– Да, я помню, – откликнулась Лорелея.

Она не забывала об этом ни на миг. Прикосновение Лорелеи к предмету, пропитанному чарами Ирины, позволяло последней вычислить пасынка и падчерицу. А если учесть, что для удержания власти Ирина распространила свои чары буквально на все и вся, то любой предмет мог выдать беглецов. Поэтому разум Лорелеи не знал покоя, а душа не переставала трепетать от страха.

Лорелее оставалось одно – практиковаться в колдовстве всякий раз, когда Габриль добывал вещи, не тронутые тлетворными чарами Ирины. А были эти предметы большой редкостью. В королевстве, где Ирина, подобно пауку, своими чарами высасывала жизнь из самой земли, гноила на корню посевы и умерщвляла скот, любая мелочь могла стоить жизни Лорелее и ее брату.

– Если устала, так никто тебя не неволит, – произнес Габриль, видя замешательство принцессы. – Завтра попрактикуешься.

– Нет, сейчас.

Голос Лорелеи чуть дрогнул.

– Ты знаешь, как это делается, – продолжал Габриль. – Примени наиболее подходящее заклинание. Пусть твоя мощь сделает дело за тебя. Ты сильна. Ты способна подчинить себе сердце всякого живого существа; ты видишь суть вещей. Не нужно страшиться своей натуры, Лорелея. Быть мардушкой – не хорошо и не плохо. Не ты выбирала такую судьбу. Важно другое – для каких целей ты используешь магическую силу.

Габриль считал, что Лорелея боится собственных способностей – ведь в Рэйвенспире, кроме нее и королевы Ирины, никто не занимается колдовством. И пускай себе так считает, рассуждала Лорелея. В Рэйвенспире магические способности не передаются по наследству, как в Морканте, откуда была родом мать Лорелеи; в Рэйвенспире принято страшиться колдунов. И если какая-нибудь мардушка решится покинуть родные края и откочевать к югу, ей обеспечены проклятия и гонения всех слоев населения.

Пусть лучше Габриль пребывает в уверенности, что Лорелее жутко от собственной волшебной силы, не то догадается еще, что Лорелея до сих пор помнит и тепло Ирининой руки, и слова заклинания, которое должно было разрушить Иринины чары. Что до сих пор слышит вопли и чует запах крови Ирининых жертв, умирающих под обломками королевского замка. И что ее ладонь до сих пор хранит жар ладошки Лео, а в ушах звучит напутствие обреченного отца. Если Лорелея не превзойдет Ирину силой, Лео ей не защитить. И не спасти свое королевство.

Тогда она обречена вместе со всем и всеми.

Лорелея поспешно взяла с одеяла изумруд. Светясь в сумерках, драгоценный камень тяжело лежал в ее ладони. Лорелея до боли стиснула зубы, колдовская мощь поднялась по артериям прямо к сердцу, а потом устремилась в пальцы. И сердце изумруда отозвалось, открылось принцессиной воле.

– Рашт лож! Покажи мне мои мысли.

Энергия Лорелеи хлынула в драгоценный камень. Девушка подбросила сокровище, и в воздухе изумруд взорвался сотней острых игл, которые устремились к двери амбара, готовые атаковать вторженца, которого пока не было.

– Сегодня у тебя всё очень быстро получилось, – заметил Габриль, потеплев глазами.

– Просто я думала об Ирине.

Точнее, Лорелея подумала о том, как жаждет отомстить Ирине за смерть отца и разорение королевства.

– Тяжело, девочка? – спросил Габриль.

– А ты как считаешь? – Лео закатил глаза и, поспешно подхватив очередной мешок, направился к лестнице.

Лорелея опустила руку. Иглы вновь слились в дивный зеленый камень.

– Нет, не очень тяжело. Самоцветы отлично проводят магическую энергию. Почти не сопротивляются. Похоже, им самим нравится менять форму. А если ты, Габриль, хочешь узнать, насколько я преуспела в колдовстве, дай мне попрактиковаться на твоей ноге.

– Ни за что, – отрезал Габриль, для верности выставив кулак.

Левую ногу он сломал в ту самую ночь, когда спасал королевских детей. Кости ему соединили кое-как, в полевых условиях; понятно, что они срослись неправильно. Габриль не обращал на свою травму внимания – куда важнее ему было спрятать от Ирины принцессу и принца. Отношения Габриля с Лорелеей отравляли только ее попытки заняться исцелением ноги.

– Послушай, Габриль…

– Нет, это ты послушай! Много месяцев я, как и другие придворные, находился во власти чар Ирины. Кто знает, как скоро человек очищается от этого яда? Быть может, так и живет всю жизнь оскверненным. Пойми, девочка: если во мне остался яд, а ты прикоснешься к моей ноге голыми руками, Ирина нас вычислит. А ты должна вернуть королевство. Вот и прикинь, можем ли мы пойти на такой риск.

Своим тоном Габриль ясно дал понять: возражений он не потерпит.

– Подумай, стоит ли всё ставить на карту ради какой-то там стариковской ноги!

Лорелея стиснула кулаки, загоняя подальше магическую силу.

– Эй, там! – позвал Лео. – Кто мне поможет последние мешки перетащить наверх, пока заря еще не померкла? Не то в темноте я себе шею сверну!

Габриль погладил длинные черные волосы Лорелеи.

– Вдобавок, девочка, мне совсем не больно.

– Лжешь. Тебе ужасно больно.

– Ты тоже лжешь. Ты очень, очень устала, – улыбнулся Габриль и продолжал, понизив голос: – Силой ты не уступаешь Ирине. Уже в восьмилетнем возрасте ты сумела разрушить чары могущественной и опытной мардушки, а последние девять лет не прошли для тебя даром.

– Вдруг я не знаю чего-то важного? Вдруг я ошибусь, Габриль?

С болью в голосе Лорелея добавила:

– Вдруг Ирина меня победит? Тогда некому будет защитить Рэйвенспир.

Про себя она подумала: и некому будет защитить Лео.

– Поэтому ты решила еще полтора года подождать с возмездием? Ведь не далее как в нынешнее лето ты разработала отличный план.

– В нашем случае полтора года – это вечность, – заявил Лео, спрыгнув с предпоследней ступени. – Мы могли бы хоть завтра нагрянуть в столицу и сказать: «Что, не ожидала, змея подколодная? А мы живы! Мы не умерли, зато ты сейчас умрешь!» И ты бы сразу превратила Ирину в плесень.

– А если я не сумею? Если сил или опыта не хватит?

Слова повисли в воздухе. Стало слышно, как Саша цедит клювом мышиный мозг.

Лео сел напротив сестры, встретил ее взгляд. Темные глаза, такие же как у Лорелеи, снова стали серьезными.

– Сумеешь. Тебя никогда ничто не останавливало, и сейчас ничто не остановит.

– Я хочу исключить все случайности. – Лорелея положила изумруд обратно на одеяло и дрожащими руками стала натягивать перчатки. – Я хочу быть уверена в победе.

– Кто же вступает в битву, будучи уверенным в победе? – произнес Габриль. – В битву вступают потому, что так нужно. Потому, что другого не дано. А теперь ложитесь спать. На рассвете мы отправимся в путь.

Заря едва занималась. Трое путников двигались на восток, к деревушке под названием Транке. Деревушка стояла неподалеку от тракта, ведшего к Фалькрейнским горам, откуда рукой подать до границы с Элдрой. Королевство Элдра охвачено войной с ограми; ходят слухи, что через Транке движутся толпы беженцев, чьи карманы трещат от драгоценностей, которые должны обеспечить хлеб и ночлег. Габриль надеялся наменять у беженцев всяких вещиц, не опоганенных чарами Ирины. Вещи нужны были для колдовских упражнений Лорелеи.

Все трое шли молча. Над ними было серое облачное небо, колкий холод предвещал снегопад, а то и метель. Принцесса содрогнулась всем телом, ступив на ту самую дорогу, по которой накануне проследовал фургон с провизией. Над головами путников нарезала круги Саша, сверкая белым оперением.

«Есть будешь?» Принцессе передался образ крошечного грызуна, таящегося в подлеске.

«Я даже не знаю, кто это».

«На вкус они все одинаковые».

«Только не для меня».

«Потому что их надо есть сырыми. Тогда они одинаковые. Попробуешь?»

Саша не сводила глаз с грызуна.

«Я не ем сырых мышей. – Лорелея поежилась. – И вообще, перестань слать мне образы кишок, костей и прочей мерзости, к которой я в жизни не притронусь».

«Может, твой брат голоден?»

Саша просто пошутила. Юмор самки кречета был подобен ледяному бризу.