– Да, ты права – вещал он все так же с закрытыми глазами. – Причем их ведь никто не заставляет… Поразительно. Думаю – ты сама можешь сделать вывод, насколько в твоем мире сильна …промывка мозгов…

– Да причем тут это! Ну вот Сашка, например – побрился, потому что ему показалось, что он так старше выглядит…

– Возможно – и старше. А он уже в таком возрасте, что для него это так критично?

– Да нет – ему тридцать пять лет.

– А он хочет выглядеть на двадцать?

– Не знаю – все, наверное, хотят выглядеть моложе.

– Это тоже надуманный стереотип. Почему все должны хотеть выглядеть безусыми юнцами? Или твой Сашка хочет быть беззаботным мальчишкой?

– Да нет… – мне вспомнились Сашкины речи, когда Олег завел нас в лес: «… Жене ведь мужчина нужен, а не пацан. Ребенок у нее и так будет…» – Нет, он считает себя сложившимся самостоятельным мужчиной… Да и ведет себя соответственно.

– Так почему тогда он должен одевать маску юнца? Потому что окружающие не поймут? Или ему самому не нравится? Или его борода не нравится тебе?

– Да нет – пока мы были в том мире, где всего-то десяток человек и всем наплевать – есть ли у тебя борода или нет – то он и не брился… Правда – и нечем было. Да как-то и незачем. А потом, в нашем – побрился… А мне он, кстати, с бородой тоже нравится, сейчас-то он опять зарос – он так усами щекотится, когда целуется… Да и вообще, выглядит как-то мужественней. Похоже – дело все же в окружающих…

– Ну вот видишь – а …общественное мнение это и есть не что иное, как навязанная и кем-то старательно выстроенная система ценностей. Причем за одно-два поколения она так плотно входит в сознание человека, что воспринимается им как плод его собственных умозаключений и рассуждений. Просто нужно найти в себе смелость взглянуть поглубже…

– Да, наверное – ты прав… – я осеклась, вдруг вспомнив, что с этим человеком я только сегодня познакомилась – а тут уже так разоткровенничалась. Он тепло улыбнулся, видно – понял причину моего удивления:

– Да, Таня – я тоже …удивлен. Ты – первый человек в моей жизни, с которым я могу так легко и обширно поговорить… Да еще и женщина! Уму непостижимо! Как ты себя чувствуешь? Я вижу – жар у тебя уже стал спадать…

– Алан, отпусти меня, а?

– Но я же уже сегодня объяснял вам – я не могу этого сделать – так будет только хуже. Все равно из купола тебе не выбраться. А если тебя поймают и передадут на осмотр кому-нибудь другому, так как я докажу свою непригодность – то тебя сразу же отправят к Ставру.

– А если ты докажешь свою непригодность – то тебя… – осторожно начала я.

Он криво ухмыльнулся:

– Да. Быстро и гуманно. Так что я не могу тебя отпустить. Тебе это не поможет…

– Ну а если я… захочу в туалет?

Алан с готовностью раздвинул мои ноги вместе с браслетами.

– Все, можешь опорожняться. Под тобой – канализационное отверстие.

– Я пока не хочу, да и как-то мне неловко при тебе такое делать… Ну а если у меня от лежания в одной позе затекли мышцы? – это была правда – постоянно вытянутые над головой руки ужасно затекли и начали неметь.

– Тогда сделаем вот так. – Алан перевел наручники вниз и теперь мои кисти находились на уровне бедер. – И вдобавок я разомну твои мышцы – и он стал быстро и умело растирать и разминать мне руки, а потом и ноги. Было очень приятно и стало значительно легче.

– Ну а спина? У вас что – вот так вот по две недели держат бедных женщин? А если какие-то пролежни образуются?

– Да нет, конечно. Обычно женщины проводят так… сутки, максимум двое… А насчет пролежней не беспокойся – в мои обязанности входит протирать тело… объекта для удаления отходов организма. Ты же знаешь, что кожа – это самый большой выделительный орган, поэтому крайне важно вовремя смывать то, что она выбрасывает из себя? Ну а если у тебя устала спина… – с тихим жужжанием мои браслеты поднялись в воздух и я вместе с ними. Алан придерживал меня под поясницу. Потом браслеты перевернулись и я оказалась лицом вниз. Алан развернул мою голову набок и даже мягко приподнял грудь – и я с жужжанием опустилась в положение лежа на живот.

– Ну что – так лучше? – и он принялся старательно растирать мне спину и ягодицы.

Я лежала, упираясь щекой в поверхность стола – и меня разбирала тоска и обида от беспомощности. Слезы опять не замедлили появиться. Заглянув мне в лицо, Алан обеспокоился:

– Что такое? Что-нибудь еще? Вроде бы все твои физиологические потребности мы учли…

Я сквозь слезы произнесла:

– Физиологические – да… Но я… не чувствую себя человеком…

Он какое-то время стоял молча, а потом тихо сказал:

– Я подумаю над этим. Давай дождемся ночи.

На животе мне стало намного уютнее – я стала ценить эту позу после беременности именно потому, что долгое время у меня не было возможности так лечь. Так что теперь, да еще и после массажа – я задремала.

Проснувшись, я увидела, что изменилось освещение – теперь в помещении горел яркий искусственный свет. Алан сидел недалеко от меня за столом и что-то разглядывал в микроскоп – с удивлением я увидела на приборном стекле ткань, охристую мешковину. Наверное – услышав, что я проснулась – Алан обернулся ко мне и улыбнулся.

– Ну что – снаружи ночь. Все, кроме охраны – спят. Есть много шансов, что никто не придет сюда ночью.

Он опять перевернул меня на спину и расстегнул браслеты. Не веря своему счастью – я села. Потом с трудом встала – ноги плохо слушались меня после сна и такого долгого лежания. Пол оказался очень скользким, я  сразу это ощутила и начала падать. Так как Алан стоял передо мной, то я, ясное дело – ухватилась за него и в итоге оказалась в его объятиях. Он удивленно и растерянно смотрел на меня. Я улыбнулась:

– Спасибо, что отстегнул! Почему ты так на меня смотришь? Никогда не держал женщин в руках?

– Держал. Но по-другому. Они так не прижимались. И так не открывались.

Я рассмеялась и плотнее обняла его. Его теплые руки тоже крепче прижали мою талию и спину. Я с улыбкой сказала:

– Это называется «обниматься». Можешь пробить по своему поисковику – что это значит.

Он еще крепче прижал меня к себе – теперь я уже не видела его лица, но сбоку, прямо у моей щеки – чуть заметно шевелились его очень густые русые волосы. Мне почему-то захотелось к ним прикоснуться – и я легонько погладила их. Алан ощутимо вздрогнул. Я рассмеялась:

– А это называется – погладить.

Он прошептал:

– Это так …приятно…

– Что именно – обниматься или гладить?

– И то и другое…

Мне стало нестерпимо жаль этого такого чувствительного и сочувствующего парня, никогда в жизни не видевшего ни от кого ласки и даже лишенного матери. Я еще раз погладила его волосы, теперь уже с нажимом, используя и пальцы и ладонь. Он замер, даже не дыша. Я с улыбкой слегка отстранилась, чтобы видеть его лицо – он взволнованно смотрел перед собой, часто моргая, а на его щеках играл румянец. Я рассмеялась:

– А вот это называется – поцелуй! – и я чмокнула его в щеку – их много видов, этот, скажем так – самый невинный.

Он, наконец, перевел на меня взгляд и долго смотрел мне в глаза. Наконец произнес:

– Спасибо.

– Да пожалуйста. Ты сегодня сделал для меня намного больше… Если бы не ты, то я бы сейчас обслуживала вашего… Ставра.

Лицо Алана изменилось – наверное, представил себе это «обслуживание». Нахмурившись, он отстранился и взял меня за руку:

– Пойдем. Старайся передвигаться тихо – если кто-то заметит, что тебя нет на месте – у нас обоих будут большие неприятности…

Подойдя к стене, он выключил освещение и почти в полной темноте, смутно разбавленной невнятным ночным светом сквозь купол – мы куда-то пошли. В этом самом помещении, которое оказалось просто огромным – находилась и отгороженная стеной маленькая коморка все с тем же стеклянным куполом вместо потолка. Мы зашли в нее, Алан включил свет и плотно закрыл дверь, даже на какой-то засов.