И будет ли вообще такой момент?
* * *
Дни в школе стали другими. Первую неделю моя компания состояла из двух человек — собственно меня и Эйприл. Та неделя представляла собой некое облако из разных лиц, проходящих мимо меня по коридорам, кивающих и желающих мне хорошего дня, — при этом, называя меня по имени.
Хотя не совсем все так было. Нет. Теперь у меня был парень. На словах и в сердце. Сексуальный, замечательный, веселый парень, который практически не отходил от меня. Было видно, что это было чем-то новым для таких, как Вон Кэмпбелл. Те, кого не было на пруду в выходные, вскоре все поняли сами, а новость распространилась по школе, как неистовый огонь. Люди таращились и глазели, когда он находился рядом со мной, положив свою руку мне на плечи и поглаживая мою кожу пальцами, от чего у меня по телу бежали мелкие мурашки. Как я уже говорила, мне до сих пор было удивительно, как его простое прикосновение могло вызывать у меня такую реакцию, — неприличную для школьной территории и проявлении на людях. По его дерзкой улыбочке я понимала, что он точно знал, что делает со мной.
Уже прошла половина недели, и несмотря на мое желание рассказать ему о своей болезни, до сих пор не было подходящего момента это сделать. После уроков он пошел в теплицу, а я была с Бенни и Эйприл, да и домашние дела требовали моего участия. Он зашел, когда закрыл теплицу, но он был очень уставшим. Я отправила его домой и на прощание поцеловала, пообещав самой себе, что завтра я просто затащу его куда-нибудь и все ему расскажу. Через пару дней, когда я шла в спортзал, я испытала двойное тягостное чувство от предстоящего разговора, который был необходим, прежде чем я поеду в Канзас-Сити на лечение. В тот день я уезжала после обеда, поэтому у меня уже почти не оставалось времени. По сути, Вон знал, что мне нужно съездить в город, но машинально подумал, что это как-то было связано с моей мамой. Недосказанность, в очередной раз.
Это означало, что до моего отъезда оставалось два урока, а мне еще нужно будет дать ему немного времени, чтобы переварить информацию. Если бы я рассказала ему все на следующее утро после того, как мы занимались любовью, то, я знала, он был бы со мной. Прошло три дня предательства, и теперь вместо того, чтобы попросить его встретиться со мной перед уроками пораньше утром, я нашла себе очередное оправдание, чтобы снова ждать. Во мне теплилась слабая надежда, что он найдет время после обеда, чтобы обдумать, стоит ли ради меня переживать боль и предательство от того, что я ему ничего не рассказала.
Я сраная трусиха. Неважно, как много оправданий я нахожу лишь бы избежать затруднительного положения. В конце концов, я худшая из сраных трусих. Я не заслуживала его, и если в тот вечер я окажусь без парня... что же, я заслужила то, что получила.
— Прекрати об этом думать, — прошептала Эйприл, обнимая меня, когда мы подходили к баскетбольной площадке. Скрип нашей обуви об отполированный пол эхом раздавался по большому спортзалу, стены которого были завешены плакатами.
Вздыхая, я тоже обняла ее. Она говорила о моем лечении, о чем, вы бы подумали, больше всего следовало бы беспокоиться мне. Эйприл не скрывала от меня своего неодобрения по поводу того, что я не рассказала все Вону, и все-таки она понимала, что не могла оставаться раздраженной в такой безвыходной ситуации. Ее слова, не мои.
— Я рада, что ты едешь в Канзас. Слава богу, папа понимает, что вы нужны мне оба.
На самом деле, ему немного полегчало, но я не осмеливалась говорить об этом с Эйприл. Раньше ее бесила тема дефицита «отцовского внимания» от нашего отца, поэтому лучше всего было оставаться в стороне. Мне не нужна была еще одна драма и еще одно разочарование.
— Клянусь. Ох!
Я подпрыгнула от испуга, когда она вскочила передо мной, хватая меня за плечи.
— Прошлой ночью я кое-что придумала. Я пыталась понять, как мы могли бы отвлечь твои мысли от лечения, и составила список песен и купила их.
Она вытащила из кармана набор одинаковых наушников и потрясла ими у моего лица. Я рассмеялась и обняла ее, и тут стены сотряслись от громкого хлопка. Мы тут же обернулись на звук.
— Так, девушки, меня зовут Мисс Дженкинс, и я буду вести у вас уроки здоровья до конца семестра. А сейчас, пожалуйста, все возьмите коврики, — может кто-то сможет разбиться на пары, чтобы хватило ковриков на всех.
— Что мы будем делать? — спросила одна девушка, имя которой я никак не могла вспомнить.
— Сегодня я хочу показать вам пилатес. Мы будем чередовать занятия на дорожке и пилатес, — сообщила Дженкинс и после раздавшихся стонов и хихиканья, продолжила, — Пилатес — приводит мышцы в тонус и улучшает общее мышечное состояние, что пригодится вам для бега и улучшит показатели.
Мы с Эйприл взяли по коврику и легли на них, убедившись, что оказались на «галерке». Я не знала, будем ли мы поднимать свои задницы кверху и приветствовать луну, солнце или богов, или еще что-то, но мне просто хотелось убедиться, что если это потребуется, то мы будем делать это позади всех.
Однако, похоже, что у Мисс Дженкинс были другие идеи, — она заметила свободные коврики впереди и велела студентам с задних рядов, то есть нам, переместиться на передние коврики. Она сказала, что это было нужно для гармонии, но по ее ухмылке я заключила, что она просто хотела согнать нас с наших насиженных мест. Итак, вместо того, чтобы лежать сзади, мы с Эйприл оказались зажаты практически в центре группы, и наши задницы были у всех на виду. К несчастью.
Урок превратился в веселую суматоху. Всякое достоинство было утрачено, поскольку внутренней силы у большинства было не больше, чем у ленивца. От ухмылок, хрюканья и сбитого дыхания на всех нас накатил смех и усталость. И как только я подумала, что хуже быть не может, распахнулись двери в дальней части спортзала.
— Вот дерьмо. Нет. Не может быть!
Вон
Так как у нас с Картером родилась идея, то не думаю, что нас бы смог остановить даже медведь18. Для меня занятия футболом ничего не значили, но я удивился, когда Картер согласился на мой заготовленный план. Ну вернее, не сильно удивился. Казалось, что Эйприл что-то значила для Картера. Большинство считали его счастливым спортсменом, которому нет дела ни до чего на свете. А я знал правду.
Когда я услышал, что девушки будут в спортзале заниматься лежа на спине с закинутыми вверх ногами, то сразу понял, что нам нужно там побывать.
Двери распахнулись и я по-настоящему... у меня в голове не нашлось подходящих слов.
— Добрый день, мальчики. Могу вам чем-то помочь? — спросила новая преподавательница, которая была в лосинах и лежала на спине, забрасывая ноги вверх. Она делала махи. — Мальчики?
Запутавшись с мыслями и озираясь по сторонам, я заметил Блу и усмехнулся над ее шокированным выражением лица.
— Простите, мэм. Мы слышали про ваш новый урок и подумали, вдруг он будет полезным для нашей игры.
Картер хихикнул, но я понял, что она на это не купилась, но все-таки рассмеялась и пригласила нас взять коврики. Я посмотрел на Картера, глаза которого расширились, а затем на Блу, — несмотря на ее смущение, она широко улыбалась. Потом я пошел к коврику позади Элеоноры Бэйтс, с коврика открывался прекрасный вид на Блу. Я не был уверен, что мог видеть Картер со своего места позади меня, но в тот момент мне было все равно и я лег на коврик.
— Так, всем внимание, — сказала учительница, — еще десять. Стойка. Еще стоим на кулаках и втягиваем ягодицы. Вы тоже, ребята. Стоим. Знаю, вы сможете. Стоим.
Вот дерьмо. Она это серьезно?
— Стоим.
Я делал махи, а весь зал наполнился смехом и, черт возьми, это заразно, — я тоже начал смеяться.
— А теперь я хочу, чтобы вместе с махом вы соединили колени и напрягли мышцы малого таза. Мах и держим.
— А у меня тоже есть мышцы малого таза? — сквозь смех спросил я, отчего весь зал разразился хохотом.