Нынешний владыка Византии был уверен, что с ним не повторится то, что испытал Валент, давно канувший в Лету. Избрав Адрианополь для размещения лучших, отборных своих легионов, Иоанн Цимисхий вовсе не помышлял про оборону, он сам готовился напасть отсюда на россов и булгар. И уже заранее обещал патриарху Полиевкту, что отдаст церкви немало захваченных славянских земель.

Византийцы готовились к предстоящим битвам тщательно. Днём и ночью доставлялись на межу Македонии и Фракии обозы с оружием и продовольствием, табуны лошадей, верблюдов-дромадеров, тяглового и убойного скота. Катились, оглашая окрестности скрежетом колёс, чудовищные метательные машины. В разбухавшую армию прибывали всё новые и новые ополчения. Гордо шагали бывалые солдаты и уныло брели новобранцы.

Из Эносского залива Эгейского моря поднимались вверх по реке гружёные флотилии. (Заметим, кстати, что в пору средневековья Марица, эта чудесная речка, омывающая подножие города, была несколько шире, но менее глубокая, чем в наши дни. И судоходна была, как и сейчас, лишь до того места, где соединялась с уже упомянутым нами притоком, то есть только до пристани Адрианополя, который, опять же между прочим, ныне известен как Эдирне в современной Турции). Итак, византийцы сгоняли в единый гурт многие тысячи воев. Обречённые на кровопролития, покорно шли они по приказу кучки жестоких власть имущих аристократов.

Адрианополь уже не в состоянии был вместить всех. Солдаты, которым не досталось пристанище внутри крепости, обложили город, как муравьи кусок лакомства. Повсюду полыхали костры привалов, слышались перебранки, бряцало железо, стучали игорные костяшки, сновали в заторах колесниц и привозок продажные жрицы любви и всевозможный сброд, вечно слоняющийся вблизи сидящей армии.

На берегу реки сравнительно спокойно, не так людно, не слишком светло. Роскошные кварталы с безупречными зданиями, каждое из которых могло бы служить образцом изысканного зодчества тех времён, спускались к воде.

Именно со стороны реки проникли в расположение гарнизона Улеб и Велко. В тёмных накидках, предусмотрительно прихваченных в лесном лагере, они незаметно смешались с толпой торговцев и попрошаек. Пробирались на противоположную окраину, к возвышавшемуся над садами и цветниками холму с Орлиным гнездом на макушке.

Конюшни и казармы чередовались с огромными складами кандалов для будущих пленников, с хранилищами древесной смолы, из которой изготавливался фимиам, нефти, селитры, серы и прочих веществ, входивших в состав мидийского огня, который изготовлялся только в Константинополе. Прямо под открытым небом, сидя на корточках, женщины варили в чанах молодые ветки священного кустарника, готовили ароматный целительный меккский бальзам, шили мешки для добычи, палатки, покрывала на случай дождя и попоны для лошадей.

Акакий утверждал, что дворец стерегли десять оплитов. Скрываясь в густой тени сада, Улеб и Велко разглядели только двоих.

Один сидел на траве возле сигнального колокола неподалёку от входа, слегка раскачиваясь, обхватив поставленное торчком копьё. Он не дремал, как могло показаться на первый взгляд, поскольку явственно слышалось его монотонное пение и покашливание.

Другой разгуливал по склону холма, положив копьё на плечи наподобие коромысла и запрокинув за оба его конца руки так, что кисти расслабленно свисали и болтались при ходьбе.

Оба вели себя крайне беспечно, непозволительно для часовых. Подобное поведение можно было объяснить лишь долгим отсутствием не только самого хозяина, но вообще старших по чину. Эту догадку подтверждали абсолютно тёмные окна дворца и слишком обильное внешнее освещение, позволявшее вполне удовлетворительно просматривать всё пространство между Орлиным гнездом и верхними деревьями, за которыми притаились наши герои.

Что касается Улеба и Велко, то они, понятно, нисколько не осудили беспечность стражников.

Велко шепнул:

— Важно их не вспугнуть, а то затрезвонят.

— Давай так. Я подкрадусь к ближнему, а ты уложишь стрелой сидящего, предложил Улеб.

— Лучше предоставь мне обоих. Сначала стрела тому, что у входа, затем этому. Не убежит. Я и ночью не промахнусь.

— не убежит, так поднимет крик между стрелами.

— Хорошо. Придержи своего, когда рухнет, — сказал Велко, — на нём столько железа, что и звонницы не надо.

— Кабы пропустили подобру, и бить не обязательно…

— Не иначе, захворал ты, братец, — проворчал Велко и легонько стукнул Улебу согнутым пальцем по лбу. — Только свистни, они тебе вынесут Улию на руках.

Улеб сбросил накидку, отстегнул меч, снял даже огниво, чтобы не звякнуло предательски, и бесшумно пополз вверх по склону. Велко несколько мгновений следил за ним, потом собрал лук и глянул на дальнего стража, всё ещё тянувшего песню в обнимку с копьём.

Твёрдая Рука поднялся за спиной оплита, как воспрянувшая его тень, тихонько окликнул. Тот обернулся и тут же грохнулся оземь. Увы, Улеб забыл придержать всю эту груду металла, как просил Велко, и громкое падение поверженного подбросило на ноги второго стражника. Стрела Меткого Лучника была уже в полёте, когда он вскакивал, и поэтому лишь чиркнула по его бедру. Воин прыгнул к билу, и короткий тревожный звон огласил тишину. Улеб сокрушил его кулаком прежде, чем раздался повторный сигнал, однако и одного оказалось достаточно, чтобы откуда ни возьмись высыпали ромеи. Их было восемь. Акакий не обманул. Слепо озираясь, толкаясь впопыхах, они не сразу разобрались, в чём дело.

Замешательство оплитов позволило Велко подбежать к площадке перед дворцом. Он бросил Улебу меч, сам же натянул лук, с ходу поразил третьего, подхватил с земли чужое копьё и с силой метнул его в самую гущу оцепеневших врагов. Ай да Велко чеканщик! Даже Улеб оторопел при виде такой ловкости молодого булгарина. Всего несколько мгновений — четверых из десятка как не бывало.

Вот тут-то и очнулись оплиты. Как по команде, оставшиеся шестеро разомкнулись цепью, затем сдвоили ряд. Трое задних выставили копья над плечами передних, которые, в свою очередь, обнажили клинки и двинулись на нежданных противников чётким строем, оценив, вероятно, их по достоинству.

— Ах греки! — вырвался невольный возглас восхищения у Твёрдой Руки. — Это тебе не огузы! Держись, Велко, будет жарко! Худо нам без щитов.

Улеб ринулся им навстречу, единым махом обрубил наконечник крайнего копья, отпрыгнув в сторону, едва увернувшись от ответных ударов, снова сделал головокружительный скачек, рассёк в щепы ещё два древка. Между тем пятый воин упал от стрелы булгарина.

— Оставь и мне! — крикнул Улеб побратиму, распаляясь бойцовским азартом. — Этак я за тобой не поспею!

Обозлясь и ломая строй, ромеи накинулись на них со всех сторон. Велко с мечом только что сражённого стал спиной к спине Улеба, и оба «заплясали», размахивая оружием, в центре круга, разя и отбиваясь, отбиваясь и разя. Привлечённая шумом сражения прислуга дината зажгла огни на обоих этажах пробудившегося дворца.

Когда оплитов осталось лишь двое, самых упорных и отчаянных, росич крикнул булгарину:

— Скорей к двери! Не выпускай челядь! Я уже справлюсь сам!

Велко не заставил себя упрашивать. Захлопнул массивные створы входы, громыхнул задвижкой, обернулся на площадку, недоумевая, отчего прекратился звон мечей, и увидел такую картину: Улеб, тяжело дыша, в упор разглядывал единственного противника, который стоял перед ним обезоруженным, без шлема, со сложенными на затылке ладонями, сдавался, значит, на милость победителей.

— Что с тобой?! — Велко различил черневшую на щеке побратима кровь.

— Задели маленько старый рубец. Что нам с этим-то красавцем сотворить?

— Связать! Торопись!

— Подсоби!

Они собрали с оплита ремни, стянули ему руки и затолкали его в погребок. Крышку придавили колодой. Бросились в Орлиное гнездо.

— Сестрица! — призывно воскликнул Улеб, и гулкое эхо забилось под сводами. — Улия! Кровинушка-а-а!

— Где Мария? — Велко разметал оцепеневших слуг, взбегая по лестнице. — Голубка моя!