Филипп Ловел присоединился к герцогскому кортежу недалеко от Понтефракта. Он вёз с собой ответ Риверса, в котором граф извещал, что собирается покинуть Ладлоу вместе со своим подопечным в самое ближайшее время и будет рад встретиться с герцогом Глостером в Нортхэмптоне[136]. Ричард внимательно прочитал письмо и задумчиво вглядывался в даль.

— Ну как, Филипп, что скажете?

— В Нортхэмптоне он будет, милорд. За остальное не поручусь. Он, по-моему, и сам ещё не знает, как всё обернётся. С ним полно людей — они сильно стесняют его. Лорд Риверс честный человек, но королева — его сестра.

— Вот именно. А без него весь её замысел — мыльный пузырь. Дорсета в роли генерала я не представляю.

Ричард тронул коня, напряжённо думая о чём-то. В кармане у него было очередное послание лорда Гастингса, в котором камергер настойчиво повторял свои прежние предостережения и утверждал, что противостояние Дорсету и королеве очень опасно для него. Члены совета, упорно сопротивлявшиеся всевозрастающему давлению Дорсета, настаивали на том, что юного короля до достижения им совершеннолетия следует полностью изолировать от тщеславных родичей его матери. Несмотря на эти признаки бунта, а скорее благодаря им, Дорсет послал своего брата Ричарда Грея встречать Риверса и короля.

В Ноттингеме до них дошли вести от герцога Бэкингема — он выехал из Уэльса. Ричард немедленно уведомил его о месте и времени встречи с королём, а когда достиг Нортхэмптона, там уже были передовые отряды Бэкингема. Сам герцог, сообщили ему, прибудет к ночи. Никаких признаков пребывания сына Эдуарда в Ладлоу не было. Владелец одного из постоялых дворов сообщил Ричарду, что лорд Риверс с малолетним королём уже давно проехали Нортхэмптон, здесь они не задержались, а поехали по дороге, ведущей в Лондон. Предполагалось, что они остановятся на ночлег в Стоуни-Стратфорде — в полудневном расстоянии до Лондона, если двигаться с прежней скоростью.

Не говоря ни слова, Ричард последовал за постоянно кланяющимся хозяином в приготовленную для него комнату — гостиную, служившую также и столовой. Он стоял, прислонившись к камину, когда шум снаружи известил о появлении новых постояльцев. Почти сразу на пороге появился граф Риверс. Улыбаясь, он пояснил, что, как следует подумав, решил, что в Нортхэмптоне мало места для свит короля и милорда Глостера, — потому он и отвёз племянника в Стоуни-Стратфорд, где Её Величество с нетерпением ожидает приезда Его Светлости. Почему был выбран именно Стоуни-Стратфорд, граф никак не объяснил, но Ричард ни о чём и не стал спрашивать. Он предложил Риверсу поужинать вместе. Тот охотно согласился и сразу сообщил герцогу, по-прежнему молчаливо слушавшему его, что жильё себе и своим спутникам он уже отыскал и собирается провести в Нортхэмптоне ночь. Закончив объяснения, граф принял предложенный ему кубок с вином, обменялся любезностями с знакомыми из сопровождения герцога и, демонстрируя полное самообладание, стал ждать обещанного ужина. Появился поварёнок, согнувшийся под тяжестью огромного блюда с запечённой в тесте телятиной, пудингом и колбасками. Буквально в тот же момент в комнату вошёл герцог Бэкингем. Возникла лёгкая суета, послышались приветствия вперемежку с извинениями за опоздание, и господа принялись за угощение.

Свечи уже начали оплывать, когда ужин подошёл к концу. Риверс, который демонстрировал, как всегда за столом, искусство остроумной беседы, поднялся и, позёвывая, заявил, что идёт спать. Слуга принёс плащ, другой отправился за лошадью. Бэкингем мимоходом заметил, что завтра им всем предстоит рано встать — путь до Стоуни-Стратфорда не такой уж близкий. Риверс кивнул, пожелал милорду Бэкингему приятных сновидений, взял со скамейки перчатки и повернулся к герцогу Глостеру попрощаться.

— Какое хладнокровие, однако, — прошептал Перси на ухо Фрэнсису. — Только в толк не возьму, что заставило его вернуться в Нортхэмптон.

— Скорее всего, решили, что это единственный способ не дать Глостеру присоединиться к королевской процессии, — спокойно ответил Фрэнсис. — Мысль, несомненно, принадлежит Дорсету, исполнение — лорду Ричарду Грею. Только неужели они всерьёз рассчитывали провести Глостера? Явно не предполагали, что Гастингс окажется таким трудолюбивым корреспондентом.

В открытую дверь с улицы ворвался ледяной ветер. Риверс, остановившись на пороге, передёрнулся от холода и теснее завернулся в плащ.

— До костей пробирает, — сказал он с улыбкой провожающим. — Я считаю себя слишком англичанином, чтобы подолгу радоваться жизни вдали от родного острова, но, право, в такую погоду тянет назад в Италию. Вы ведь там путешествовали, сэр Филипп? В мире нет места с более мягкой весной — золотые края.

— Совершенно с вами согласен, милорд, — откликнулся Филипп.

Граф постоял минуту, глядя на стремительно несущиеся по небу облака, натянул перчатки и кивнул остающимся:

— До завтра, господа.

Филипп посмотрел ему вслед. Риверс быстро сбежал со ступенек и стремительно вскочил на коня. Он был довольно плотный, но стройный и подвижный. На Риверсе был облегающий плащ, густо отороченный мехом и расшитый драгоценными камнями у ворота. Даже в походных условиях Энтони Вудвил, граф Риверс, выделялся своим блистательным видом. А ведь подо всей этой неизменной пышностью и изыском скрывалась власяница[137]. И наверное, подумал Филипп, это символично для такой сложной, из одних противоречий сотканной личности. «Удивительное дело, — как-то заметил Ричард. — Он спорит, даже когда согласен с вами. Попомните мои слова, Филипп, милорд Риверс — слишком роскошный джентльмен для нашего грешного мира». Тогда Филипп удивился, отчего это в голосе Глостера звучала такая неприязнь, а потом вспомнил: когда имения герцога Кларенса передавались короне, кое-что выпало на долю Риверса, как, впрочем, и на долю братьев Грей.

Незадолго до рассвета в комнату, где ночевал лорд Риверс, постучался белый как полотно конюший. Услышанное заставило Риверса вскочить с постели и окликнуть оруженосцев. Спустившись во двор, он убедился, что слуга сказал чистую правду, и правда эта была обескураживающей. Постоялый двор был плотно окружён стражниками. На их ливреях при занимающемся свете тускло поблескивали значки. Мгновенно побледнев, Риверс оглянулся в поисках начальника отряда, но тут послышался топот копыт. Риверс застыл в напряжённом ожидании. Всадники приблизились, обогнули дом и остановились. Глядя прямо перед собой и пытаясь сохранять хладнокровие, Риверс произнёс:

— Полагаю, всему этому есть какое-то объяснение, милорд Глостер.

— Естественно, — спокойно ответил Ричард. — Я отправляюсь в Стоуни-Стратфорд, где надеюсь застать своего племянника, если, конечно, он ещё не уехал в Лондон. Вам же, боюсь, предстоит остаться здесь. Об апартаментах для вас я позаботился. Всё остальное зависит от того, что я выясню в Стоуни-Стратфорде. Если, как я предполагаю, вы приехали сюда, чтобы задержать меня, пока лорд Ричард с королём поспешают в Лондон, освободитесь вы, пожалуй, не сразу.

Риверс изо всех сил сцепил пальцы.

— Не думаю, что у вас есть на это право, милорд.

— Понимаю, что не думаете. Судя по всему, и ваша сестра этого не думает. Ну а мне надо, чтобы она переменила своё мнение.

— Короче говоря, я ваш заложник?!

— Вы — то оружие, которое я хочу отнять у вашей сестры. Или ещё лучше — пусть она сама от него откажется. Я от души на это надеюсь — ради вашего собственного благополучия. — Ричард натянул поводья и пришпорил коня. — Желаю здравствовать, милорд.

До Стоуни-Стратфорда, где с королём могли оказаться две тысячи вооружённых людей, было четырнадцать миль. Герцоги Глостер и Бэкингем могли насчитать у себя не более шестисот. Однако Ричард решил не дожидаться, когда соберётся всё их воинство. Оставив обоз на пеших, Ричард и Бэкингем во главе отборного отряда рыцарей и небольшой группы конных офицеров на полной скорости помчались к цели.