воин. Он выхватил копье, врезался в гущу скифов и ударил первого встретившегося ему врага. Воины Алексея также не уклонились от боя, многих скифов убили, других взяли в плен. Затем со свойственной ему хитростью Алексей приказывает воинам облачиться в скифские одежды и сесть на скифских коней; своих же коней, значки и отрубленные головы скифов он поручил преданным воинам, приказав им доставить все это в крепость и ждать там его возвращения.

Отдав такие распоряжения, Алексей со скифскими знаменами и облаченными в скифские одежды воинами спускается к реке[819], протекающей вблизи Хировакх, предполагая, что через нее должны будут переправиться скифы, возвращающиеся после набега. Последние заметили воинов Алексея, приняли их за своих и без страха приблизились к ним; в результате одни скифы были убиты, другие захвачены в плен.

2. С наступлением вечера (дело было в субботу) император, ведя за собой пленных, возвращается в Хировакхи. Он пробыл там весь следующий день, а в понедельник[820] утром вышел из крепости. Он разделил войско, поставил впереди воинов, несущих скифские знамена, а за ними – пленных скифов, которых вели местные жители. Другим местным жителям император велел нести насаженные на копья отрубленные головы скифов и таким образом совершать путь. Немного поодаль под {229} ромейскими значками следовал император вместе со своими воинами.

В утро мясопустного воскресенья[821] всегда готовый к ратным делам Палеолог раньше других вышел из Византия. Зная подвижность скифских отрядов, он не пренебрег в пути мерами предосторожности и выделил нескольких находившихся при нем слуг, которым приказал, двигаясь на некотором расстоянии впереди остального войска, осматривать равнины, леса и дороги, а если покажутся какие-нибудь скифы, быстро вернуться и сообщить об этом. Слуги вышли вперед, увидели скифские знамена и одетых в скифские одежды воинов на равнине Димилия, вернулись назад и сообщили о приближении скифов. Палеолог немедленно вооружился. Вслед за ними явился другой вестник, сообщивший, что на некотором расстоянии от так называемых скифов показались ромейские значки, а за ними – воины. Принесшие эту весть были и правы и не правы: шедшее позади войско и казалось и было ромейским, и им предводительствовал император, но и те, что, одетые по-скифски, двигались впереди, тоже были ромеями, только в скифских одеждах. Они оделись так по приказу самодержца, чтобы уподобиться по внешнему виду скифам и, как я уже говорила, ввести в заблуждение настоящих скифов. С другой стороны, император воспользовался скифским снаряжением для обмана наших, чтобы ромейские воины, встретившись с его отрядом, решили, что натолкнулись на скифов и испугались. Это была невинная воинская шутка, хотя она и преследовала цель возбудить страх. Ведь ромеи, не успев еще испугаться, уже успокоились бы, заметив императора. Таким безобидным образом самодержец пугал встречных. Но если в ком это зрелище возбудило страх, то Палеолог – он всех превосходил своей опытностью и знал, как любит Алексей изобретать всевозможные хитрости, – сразу же распознав уловку Алексея, быстро успокоил себя и других воинов.

Вслед за Палеологом из Константинополя устремилось множество родственников и близких императора. Они торопились, как им самим казалось, выполнить договор и явиться к самодержцу. Ведь, как уже говорилось раньше, было условлено, что они прибудут к Алексею в сырную неделю, следующую за мясопустной. Не успели они, однако, выйти из города, как император сам вернулся туда с трофеем. Встретившись с Алексеем, они, наверное, не поверили бы, что император один добыл такой трофей и столь быстро одержал победу, если бы своими глазами не увидели насаженные на острия копий головы скифов и не узрели того, как ведут одного за другим в оковах, {230} со связанными за спиной руками тех варваров, которых пощадили мечи. И действительно, быстрота, с которой свершился этот поход, была удивительна. Я знаю также, что Георгий Палеолог бранил и порицал себя (об этом рассказывали мне очевидцы) за то, что опоздал к битве и не был рядом с самодержцем, заслужившим столь великую славу неожиданной победой над варварами. – Георгий страстно желал разделить славу Алексея.