Отец Небесный, Вон не знал, что в его словах больше правды, чем он полагал, отчего мне захотелось расплакаться. У меня заболело в горле, и я боролась с тем, чтобы меня не выдал мой трясущийся подбородок. Мне захотелось сделать все, о чем он просил. Мне захотелось жить и рисковать, и пробовать... и любить. Поэтому я сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, пока мои легкие не наполнились под завязку и больше не вместили бы ни йоту кислорода, а затем медленно выдохнула:
— Спроси меня еще раз, и я клянусь, ты не разочаруешься.
Он немного опешил и сжал мои ладони. Его улыбка стала шире, как и моя.
— Ты станешь называть меня своим парнем?
Эээ. Это был не тот вопрос, который я подразумевала, и он это знал. Он тихо засмеялся, и я поняла, что это не имело значения. Больше всего на свете я хотела, чтобы он был моим парнем. И было еще кое-что, чего мне очень хотелось, но это было не в моей власти. А первое желание — в моей. Я понимала, что, когда я расскажу ему о своей болезни, возможно, он откажется от такой привилегии, но в то же время подумала, что у нас могла бы быть мечта.
— Да.
Его зрачки расширились, и он расплылся в улыбке.
— Но, — добавила я, на что он чуть ссутулился, — но только если мне не придется кататься на тарзанке. Ты не получишь и то, и другое, к тому же, тарзанка откровенно пугает меня, даже больше, чем пауки, змеи и медведи вместе взятые.
— Если собрать их всех вместе, то получится одно до чертиков страшное животное.
Его ухмылка была настолько широкой, что готова поспорить, что ему было больно, потому что от моей у меня свело все лицо. У меня чертовский болели щеки.
— Тьфу на тебя, пройдоха, потому что теперь мы официально парень и девушка, и ты больше не сможешь надо мной потешаться.
Он слегка хихикнул, пожал плечами, а затем, прежде чем я поняла, что произошло, взял меня за талию и поднял над землей. Я завизжала, после чего наши губы встретились, а затем нас поглотила холодная толща воды.
Я крепко его обняла, зажмурив глаза. Я доверила свою жизнь Вону, и когда мои ноги, все еще обвивавшие его бедра, погрузились в воду, а рот уткнулся в его шею, он снова стал искать губами мои губы, чего мне тоже очень хотелось. Целовать Вона было чем-то новым, чего я никогда раньше не испытывала, поэтому я так к этому пристрастилась, что даже страшно было об этом подумать. Потому я не стала думать об этом. Я просто целовала его и растворялась, чувствуя, как вода покрывала его губы. Боже мой, мое тело так хотело соединиться с его. Между нами не осталось ни миллиметра, и, тем не менее, мы хотели стать еще ближе друг к другу.
Если бы не потребность в кислороде, мы, вероятно, совсем не отрывались бы друг от друга. Проклятые легкие! Хотя Вон не отпустил меня, чтобы я шла сама; он прошел подальше от пирса и, я думаю, посторонних глаз. Я не знала, смотрел ли кто-либо на нас. Пфф, вероятно, многие из них смотрели, только мне до этого не было никакого дела. Все, о чем я заботилась, был Вон.
Пока он скользил в воде, я смотрела на то, что нас окружало: горы и небо. И все остальное. Это было большое и красивое, просторное место, и, кажется, в тот самый момент решила для себя, что я хотела бы там жить. Прямо там, на краю того самого пруда и наблюдать за парнем, которого люблю, ловить рыбу для нашего стола, и стягивать с него футболку, потому что он совсем не понимал, насколько он чертовски сексуален. Последнее было решающим аргументом в сделке.
Я знала, эта земля принадлежала Фути, но все равно я хотела ее. Ладно, звучало слегка неразумно. Черт, в тот день я вела себя неразумно, и мне было плевать.
— Мне здесь нравится, — сказала я мечтательно.
— Это потому что ты не выросла здесь. Если бы ты жила здесь, возможно, ты бы захотела свалить отсюда.
Его голос был таким грустным, и я поцеловала его влажную шею, всасывая воду. Горячо и немного игриво, и делала я это, потому что мне нравилось.
— Блу. Если продолжишь, то у меня будут неприятности.
Я захихикала, потому что точно знала, о чем он говорил, и я любила то, что могла делать это с ним. Он мог быть прав насчет жизни здесь и прочего. Но он не понимал, что я жила в городе, где чувствовала себя незнакомкой для соседей. На наших двориках не было прудов, куда могли бы приходить наши друзья, чтобы расслабиться. Мы были или богатыми и имели бассейны, либо же были бедными и ходили в общественные бассейны, где вы чувствовали себя как селедка в бочке. Запах земли и домашней готовки начали кружить мне голову после недели пребывания здесь. Дома ты чувствовал либо запах горячего асфальта, либо дождя. Единственное, когда я могла чуять запах еды, — когда кто-нибудь приносил еду на дом.
Конечно, я готовила для Бенни, папы и себя, но это было просто и ничего, что требовало бы больше тридцати минут и чего-то, кроме микроволновки. Продажа квартиры для оплаты медицинских счетов и переезд сюда были как переезд в другой мир. Нам пришлось потратить все деньги, но мы все еще могли позволить себе милый маленький дом на долю ипотеки в Сиэтле, и сейчас я все сильнее влюблялась в парня, который имел все, но не хотел ничего, кроме любви и маминой теплицы. Не поймите меня неправильно, я любила свой дом в городе. Там было мое место, я там выросла, там были мои друзья, моя жизнь, даже работа преподавателем танцев для детей в студии, где я училась. Я была близка ко всему, и со всеми друзьями мы были в одной лодке.
То, что я нахожусь с Воном и его друзьями в этом прекрасном месте, чувствую свободу, которую может принести обеспеченная семья, слегка пугало и ошеломляло. Сейчас мне было интересно, что Вон делал с кем-то вроде меня. Я родом из семьи, которая едва сводила концы с концами из-за постоянно растущей горы медицинских счетов. Все во мне не подходило Вону, но мы как будто притягивались друг к другу, как магниты. Даже просто мысль о том, что я пыталась или буду пытаться отказаться от него, причиняла мне боль, не говоря уже о действиях.
— Харпер Кеннеди, остановись сейчас же.
Эйприл хихикала, пока ее каноэ чуть ли не налетело на нас. Они выбуксировали другую лодку позади них, и Вон схватил ее, пока я плавала на безопасной дистанции чтобы не стукнуться головой об пластик. Холод воды, где наши тела были вместе, заставил меня дрожать. Я сразу же заскучала по нему.
Чушь! Как же жалко это выглядело! Я больная влюбленная девочка-подросток. Я никогда не думала, что буду одной из них. Я никогда не думала, что будет так много всего, и все же с Воном это «никогда» звучало как ругательство.
Вон перелез через края лодки и перебросил свои ноги. Мое тело было так напряжено и его практически ломило при виде каноэ, которое могло перевернуться вместе с ним, но не успела я этого представить, как увидела, что Вон запрыгнул в каноэ и махал мне рукой.
Он, должно быть, шутит, да?
А вот и нет!
— Давай, это просто. Я вытащу тебя.
Пока не приблизишься к каноэ, не поймешь, насколько его бортики высоко от воды, и насколько трудно забраться в него хоть с какой-то грациозностью или стилем. Вон свесился за борт, чтобы как-нибудь помочь и приподнять меня, пока я била ногами под водой. Все это время каноэ выглядело так, будто вот-вот перевернется.
Из моего рта вырывался дурацкий визг, а Вон, Эйприл и Картер хохотали надо мной. Ну, Вон смеялся и кряхтел, затягивая меня в маленькую лодку, которую я уже начала ненавидеть всей душой. Только Вон мог выглядеть сексуально, залезая в лодку из воды. Я точно выглядела не так.
Мне было нечем дышать, когда забралась наверх к Вону, который тоже с трудом дышал, успевая посмеиваться, и все-таки я нашла в себе достаточно сил, чтобы дать ему пощечину.
— Заткнись, — сказала я, от чего он стал смеяться все сильнее, раскачивая под нами лодку. Я чувствовала, как горячее солнце грело мою спину, и, честно говоря, я могла бы бездельничать там и дальше, может быть, даже целый день, если бы Картер не протаранил нас своим каноэ. Крик Эйприл эхом отозвался по воде и остался вибрировать во внутренних стенках нашего каноэ, от чего мы с Воном передернулись. Я подпрыгнула на месте, еще больше съежившись, когда наша лодка покачнулась от моих неловких движений. Вон ловко и быстро поднялся, схватив одно из весел, и стал загребать им толщу прохладной воды, а затем брызгать на Картер и Эйприл. Если бы я могла подумать, что Эйприл может так громко кричать, то могу сказать, что я совсем ее недооценивала. От крика этой девушки могло разбиться стекло.
