– Говорили, что у них есть свои люди в полиции…

– Клановцы наведут порядок…

– Я слышал, генерал Йаре был ранен…

– Убит полицейский! Я сам видел этого ублюдка!

Тури подняла встревоженный взгляд на Кайго. Его рука, обнимавшая ее за плечи, казалась неимоверно тяжелой. Он смотрел стеклянными глазами прямо перед собой, но ничего не видел.

О чем он думает, что творится сейчас в его голове? Слышит ли, как все вокруг говорят о нем, хотя и не догадываются, что он совсем рядом?

Его пальцы все еще сжимали пистолет, и окружающим стоило лишь посмотреть вниз, чтобы увидеть его. Тури повернулась так, чтобы его рука прижалась к ней. Холодный ствол больно обжег ей кожу сквозь футболку, но она не отстранилась и лишь крепко стиснула зубы.

Они вышли на станции до того, как начались полицейские рейды. Чтобы добраться до дома профессора, им пришлось выгрести всю мелочь из карманов и прибавить к ней цепочку с шеи Тури – никто из них и не заметил, как в толпе потерялась ее сумочка. Аэрокар стремительно взмыл в небо, и они почувствовали себя гораздо легче, оторвавшись от обезумевшей земли. Ветер отрезвляюще драл их за волосы, щипал веки, срывая слезы, трепал одежду, местами изорванную чужими пальцами в толпе. Тури посмотрела вниз: золотая площадь и пустые улицы остались далеко позади, вечерний сумрак разгоняли зажигающиеся городские огни.

– А что, правда на празднике бойня была? – вдруг поинтересовался водитель, когда Тури и Кайго попросили остановить на железнодорожной станции.

По его любопытно поблескивающим глазам и изогнувшейся фигуре стало ясно, что этот вопрос мучил его всю дорогу.

– Мы ничего не знаем, – пробурчала Тури, легонько пихая Кайго в бок, чтобы тот убрал руку с пистолетом в куртку.

От водителя не укрылся этот жест.

– Что это вы прячете? – он почти наполовину высунулся из аэрокара и прищурился. – Что-то ценное? Знаете, та грошовая цепочка…

– Мы вам все отдали, у нас больше ничего нет, – с мольбой в голосе ответила Тури и стиснула локоть Кайго.

Кайго дрожал то ли от холода, то ли от раздражения.

– Н-да? – водитель принюхался, как будто надеясь учуять сокрытые от него деньги, потом откинулся в кресле и постучал пальцами по кабине. – Ну да звезды с вами, не хочется марать руки.

Аэрокар развернулся и нырнул в грязно-фиолетовую мглу. Тури и Кайго, поддерживая друг друга, побрели в сторону Белой Долины. Оба едва передвигали ноги от усталости. Когда впереди забрезжили огни знакомого дома, пистолет закутали в желтый платок и спрятали в садовых зарослях. Тури даже не заметила, как ее руки покрылись кровяными бороздками от колючек.

До двери оставалось несколько шагов. Кайго вдруг дернулся, завалился на ступени и обхватил голову руками. Фонарь над крыльцом вырвал из темноты его искаженное мукой лицо. Его широкие плечи разбирала дрожь. Лоб, к которому прикоснулась Тури, горел лихорадкой. Чтобы расслышать, что бормочут его трясущиеся губы, ей пришлось близко придвинуться к нему.

– Тури… Я убийца… Я убил двух ни в чем не повинных людей…

– Ты защищался, Кисэки, – тихо возразила она, положив руку ему на плечо и осторожно сжав его пальцами.

– Я… Я не должен был, я мог бы просто…

– Ты спас меня! – стараясь придать своему голосу больше твердости, продолжала Тури. – Ты знаешь, что они собирались сделать?

Кайго перевел на нее отчаянный взгляд, не отрывая рук от головы, и снова зажмурился.

– Я бы не простил себе, если бы ты пострадала. Но…

– Ты бы погиб, Кисэки, – сказала Тури и повернула его голову к себе. – В этом безумии никто не стал бы разбираться! Они убили бы тебя как зачинщика, а меня – как твою сообщницу!

На самом деле она вовсе не была уверена в своем смертном приговоре. Скорее всего, ее отпустили бы на следующий же день, хотя и не без пометки в личном деле. Но Кайго должен был поверить, что в произошедшем не было его вины и что он поступил если не правильно, то благородно. Иначе не пройдет и ночи, как он побежит сдаваться полиции.

Осознав это, Тури ужаснулась собственным мыслям: «Неужели мне совсем не жаль его?» Неужели она действительно думает только о своей драгоценной репутации? Пытаясь доказать себе, что это не так, она обняла его и стала покрывать лихорадочными поцелуями.

– Пожалуйста, Кисэки, давай забудем об этом! Хочешь, я принесу чего-нибудь крепкого, что угодно, мы напьемся до полусмерти, а когда проснемся, ничего не вспомним? Хочешь, уедем отсюда? Хочешь, попросим Руа стереть нам память?.. Только умоляю, не говори никому, что мы…

Тури осеклась, поняв, о чем она только что едва не попросила Кайго. Он замер в ее объятиях и умолк. Ей стало мерзко. Даже утешая другого, она думала о себе… В ее голове уже складывался безупречный план, которому мог бы позавидовать даже профессор: где, когда и как перепрятать пистолет, что и кому говорить.

«Что со мной не так?»

За дверью послышались торопливые шаги. Тури едва успела отскочить от Кайго, когда на крыльце появился профессор с кочергой в руках. Увидев знакомые лица, он с облегчением выдохнул и прислонил железку к стене.

– Великие звезды, это вы! А я думал, что система опять дала сбой… Почему вы не заходите?.. Что это с вами? Кисэки, что с твоим лицом? Это кровь?

Широко раскрытыми от удивления глазами он уставился на них, бледных, потрепанных и едва державшихся на ногах.

Кажется, он еще не видел последнего выпуска новостей.

– Долгая история, профессор, – вытирая рукой досадные слезы, ответила Тури. – Но, может быть, теперь у вас найдется время поговорить со мной?

Профессор Камура не спал всю ночь и не знал, сможет ли заснуть теперь вообще. События наваливались на него, как снежный ком на беззащитную долину.

Едва переступив порог дома, Кисэки упал, и им с Тури пришлось приложить немало сил, чтобы поднять его на диван. У него открылся жар и начался бред. Профессор сделал успокаивающий укол, и тот быстро забылся.

Тури вызвалась было дежурить около него, но профессор не позволил: она сама была слишком измотана. Он принес плед и подушку, устроил ее в гостиной и собирался уже уйти, когда Тури схватила его за руку.

– Я не буду спать, – быстро сказала она, глядя ему в глаза.

Только тогда профессор заметил, как сильно опухли ее веки от слез.

– Ты должна отдохнуть, Тури, – он сделал попытку отнять у нее свою руку.

– Если я засну, профессор, вы опять уйдете.

– У меня много работы, Тури.

– Нам надо поговорить.

– Я никуда не уйду, – пообещал он, обращаясь к ней как к маленькому ребенку. – Ты поспишь, и утром мы обо всем поговорим.

– Нет, – заупрямилась она, приподнимаясь, и с удвоенной силой вцепилась в его руку. – Сейчас! Прямо сейчас, профессор! Мы должны…

Тури не договорила. В горле ее клокотало от слез. Профессор вздохнул и подчинился.

– Хорошо. Позволь хотя бы предложить тебе кофе.

– Лучше что-нибудь покрепче, – попросила Тури.

Она добилась своего и теперь расслабилась.

Дождавшись, пока профессор устроится в кресле напротив, Тури начала свой рассказ. Он слушал ее, не перебивая. На его памяти это было первое крупное выступление повстанцев. Они вели довольно активные действия в колониях за астероидным кольцом, но никогда еще не подбирались так близко к имперской столице. Эта стрельба во время одного из самых светлых и мирных праздников – явный вызов клановцам. Повстанцы хотят выйти из тени…

Жаль только, их быстро сомнут. Империя строилась не один день, ее так просто не сокрушить. Что для нее перестрелка на площади? Только лишний повод усилить репрессии и втянуть в войну еще больше солдат, еще больше простых хороших людей и превратить их в героическое мясо.

Повстанцам нужно другое оружие…

И у меня оно есть.

Тури рассказала о том, какое впечатление на Кисэки произвели выстрелы. Это показалось профессору странным: его сын всегда был противником насилия, но к оружию относился спокойно, упражнялся в стрельбе и исправно нес службу в армии, пока… Впрочем, это был первый выход Кисэки за пределы дома… в новом обличии. Вполне естественно, что его так взволновал шум на площади.