Оставив оцепенелого от неожиданности лейтенанта, взяв в левую руку фонарик, а рукавом правой прикрыв себе нос, полковник заглянул внутрь, разрезая тьму ярким лучом. После короткого осмотра он медленно повернулся к опешившей толпе, еле заметно улыбнувшись уголком рта.

– Это могила! – закричал он. – Расходимся!

Разочарованные люди стали расползаться и обратно заползать в норы, из которых пришли сюда.

– Помните, что я говорил? – подойдя вплотную к лейтенанту, спросил Монд, даже не смотря в его растерянные, опущенные глаза.

Томас Шольц все еще не мог прийти в себя после столь громкого провала и только нервно махнул головой вслед заданному вопросу.

– Ну и хорошо. Вы отправляетесь со мной, – источая саму строгость, с капелькой иронии и легкой издевки сказал полковник. – Расступись! – дал он громкий приказ и пропал в серых безднах рокочущей толпы вместе с опустившим острые плечи лейтенантом.

Мы вновь остались втроем. Наша находка, сокровище, открытия которого так ждали, оказалось всего лишь могилой. Черная пустота блиндажа была завалена вонючими разлагающимися трупами, медленно превращающимися в гнилую субстанцию из мяса и костей.

– Но… но… но… – беззвучно шевеля губами, шептал Артур, не отрывая взгляда от отвратного зрелища.

– Ладно, пошли, – Дин легонько похлопал его по плечу.

– Ну как так? – мямлил Артур. – Я же был уверен.

– Все ошибаются, – вставил и я свои неумелые слова успокоения. – Пойдем. Скоро ужин.

В течение нескольких дней было найдено еще десятка два подобных блиндажей, но их уже никто не стал открывать, зная, что, кроме смерти, там больше ничего нет.

ГЛАВА 4

Высокий купол неба заволокло темными грозовыми тучами, и утро следующего дня началось с мелкого дождя. Крошечные капли благодатно ложатся на высохшую землю мягкой росой, а в воздухе витает свежесть прохлады. После вчерашних разочарований подобная погода как бальзам для души, и мы искренне наслаждаемся ею.

– Вот это я понимаю, – с удовольствием выговаривал каждое слово Генрих, потягиваясь и запрокидывая голову назад, в наслаждении ощущая, как по лицу хлещет легкий, сырой ветер. – Хо-ро-шо.

С восточной стороны раздался глухой рокот грозы, напоминающий раскаты орудий, а в мрачной бездне массивных облаков мигнула острая молния.

– Ух! Чтоб тебя! – испугано вскрикнул Франц, непроизвольно приседая на дно окопа. – Я думал, снова обстрел начался.

– Ты там хоть в штаны не наложил? – громко засмеялся Генрих, перебирающий вещи в своем огромном рюкзаке и вытряхивающий оттуда ненужный мусор.

– Почти! – Франц неуверенно поднялся на ноги и, встав на носочки, выглянул из-за края траншеи. – Буря будет, – пророчески сказал он то, что и так ясно. – Нужно как можно больше мисок расставить, чтоб вода набралась, когда серьезный дождь пойдет.

Еще несколько молний прошили далекий горизонт, врезаясь своими острыми наконечниками прямо в землю, а вслед им, подавая голос, словно голодный зверь, прорычали тучи. Они медленно ползут в нашу сторону, напоминая огромные горы, парящие в высоте. На все это великолепие и многогранность природы, которые немного устрашают своим размахом и могуществом, принижая достоинство и значимость людей, копошащихся, словно муравьи, под ее необъятным брюхом, я смотрю с края окопа, свесив ноги вниз.

Раньше в такую погоду я любил приставлять к окну старое зеленое кресло, обычно стоявшее в самом темном углу гостиной, и наслаждаться уютом, пока на дворе бушевала буря. Я ждал дождя, пронизывающего ветра, грома и молний, чтоб ощутить подлинное счастье защищенности своего дома. Улицы пустели, и по ухабистому асфальту пророненные небесами сыпались миллиарды капель, засеивая землю семенем влаги. Ручьи текли по узким дорогам, бежали вниз по стеклам, соревнуясь между собой и обгоняя друг друга, колотили по крышам барабанной дробью. Молнии ярко сверкали, притянутые высокими шпилями громоотводов, а я продолжал сидеть в своем кресле, проваливаясь в пучину уюта и всякий раз вздрагивая от рокочущего грома.

Но это уже давно в прошлом, мой дом далеко за океаном и неизвестно, удастся ли мне там побывать хоть еще раз. Глупо по этому тосковать, конечно, нужно смотреть в будущее. Но тоска не уходит, она всегда со мной, прячется в глубине подсознания, показывая свой лик лишь изредка. И в эти короткие минуты прошлое врывается в настоящее, и его невозможно отогнать от себя. Интересно, как там Штайр? Как там Альберта? И навещает ли она нашу мать, приглядывает ли за ней? Как там Вольф? Вырос уже, небось, и говорить начал. Я соскучился по своему городу и близким. То, что меня доставало полтора года назад, сейчас показалось благодатью, давно ушедшей благодатью. Видимо, это действительно так, мы ценим вещи, лишь навсегда утратив связь с ними. Прошлое всегда кажется лучше будущего, ведь оно знакомо и предсказуемо, а будущее мелькает перед глазами бесконечностью неопределенных предположений.

Бр-р-р… – загремел гром прямо над головой, эхом отбиваясь от земли, и словно по щелчку пальцев с неба полился дождь. Большие капли, остуженные холодом атмосферы, падают, гремя по металлу мисок и других емкостей, расставленных повсюду, наполняя их и брызгаясь в стороны.

– Ха-ха-ха, – искренне засмеялся Дин, широко открывая рот и стараясь уловить их на лету.

Сотни губ исказились улыбками, и люди показывали свои головы из окопов, вставая на ноги. Никто и не думал прятаться от дождя. Наоборот, все наслаждались им, крича от радости, залпом выпивая дождевую воду из наполняемых сосудов и ставя их обратно. Волосы и одежда промокают, а по грязной коже струятся чистые водяные потоки.

И снова мигнули молнии, расходясь по черному небосводу яркими разветвленными корнями. И снова зарычало, забурлило небо. Дождь усилился, полив как из ведра.

Смочив сухую землю и вдоволь напитав ее влагой, вода начала скапливаться на дне окопов, огромных воронок, имитируя реки и озера.

Я засмеялся, громко, чисто, искренне радуясь бушующей стихии. Чистая, холодная вода течет по телу, литрами льется на меня, но холода я не чувствую. В каком-то неистовом порыве я поднялся, раскинул руки в стороны, чтоб дождь прошел сквозь меня, пронизал все мое тело, растворил меня в себе, и закричал на все легкие что есть сил:

– А-а-а!

Дождь дарует свободу, высвобождая все скопившиеся внутри муки и мысли, и дает возможность выплеснуть их наружу.

– А-а-а!

Непреодолимая сила стихии еще с диких времен имела власть над человечеством. Люди наделяли все понятным для себя смыслом, поклоняясь природе и ее явлениям еще до появления самых древних богов. Но боги уже давно умерли, навсегда исчезнув из жизни общества, а власть природы до сих пор не утратила своего влияния. Ее сила все еще бурлит в нашей крови, заставляя нас унывать и радоваться по одной ее воле.

В эти секунды, минуты, а, возможно, даже и часы, мы испытали счастье, отбросив в сторону тревоги, разочарования, позабыв о ноющем голоде, мы отдались моменту, бурному дождю и холоду. Пусть мы еще не были в настоящих боях, не убивали и не совершали подвигов, но мы и так уже успели увидеть ужасные вещи, меняющие нас капля за каплей и превращающие черты наших лиц в более угрюмые и задумчивые. Но сейчас все было позади, в далеком прошлом сегодняшнего утра.

Даже депрессивное настроение Винсента сняло с него свою тень. Он сбросил с себя мокрую, прилипающую к телу рубашку и, пользуясь случаем, мылся, елозя по коже мылом. Маленький серовато-белый брусок стучит по выступающим полумесяцами ребрам, медленно стираясь и стекая мыльной водой под босые ноги, зарытые в размокшую грязь по самые щиколотки.

– Дашь потом мне? – обратился к нему с просьбой Дин.

– И мне! – крикнул Франц.

– И мне! – эхом прозвучал мой голос.

Кожа не отмывается с первого раза, грязь настолько проникла в поры, что приходится ее соскабливать ногтями. Но мы стараемся все довести до конца, вымыться, как можно тщательнее, раз нам выпала такая возможность.