Но сначала нужно указать путь ослепшим.

– Профессор, это же… Это неправильно, это противозаконно! Почему вы не попросили о помощи «Каннон»? Теперь, если об этом кто-нибудь узнает, нас всех…

– Никто не узнает, Тури, – Руа упал перед ней на колени и завладел ее ладонью, – пока мы сами этого не захотим! Когда станет ясно, что машина работает, нам останется только решить, какой вид из окна предпочтительнее!

– Тури, «Каннон» никогда не возьмет на себя такую ответственность без разрешения военных, – с горечью усмехнулся в свою очередь профессор. – А я не хочу, чтобы мной командовали в деле, которое касается только меня и моего сына!

– Но теперь это не только ваше дело, профессор! А как же Ренн? А я?..

– Тури, разве важно, что будет с нами? – с некоторым раздражением ответил он. – Пойми, глупышка, когда пытаешься сделать мир лучше, то всегда приходится идти против правил!

– Только представь, какие возможности открываются перед нами! А твой пациент? – Руа кивнул в сторону экрана. – Мы подарили ему новую жизнь, шанс начать все заново! Подумай, разве лучше, если бы он так и умер в лечебнице? Разве этого ты желала бы для своего отца?

Она с тоской сжала его ладони.

– Нет, не говори, – прошептала она дрожащими губами. – Не говори о нем здесь…

Тури смотрела на Руа, но уже не видела его.

Она видела себя, отца и Сверре. Вот они осматривают новый дом; вот сидят за семейным столом; вот стоят на крыше и смотрят на звезды… Вот она обнимает его и плачет, и не может наплакаться; ей все кажется, что просветление мимолетно, что он опять оставит их и уйдет в свой мир, в котором им нет места.

Но взгляд отца – осмысленный и ясный, его улыбка – такая же, как и прежде. Он больше не уйдет, он смеется, он счастлив… Они все счастливы.

Страх отступил, осталась только надежда.

Прикосновение горячих рук профессора к ее лицу вернуло Тури в настоящее.

– Ты нужна нам, Тури! Без тебя мы не справимся.

Время для Тури тянулось невыносимо долго.

Сначала она тешила себя надеждой, что не пройдет и часа, как генерал узнает о самоуправстве своих подчиненных и предпримет необходимые меры. С особым наслаждением она представляла, какое наказание обрушится на капитана Леор и ее сообщников.

– Подождите, – зло обещала она, грозя кулаком двери. – Мало вам не покажется!

Раз или два Тури даже ударила дверь ногой, а один раз – кулаком, – на уровне головы капитана Леор. Но на полку она вернулась в слезах.

Не от боли.

От отчаяния.

Генерал не пришел ни через час, ни через два, ни на следующий день.

В двери открылось небольшое окошко, охранник передал Тури поднос с ужином, и амбразура закрылась. Она потянула носом воздух и скривилась от омерзения.

– Я должна это есть? – с негодованием процедила она, сдерживая тошноту. – Ну уж нет!

Держа поднос на вытянутой руке, Тури постучала костяшками пальцев в дверь. Окошко тотчас открылось.

– Что надо?

– Я это есть не буду! – сказала она брезгливо. – Заберите!

Охранник окинул ее презрительным взглядом и усмехнулся.

– Второй раз не принесу, – предупредил он, захлопывая окошко.

– Ну и не надо, – буркнула Тури.

Она принялась мерить камеру шагами. Здесь не было ничего, что не вызывало бы у нее раздражение и желание крушить. Крушить стены, крушить уродливую мебель, крушить, крушить, крушить, крушить!..

Чтобы успокоиться, Тури бубнила под нос все знакомые песни, твердила наизусть карты своих пациентов, вспоминала рекламные проспекты. Но песни обрывались на втором куплете, карты – на первой странице, а от многословных и красочных проспектов остались только название и мутная картинка. Мысли Тури сбивались, голос предательски дрожал.

– Да что же это такое! – чуть не плача, сердилась она и с еще большим остервенением принималась бубнить, твердить, вспоминать до тех пор, пока не заплетался язык и не начинали ныть виски.

Ночью Тури долго ворочалась на полке и не могла заснуть. Слезы сами катились из глаз, оставляя мокрые дорожки на щеках. «За что вы со мной так? – спрашивала она то ли у генерала, то ли у самих звезд. – Разве я убила человека? Разве ограбила? Да, я сохранила тайну профессора. Но ради кого? Ради всех людей!»

Мысли ни на минуту не утихали в ее голове. Тури вставала, на ощупь пробиралась к раковине, умывалась и снова ложилась. И так несколько раз за ночь. Тоскуя по удобной кровати и огням Центра в окне, Тури провалилась в тяжелый сон.

Однажды ее разбудило острое чувство голода. Тури попыталась вспомнить, сколько раз она уже отказывалась от еды. Пять? Семь?

Когда-то она слышала, что голод можно обмануть, напившись воды. Тури подошла к умывальнику, открыла кран и припала к нему губами. Она пила до тех пор, пока не почувствовала тяжесть в желудке. Только после этого ей снова удалось заснуть.

Еще никогда Тури не ждала завтрак с таким нетерпением. На этот раз ее не смутил ни запах, ни цвет, ни консистенция пищи. Правда, закончив с завтраком, она бросилась к раковине и долго полоскала рот.

И снова потянулось беспощадное время.

Неопределенность тяготила Тури. Она ждала, когда и как решится ее судьба, и в этом мучительном ожидании не могла найти себе места. От стены до стены, от стула до полки, от двери до высокого окна, до которого ни дотянуться, ни допрыгнуть, и опять сначала. Губы ее повторяли, как заклинание:

– Я ни в чем не виновата, не виновата, не виновата!

А глаза с ужасом обегали серые стены. «Неужели это происходит на самом деле? – хотелось взвыть ей. – Неужели я действительно здесь? Неужели я сплю на этой полке, ем с этого подноса, пью эту воду с мерзким привкусом металла? Когда же это закончится? И закончится ли?»

Тури звала, но никто не приходил.

Когда в очередной раз загромыхала заслонка и открылось окошечко, Тури с надеждой бросилась к двери.

– Мне нужно позвонить! – попросила она, заглядывая в окошко. – Я имею право на один звонок!

С той стороны ударили в дверь дубинкой, и Тури испуганно отскочила прочь. В окошко небрежно протолкнули поднос и сопроводили его грубым предупреждением.

– Почему вы так со мной обращаетесь? – закричала Тури и бросилась с кулаками на дверь. – Я тут по ошибке, понятно? Я ничего не сделала! Я требую уважительного отношения к себе!

Она принялась метаться по камере, биться в стены, пинать мебель, пока силы не оставили ее, и она не упала на полку. Ее колотило от ненависти, лихорадило от страха. Захлебываясь слезами, она в конце концов забылась бредовым сном, в котором профессор и Руа объявили ее сумасшедшей.

Голод всякий раз усмирял Тури и вытеснял все другие мысли из головы. Кто-то очень тонко рассчитал размер порции или, быть может, в пищу подмешивали какой-то наркотик, но через каждый два часа ей снова хотелось есть.

Порой Тури даже казалось: появись в ее камере мышь, она, как дикая кошка, прыгнула бы на нее и съела бы с потрохами и шерстью.

Утолив животный голод, Тури на какое-то время снова становилась человеком, способным мыслить и анализировать. Она прокручивала в голове разговор с генералом, пыталась высчитать, какой сегодня день, вспоминала своих бедных пациентов… Потом забиралась на полку, подтягивала колени к груди и смотрела в зарешеченное окно, представляя вместо безликой стены коридора пахнущее свободой звездное небо.

За дверью послышались голоса.

– Откройте дверь, – приказали охраннику.

Тури узнала голос капитана Леор. В горле заклокотало от нарастающего гнева. «Что ей нужно? Чего она пришла? Как еще можно унизить меня? Пусть только попробует, я с ней такое сделаю!» – выжигала взглядом дверь она.

Щелкнул замок.

Капитан Леор вошла в камеру и приняла военную стойку: плечи развернуты, руки за спиной, подбородок вскинут вверх.

– Приведите себя в порядок, – велела она. – Генерал Йаре будет говорить с вами.

Тури спрыгнула с полки, торопливо оправила платье и пригладила выбившиеся из пучка волосы. Обидные слова, которые она приготовила специально для капитана, вдруг вылетели у нее из головы.