При этом воспоминании Бланш передернуло, и она подумала: а что, если и сейчас фильм навел на нее те же мысли? «Забудь о прошлом, – мысленно прикрикнула она на себя, – сотри его из памяти!» И Джейн тоже нужно от него избавить. Пусть призраки, как им и положено, растворятся во мраке и забвении. Ее взгляд остановился на Джейн, она облизнула губы, собираясь сказать что-то и словно ожидая в тревоге, что сам звук собственного голоса возвестит о приближении какого-то страшного несчастья.

– Джейн?..

Не давая ей продолжить, Джейн поднялась со стула, пересекла гостиную и, не говоря ни слова, выключила телевизор. Девушка с угольными глазами и фальшивой улыбкой на губах превратилась в лихорадочно бегущие, изломанные полосы света и исчезла навсегда. Настольная лампа, казалось, внезапно вспыхнула ярче, отбрасывая желтые пятна света на густой ворс ковра. И напротив, тени за кроватью и в дальних углах гостиной сгустились и поползли вперед. Бланш удивленно подняла брови и, увидев, что Джейн повернулась к ней, выдавила слабую улыбку.

– А я… я как раз собиралась попросить тебя выключить эту штуку.

Глаза Джейн блеснули в полумраке. Наступило недолгое молчание, оборванное нервным смешком Бланш.

– Знаешь, думаю, не стоить нам больше тратить время на эту старую чепуху. Такой бред…

Джейн едва заметно пожала плечами и направилась к двери. Бланш нагнулась и развернула инвалидное кресло.

– Зайдешь попозже? – нервно спросила она. – Поможешь мне перебраться на кровать?

Джейн остановилась на пороге. Очертания ее приземистой плотной фигуры скрадывал царивший в коридоре полумрак. И вновь в ее глазах мелькнуло какое-то с трудом сдерживаемое болезненное чувство. Но голос, когда она заговорила, прозвучал ровно и бесстрастно:

– Ну что ж… если тебе угодно… – Не договорив, Джейн повернулась и вышла в коридор.

Бланш сидела совершенно неподвижно, слегка наклонившись вперед, и смотрела ей вслед. Казалось, тишина волною накатила на весь дом, заставляя тени колебаться вокруг. Бланш медленно опустила руку к колесу кресла, подумав, что, если подкатиться к окну и раздвинуть шторы, она увидит ночь и звезды. Внезапно она остановилась, вся съежившись, как от удара: это Джейн с оглушительным грохотом захлопнула дверь в свою комнату в противоположном конце коридора. И весь дом словно бы с возмущением откликнулся на этот грохот.

На какое-то время Бланш замерла, напряженно ожидая возвращения тишины, несущей покой нервам, которые так и зазвенели от стука двери.

Когда ее перевезли из больницы домой и подняли наверх, в эту комнату, она решила, что тяжелый карниз, нависающий снаружи над окном, надо будет убрать. Еще раньше, почти сразу после несчастного случая, сняли и продали на металлолом отлитые в том же духе тяжелые ворота перед подъездной дорожкой. Ей не хотелось, чтобы хоть что-либо доме напоминало о случившемся. Впрочем, тогда она больше думала совсем о другом, с ужасом привыкая к беспощадной мысли; что ходить ей уже не придется, так что дело со дня на день откладывалось, и в конце концов все осталось, как было. А потом, с годами, глаз настолько привык к окружающему, что и вовсе перестал замечать ажурный рисунок железного карниза в стиле пламенеющей готики.

Этим утром окно было открыто, и, подъехав к нему вплотную, Бланш подставила лицо легкому весеннему ветерку. Вдруг косо упал луч солнечного света, и на какой-то момент она вернулась на тридцать лет назад и вновь превратилась в девушку с серебристыми волосами. Нельзя сказать, что это был обман зрения, ведь Бланш и сейчас не утратила прежней красоты. Ее почти безупречные черты, еще острее подчеркнутые шевелящейся внутри болью, успешно сопротивлялись непрерывному воздействию беспощадного времени. Порою даже казалось, что инвалидность придавала Бланш тонкое, едва уловимое очарование, в своем роде превосходящее броскую красоту ее юных лет.

Она перевела взгляд вниз, туда, где теснились дворики и красные черепичные крыши домов, выдающие ту же средиземноморскую экстравагантность, что и ее собственный дом. Слишком многое из того, что попадало в поле ее зрения, не замечалось из-за своей привычности. Но сейчас она заставила себя присмотреться, задуматься, и в результате округа, словно изменившись за то время, что она провела в дремоте, сделалась тусклой и постаревшей. Увидев ее такой, Бланш внезапно испытала почти непреодолимое желание оказаться где-нибудь далеко. Ей вдруг захотелось избавиться и от этого дома, и от этой комнаты, и от этого чувства, когда кажется, будто ты заживо похоронена в прошлом.

Все минувшие годы ее тянуло к этому старому дому по причинам исключительно сентиментальным. Бланш, в общем-то, и сама это понимала с самого начала. После аварии ей было до боли необходимо некое ощутимое подтверждение прошлого, когда она представляла собою нечто большее, – гораздо, гораздо большее – нежели жалкую, никому не нужную калеку, в которую превратилась. Тяга к дому означала тягу к прошлому, к тому самому прошлому, от которого ей сейчас так хотелось убежать. Бланш с торжественной решимостью тряхнула головой: она сделает это, она позвонит Берту Хэнли и попросит его выставить дом на продажу.

Берт оставался одной из немногих ниточек, все еще связывавших Бланш с внешним миром. Он был одним из трех партнеров управляющей компании, что вела финансовые дела Бланш. Именно Берт аккуратно и умело вложил заработанные ею деньги, так что проценты вложенной суммы все эти годы обеспечивали ей с Джейн вполне безбедную жизнь.

После того как случилась авария, Берт был уверен, что Бланш захочет продать дом. Тем сильнее он удивился, когда выяснилось, что это не так. Какие только резоны ни приводил он ей в пользу продажи: дом слишком велик, слишком дорог в содержании, его рыночная стоимость стремительно падает. К тому же, настаивал он, инвалид не может жить, как она, наверху, в мансарде – это слишком опасно, это чистое безумие. Тем не менее, столкнувшись с упрямым сопротивлением Бланш, он был вынужден в конце концов отступить.

– Когда-нибудь, – в изнеможении выдохнул Берт, – вы об этом пожалеете. Попомните мое слово, пожалеете!

После этого дела Бланш отошли на второй план, и о доме он больше не заговаривал. Вот уже два года, как Берт не поднимался на Хиллсайд-Террас, и с течением времени их с Бланш взаимоотношения постепенно свелись к обмену письмами и финансовыми документами, а также редким телефонным звонкам.

Ветерок шевелил кроны растущих прямо у дома высоких эвкалиптов. Одну ветку пригнуло к окну, листья, словно подвижные хрупкие пальцы, царапнули подоконник. Бланш улыбнулась собственной решимости: не позднее чем завтра, самое позднее послезавтра, она свяжется с Бертом и велит ему продать дом первому же желающему, за сколько получится. А она тем временем решит, где теперь жить, и об этом тоже надо посоветоваться с Бертом. Лучше всего – подальше от холмов, и дом пусть будет поменьше и поудобнее. Помимо всего прочего, это справедливо по отношению к Джейн: энергия у нее поразительная, но пора дать ей возможность вздохнуть посвободнее. Нужно что-то новое, безмятежно думала Бланш, какой-нибудь домик в современном стиле, и чтобы было побольше солнечного света. В общем, что-то совершенно отличное от этой старой мрачной берлоги.

Бланш неожиданно пришло в голову, что разочарование от прошлого, разочарование, обостренное старыми фильмами, имеет и свою положительную сторону. В смерти содержится возможность возрождения. Бланш краем глаза уловила какое-то движение в доме напротив, снова нагнулась к окну, и как раз в этот момент там распахнулась застекленная дверь, и наружу вышла новая хозяйка, одетая, как обычно, для работы в саду – в комбинезон и широкополую соломенную шляпу. Миссис Бейтс – так звали эту женщину, хотя сейчас Бланш не вспомнила бы, откуда ей это известно. Миссис Бейтс из Айовы. Вот уже почти три месяца, почти каждый день Бланш наблюдала за тем, как ее новая соседка рвет сорняки, рыхлит граблями согретую солнцем землю, сажает новые клубни картошки и другие растения, выдергивает старые. Во всем этом чувствовалась преданность делу, и Бланш втайне разделяла с этой женщиной радость ее трудов. Даже испытывала некое чувство родства с этой самой миссис Бейтс, хотя ни взглядом, ни словом с ней не обменялась, да и скорее всего не обменяется. Женщина отошла в дальний конец сада, и Бланш потянулась к карнизу, чтобы усесться в кресле так, чтобы было лучше видно. Но, услышав за спиной какой-то звук, отдернула руку и обернулась.