Весна. Опять весна.

Все по кругу.

С неба валится влажное, непонятное – то ли дождь, то ли снег, то ли дождь со снегом… Совсем как тем промозглым осенним вечером в Москве, сто лет назад, когда я поставил свою «девятку» на стоянку, забрал у сторожа пропуск и направился домой. Под ногами хлюпала стылая каша, в свете фонарей мелькали белые отвесные прочерки.

То ли дождь, то ли снег, то ли дождь со снегом…

Уже год, как я в столице. Днем работаю в юридической фирме. Вечерами читаю. Слушаю музыку. Катаюсь по ночному городу. Вспоминаю Настю.

Вспоминаю Мурзилку.

Вспоминаю Профессора.

Не привязывайся.

Иногда вечерами я дохожу до почтового отделения и бросаю в ящик письмо. В графе «Куда» адрес: «УТ-389/9».

Исправительно-трудовая колония строгого режима.

Квартира, что я снимаю, от стоянки в семи минутах быстрой ходьбы. Ветер швыряет в лицо холодную слякоть, норовит залезть в рукава куртки, за воротник, пробраться под полы… На лавочке возле дома скрюченная фигура. Я прохожу мимо, достаю озябшими руками ключ от подъезда.

Оборачиваюсь.

Несоответствие.

В Москве одеваются легко, – метро, парниковый эффект, перебежки от места к месту, – но здесь явный перебор. На девушке кофточка, юбка и домашние тапочки. Мокрая одежда прилипла к телу, девица дрожит, обхватив себя за плечи.

Я соображаю: захлопнулась дверь, ключи остались в квартире.

– Вам в подъезд? – спрашиваю. – Не можете попасть?

Она молчит. По щеке стекает тушь.

Заблудилась. Забыла дорогу домой.

В тапочках?!

– Эй, – окликаю громче, – все в порядке?

И сам морщусь. Дурацкий вопрос. Разумеется, не в порядке, но какое мне до этого дело?

Девушка поднимает голову. Черные провалы глаз. На скуле лиловый синяк, под носом – дорожка крови.

Ночная бабочка, вышвырнутая на улицу пьяным клиентом.

– Ты кто, подруга? Работаешь?

Издержки профессии. Суровые будни жрицы любви.

Черт, ну и холод. И зачем я заговорил? Прошел бы мимо, и уже сушился в тепле, забыв о проститутке.

– Зайди в подъезд. Холодно же, простынешь.

Она не трогается с места. Я повышаю голос:

– Ты что, не слышишь? Иди сюда!

Путана вздрагивает и покорно встает. Взгляд мутный, бессмысленный. Это не алкоголь, уж пьяные-то глаза я знаю. Это глаза больного.

Я запускаю девчонку в подъезд, она садится на ступени и, подтянув колени к подбородку, съеживается в позе эмбриона. Ее трясет.

– Встань со ступенек, дура.

Она послушно пытается приподняться, но сил не хватает.

Твою мать.

Дома, злясь на себя и чертову девку, я вталкиваю ее в ванную и пускаю горячую воду.

Раздевайся, лезь греться.

Нахожу в шкафу чистую фланелевую рубашку, возвращаюсь в ванную. Стоит, как стояла, облепленная сырой тканью. Горячая вода хлещет из крана.

– Тебя как зовут?

Молчит. Подруга явно не в себе. После повторного вопроса – я стараюсь говорить громко и отчетливо, – трясущиеся губы произносят:

– Альб… – и дальше невнятно.

– Что?

– Аль…бина.

Я раздеваю Альбину и запихиваю в воду. Сопротивления нет. У нее гладкая и упругая кожа, но по всему телу следы побоев. Чуть позже извлекаю красотку из ванны, жестко растираю махровым полотенцем.

Тряпичная кукла.

На кухне пою горячим чаем, но Альбина не делает никаких усилий, чтобы глотать. Я пытаюсь влить в нее рюмку коньяка, коньяк течет по подбородку, девица сползает со стула.

Черт с ней. Я отношу обмякшее тело на диван. Пусть проспится.

Утром на диване я обнаруживаю плохо соображающую путану с запавшими глазами, она мечется в жару, взгляд дикий, рубашку хоть выжимай.

Врач «Скорой», наспех потыкав стетоскопом, бросает взгляд на градусник. «Похоже на пневмонию. Госпитализировать. Срочно».

Выясняется, что у Альбины нет удостоверений личности. Ни паспорта, ни прав, ничего. У нее и сумочки-то нет, где могли лежать документы. Врач сочувственно разводит руками и уезжает. Проклиная свою доброту, я гружу безвольное тело в «девятку» и еду в платную клинику.

В третьей по счету соглашаются девушку принять, оформив документы на мое имя. По двойному – «Ну, сами понимаете…», – тарифу. Я с облегчением вздыхаю и забываю о девице напрочь…

Из окна кабинета видно, как движется время. Сезоны с каждым годом сменяются все быстрее, проносятся, мелькают, не оставив в памяти впечатлений.

ВСЕ ПОВТОРЯЕТСЯ

Нет ничего нового, прав Экклезиаст. События повторяются, люди повторяются, игры повторяются.

Скучно.

Если покопаться в памяти, можно найти аналог любой ситуации, любого человека. Действуй, исходя из прошлого, учись на своем и чужом опыте.

Как прецедентное право, не Римское.

Все уже было.

Девятнадцатилетняя студентка Института легкой промышленности приняла участие в конкурсе красоты родного городка – то ли Вольска, то ли Волжска, не помню… Призером не стала – как обычно, места распределились задолго до конкурса, – но жюри не могло оставить эффектную девушку без внимания, и Альбина получила звание «Мисс Очарование».

Подружки ахали, голова кружилась от эйфории, домой конкурсантка привезла огромного плюшевого зайца, перемазанного губной помадой и благоухающего парфюмом.

На следующий день с новоявленной звездочкой встретился почетный гость конкурса, московский бизнесмен кавказского происхождения Фарид Ильгарович, – «Можно просто Фарид». Весь вечер в полумраке ресторана бизнесмен по-отечески ласково поглаживал Альбину по руке и приглашал работать в столицу. Расписывая потрясающие перспективы, Фарид окутывал девочку бархатом голоса, выпуклые глаза влажно блестели, речь журчала так убедительно, что не оставляла места сомнениям…

«Он рассказывал о своих связях… Называл известные имена… – вспоминала Альбина, уставившись в потолок больничной палаты. – Шампанское, цветы, праздничная атмосфера конкурса… Я поверила».

Альбина взяла академический отпуск, с трудом успокоила плачущую маму, и уже через неделю фирменный поезд вез «Мисс Очарование» в Москву – к работе в модельном агентстве, съемкам на телевидении и в кино, блистательной карьере топ-дивы…

Фарид встретил девушку на вокзале с роскошным букетом, поселил в уютной двухкомнатной квартирке и после недолгого сопротивления сделал своей любовницей. Документы он у Альбины забрал – на прописку и трудоустройство.

Дальнейшее банально и предсказуемо. Время шло, трудоустройство затягивалось, – Фарид ссылался на сложность модельного бизнеса, – тем временем бизнесмен водил Альбину по ресторанам и знакомил с друзьями-соотечественниками. Южные люди уважительно цокали и показывали большой палец, не особо стесняясь девушки. Поначалу каждый вечер заканчивался в постели, потом Фарид стал заходить через день, а то и реже…

Через три месяца девочка кавказцу надоела. На одной из посиделок в квартире Фарид велел Альбине прогуляться в спальню со своим приятелем – щуплым и нервным хозяином оптового рынка Иззатом. Альбина, потрясенная, отказалась, – к тому времени она с ужасом стала осознавать иллюзорность мечтаний о карьере топ-модели, – и Фарид, разгоряченный от выпитого, ее ударил. Как смела эта шлюшка унизить хозяина перед другом?! Она заслуживала сурового наказания.

Несколько часов мужчины Альбину избивали и по очереди насиловали, соревнуясь в извращенности пьяных фантазий. Наконец измученной девушке удалось накинуть на себя что попалось под руку и выскользнуть за дверь.

Альбина очутилась на улице – без вещей, без денег, без верхней одежды.

Все это она рассказывала постепенно, по кусочку в каждое мое посещение. Смотрела в потолок, голос ее звучал на одной ноте, а я сидел на расшатанном стуле возле кровати с пакетом апельсинов на коленях.

Помощи девушке ждать не откуда. Документов нет, знакомых в столице тоже, обращаться в милицию – кто ей поверит? А если поверят, что потом – возвращение домой? Если мама – женщина строгих правил, – узнает о карьере дочери… А подруги, а знакомые?