— Всему свой черёд. Когда выдёргиваешь большую колючку, из-под кожи идёт кровь. Маленькую колючку тело само выжимает прочь, безболезненно. Гонцы прискакали от Родни, брат, — негромко сказал Уржа.

Настороженным взглядом встретил Тимарь слова о гонцах: добрых вестей он не ждал. Чтобы скрыть противную дрожь в пальцах, накрепко сцепил их на груди. Подрос Анбал — и конец его спокойного правления. Теперь каждую минуту жди в спину отравленную стрелу, любой час может вспыхнуть, подобно степному пожару от молнии, княжеский мятеж. И где? Если бы в родном становище, а то на земле урусов. И почему мешкает брат? Можно нанять кого-нибудь и сразить ночью стрелой из приречных зарослей — сказали бы, что урусы подстерегли. А теперь и своего сына беречь надо пуще глаза — родичи Анбала тоже умеют стрелы по ночам пускать!

— Со дня на день подойдёт к Кыюву, если не подошла уже, дружина кагана Владимира, — негромко сказал Уржа. Тимарь поджал губы — досиделись под Белым городом! Дождались выкупа!

— Точно ли каган урусов пришёл?

— Дружину в Родню выслал, пешую, — сообщил Уржа. Сел на ковёр около красной подушки, сцепил длинные жилистые руки на коленях. — Почему каган урусов не послал дружину под Белый город на нас?

— Не вся ещё собралась из полуночных земель, — догадался Тимарь. — А эта мала против нашего войска. Со спины зайти хочет, броды перекрыть.

Уржа молчаливым кивком головы согласился с братом — должно быть, так.

— Торки сошлись единым становищем. И тоже под Родней. Они и дадут урусам коней. Их отряды уже перехватывают наши заставы, ловят гонцов и вяжут их.

— С каганом урусов снюхались, безродные шакалы! — Тимарь не выдержал и, размахивая кулаками, заметался по шатру. — Найду я на них силу! С собой звал в поход — не пошли, слабосильными сказались. Придёт срок — рабами будут! — и погрозил в сторону далёкого Заросья, где кочевали торки.

— Своих бы в узду взять крепче, — охладил Уржа раскричавшегося Тимаря. Подумал с осуждением: «От настоящего кагана должно пахнуть конём, а не розами! Тогда и нукеры трепетать перед повелителем будут. Перед его грозным мечом, а не перед старым… Тарантулом!»

— Нам ещё продержаться надо лет пять-шесть, — вслух подумал Уржа. Тимарь понял брата, опустил поднятые в бессильных угрозах кулаки, вспомнил о посланцах.

— Из головы не идут вон слова уруса, старшего среди пришедших посланцев. Чем живут они в своём городе? Почему не дают выкуп?

Уржа пожал плечами — кто поймёт этих коварных бородатых людей?

— Надо идти в Белый город, — решил Тимарь. — Там и смотреть их тайну. А потом крепко думать, как уйти из урусской земли, не потеряв чести, а то и голов своих. Кого послать?

Тимарь вполоборота встал к Урже, поймал языком жёсткий ус, пожевал его влажными губами. Уржа, не вдаваясь в подробности, сказал:

— Князь Анбал пойдёт в крепость урусов. Пусть он всё увидит, переговорит с урусским воеводой… с глазу на глаз, придёт и расскажет всё кагану, правда ли, что урусов земля кормит?

Уржа поднял глаза на Тимаря — брат умолял: спасай кагана, спасай род! Озлится войско на безуспешный поход — обоим не жить, а роду не править союзными князьями!

— А мы войску объявим, что князь врал нам, что его купили за золото.

Тимарь облегчённо выдохнул — хитро задумал брат! Не убить Анбала, а казнить за измену! Хлопнул ладонями. Нукер у входа кашлянул — он слушает великого повелителя.

— Пошли Самчугу к посланцам урусов, пусть зовёт их к Белому Шатру выслушать волю кагана. И князей вели позвать на совет!

Затопали быстро удаляющиеся шаги — нукер побежал звать к Белому Шатру каганова толмача Самчугу.

Через некоторое время толмач Самчуга спустился к русичам и сказал, не убирая насмешливой улыбки с худого хитрого лица:

— Великий каган повелел ждать его решения, как поступить с вами, урусы. Он теперь совет держит с братом своим князем Уржой. Когда выйдут оба из Белого Шатра к прочим приглашённым князьям — надо вам подняться к нему, — и, словно приглашая к дальнейшему разговору, лукаво подмигнул Михайло правым глазом.

Михайло понял толмача, привстал с травы, подошёл к печенегу и неприметно для охраняющих русичей нукеров вложил в сухую ладонь толмача несколько монет. Самчуга тут же упрятал арабское серебро в карман ношенного не один уже год серого халата, улыбнулся знатному урусу со свежим ещё шрамом на лбу, давая снова знать, что готов выслушать его, если тот спросит о чём-то. Михайло спросил:

— Скажи, добрый человек, что за новость принёс кагану спешный вестник, только что бывший у Белого Шатра?

Самчуга на всякий случай оглянулся — близко ли стоят кагановы нукеры? — потом, почти шёпотом, ответил:

— Сильная дружина вашего князя по реке на лодиях спустилась к городу Родне и вошла в тот город. Туда же и кочевые по реке Роси торки сошлись всей силой. Каган страшится, как бы то войско да не начало нападать на его стан со спины. А ещё он страшится, что каган урусов скоро со всей дружиной подступит к вашему городу, тогда быть крепкой сече…

«Вона как! — обрадовался Михайло. — Стало быть, князь Владимир уже принял меры к изгнанию печенегов с земли Русской! Это воеводе Радку будет в радость узнать».

— Скажи мне, не думает ли каган уходить в степи? — И ещё несколько монет исчезли в ладони Самчуги.

Самчуга искоса глянул в сторону каганова шатра, ответил:

— О том и спорят теперь князья. Отсылая меня к вам, каган созвал в шатёр князей узнать их совет, а поступить, как сам порешит. Мне же известно, что иные князья хотят уйти, другие хотят стоять здесь до конца вашей жизни. Чей верх возьмёт? — Самчуга тут же торопливо отошёл: к русичам приближались три нукера, делая знаки следовать на зов повелителя степей.

Крики у холма оборвались разом: появился Тимарь и хромоногий старик — князь Уржа, как понял Михайло из рассказа толмача. Когда русичи остановились неподалёку, Самчуга перевёл слова кагана:

— Я проверю, правду ли вы говорили здесь. Я пошлю своих мудрых людей в вашу богом проклятую крепость. Их поведёт князь Анбал, внук великого Кури! — последнее пояснение Самчуга явно добавил от себя, чтобы урусы знали, кто к ним отправится разгадывать великую тайну Белгорода.

Старик Уржа прохромал по ковру и остановился перед Михайлой в двух шагах.

— Мы пойдём в вашу крепость, — шептал, не вставая с колен, из-за спины Уржи толмач. — И горе будет вам, упрямые урусы, если ноги зря покроются пылью вашего города. Запомни это, знатный урус. И подумай ещё раз, зря ли стоит войско великого кагана перед стенами? Не пожалеть бы потом, с жизнью прощаясь.

Чёрные глаза старика за густой сеткой морщин светились злобой.

Михайло пересилил взгляд старика своим непреклонным взглядом, степенно поклонился кагану и отступил к своим сотоварищам. За спиной тяжело вздохнул сотенный Ярый.

Постоянное, не осознанное ещё до конца беспокойство владело Иоанном Торником все последние дни стояния под Белгородом. После неудачного приступа каган Тимарь редко появлялся среди князей да и Торника больше к себе не приглашал. Если же доводилось встретиться, то смотрел задумчиво, скользя взглядом мимо лица грека, будто напряжённо пытался что-то припомнить, давно забытое и теперь такое нужное. Торник понимал, что теряет покровительство Тимаря, а без этого покровительства ему не выбраться из печенежской степи.

Душевное волнение рождало беспокойные сны. Были ночи, когда к нему являлся истерзанный до неузнаваемости брат Харитон, брошенный якобы в тёмный погреб. То сам себя со стороны видел вздёрнутым на дыбу, а под босыми ногами полыхала страшными огнями углей жаровня, которую палач поднимает всё выше и выше… Иоанн вскакивал среди ночи мокрый от пота, выбегал из шатра и торопился остудить горячие ступни в холодной росе. И дышал глубоко, словно хотел вытравить из груди прогорклый копотный смрад только что привидевшегося подземелья.