Хотя следующее выступление, уже с приехавшими «потеряшками», было, по свидетельству того же Густова, не слабее, оно просто был другим, типично чайфовским выступлением того времени. Точнее о тех выступлениях все в той же книге Лени Порохни:

«10 января чайфы, группа Белкина и „Нау“ были в Казани, но без Бегунова и Решетникова, не то на поезд опоздали, не то весь поезд опоздал. А концерт, первый платный концерт в их жизни, был назначен на 15:00. Выручили Зема с Пантыкиным.

Сашка Пантыкин и Вова Назимов, два несгибаемых урфинджюса, были „профи“ очень высокого класса, но не это главное, им программа понравилась. И чем дальше разбирались, тем больше нравилась. „Ух, интересно с шахринским репертуаром, — записал в дневнике Пантыкин, — такое море возможностей!“. За полтора часа до концерта уселись в ужасно холодной комнате № 48, „Пантыкин достал свою знаменитую амбарную тетрадь, сказал: „Тональность!“ — рассказывает Назимов, — гармонии выписал, мы так и отлупасили весь концерт. Там два аккорда, соло играть, кроме Сашки, некому, ну, он и лепил горбатого… Я страшно перся!“. „И отыграли — полный класс, так что Пантыкин хоть чуть-чуть, но имеет отношение к группе „Чайф““ (Шахрин).

Бегунов с Решетниковым подъехали к вечернему концерту, он вышел средним, но на следующий день сыграли два очень боевых, в последнем к ним на пару вещей присоединился Пантыкин, которому в тот день исполнилось 30, о чем Шахрин объявил в микрофон…».

Вскоре Решетников, в самом не подходящем для этого месте — в трамвае, сказал Шахрину, что больше играть в группе не будет, мол, это не его.

Но Казань — это еще не все.

Более знаковой была поездка в Питер вместе с «Наутилусом».

В начале апреля должен был состояться выездной пленум Союза композиторов СССР, на котором будут обсуждаться вопросы молодежной музыки. Мало того, для участия в пленуме в Ленинград приглашались свердловские рок-группы, «Наутилус» и «Чайф». Разумеется, среди ответственных лиц немедленно начались разговоры на тему: «А достойны ли данные представители?». «Нау» был, судя по всему, достоин, с «Чайфом» началась непонятица, в которую с жаром включился Егор Белкин. Он ужасно хотел ехать в Питер, а его, как назло, не звали. Егор принялся Шахрина уговаривать добровольно от поездки отказаться, тот отказался отказываться… А тут беда — «Чайф» без барабанщика! «Не помню, как у нас хватило наглости предложить поиграть Назимову Вовке, — рассказывал Шахрин, — на то время он был очень известный, очень профессиональный, в общем, лучший барабанщик в городе». Наглости хватило, предложили. Зема согласился.

Каким-то макаром Егор Белкин тоже оказался в списке приглашенных на пленум, но самолет с Лешей Могилевским и его волшебным саксофоном опоздал, так что «Чайф» отдувался на первом концерте один. И отдулся, да так удачно, что после концерта был позван группой «Объект Насмешек» в гости и провел чудный панковский вечер, потому как Рикошет с компанией посчитали их своими братьями-панками.

Третье апреля плавно перешло в четвертое, выступили «Нау», хуже, чем могли, но все равно вызвали фурор, Белкин провалился, увы, а потом все отбыли обратно, в Свердловск.

В конце мая — 2 фестиваль рок-клуба, потом редкие поездки с концертами, ну, а в сентябре группа села на запись и записала два прекрасных альбома, «Дерьмонтин» и «Дулю с Маком». Записаны оба были за 13 дней, с10 по 23 сентября 1987 года.

Происходило все это в странном месте, оркестровой комнате в ДК «Уралобувь». Большая такая комната, обитая тканью, на стенах инструменты для духового оркестра, которого нет в принципе. А еще есть два восточнонемецких комбика «Vermona», барабаны «Amati», пульт какой-то… Сказка, одним словом!

«Работалось здорово, само катилось. А в конце выяснилось, что песен очень много, и они сами собой делятся на два разных альбома. Мы страшно удивились. Писали один альбом, а выяснилось, что два, они разные даже по звуку» (Бегунов).

Первый сам собой назвался «Дуля с Маком», второй получился диковатый, почти панковский, но никак не назывался, пока не пришел Бегунов и не заявил: «Дерматин». Ему сразу сказали, куда забить такое название, но Бегунов закричал: «Ты не слушай, ты читай!». И вот этот-то альбом удостоился особой чести — попал в эталонную книгу Александра Кушнира «100 магнитоальбомов советского рока», в раздел «1987», вот что о нем написано:

«„Мы как-то не умеем в студии работать, — признавался в те времена Шахрин. — Я могу спеть в зале более эмоционально, чем „в стену“. Я просто не могу себя заставить петь перед стеной!“

В начале осени 1987 года психологическую проблему студийных казематов группе наконец удалось решить. Произошло это не без помощи звукооператора Алексея Густова, организовавшего запись нового альбома „Чайфа“ в пыльном, но просторном подвале одного из свердловских домов культуры. Вокруг стояла жуткая духота, в конце августа в здании для профилактики включили отопление, но „Чайф“ не могло остановить даже землетрясение.

„В тот момент очень многое совпало: наша врожденная борзость, оптимизм, вера в себя, — вспоминает Бегунов. — Это был наш самый мобильный звездный состав. Не в плане рок-звезд, как это сейчас называется, а в плане того, что мы безумно нравились друг другу, и нам жутко нравилось вместе играть“.

В отличие от наркологических сессий большинства современных рок-групп единственным стимулятором „Чайф“ в процессе этой работы был т. н. „чай второго сорта“, мерзостный вкус которого попросту не поддается описанию. Этот „напиток богов“ заваривался в кофеварке „Бодрость“, обладавшей уникальной способностью превращать любое дерьмо в отменный сургуч. Не случайно в аннотации к альбому не без иронии упоминались Зугдидская чаеразвесочная фабрика и чайный завод имени Зураба Соткилавы.

Несмотря на то, что вся обработка звука производилась на шипящем эквалайзере „Электроника“ и пружинном ревербераторе „Tesla“ (внутри которого периодически происходили микровзрывы), „Чайф“ умудрялся добиваться вполне пристойного гаражного звучания. На пленке оказался зафиксирован максимализм и юношеский задор людей, которые никого и ничего не стеснялись, а просто рубились в студии насмерть. Глаза музыкантов полыхали бешеным огнем, дыхание учащалось, организм излучал энергию, а большинство композиций было пропитано бесшабашной удалью и здоровым стебом. „Там действительно получилась живая музыка, сыгранная очень искренне и пронзительно, — вспоминает Алексей Густав, для которого это был звукорежиссерский дебют. — Такого простого и энергичного рок-н-ролла тогда у нас было очень мало. Энергия в студии била через край, и когда настало время сводить альбом, мне пришлось выгнать музыкантов из подвала — во избежание кровопролития на тему „почему не слышно мой инструмент?“. И буквально за три дня я с Нифантьевым все это веселье смикшировал“.

За неполные две недели группе удалось записать около двух десятков композиций, которые затем были разделены на два альбома — „Дерьмонтин“ и „Дуля с Маком“. Первый из них получился более впечатляющим и со временем стал классикой раннего „Чайф“. Название придумал Бегунов, умышленно написавший слово „дерматин“ с тремя орфографическими ошибками.

„Возможно, „Дерьмонтин“ оказался таким рок-н-ролльно-разгильдяйским альбомом, потому что отражал наше отношение к окружающему миру, — говорит Шахрин. — Мы в то время еще работали: кто в ментовке, кто на стройке, но изнутри нас все достало до крайней точки, и поэтому протест, который присутствует на альбоме, совершенно искренний. Из нас это перло на каждом шагу.