– Пока, Рита! Пока! – кричали малышки, уводимые мисс Олин. Они махали ей, а девочка лишь грустно смотрела им вслед.

– Пока, – едва размыкая губы, произнесла Рита.

– Ничего, попробуешь в следующем году, – передразнил свою няню Микки, но потом замолчал и как-то потупился. – Извини. Мне просто тоже очень обидно.

Рита закусила губу. Она никак не могла подумать, что завтрашний день проведет снова в стенах детдома. На глаза навернулись слезы. Девочка тихо заплакала. Она знала, что если вернется, то ее будут дразнить все старшие. А заведующая заставит мыть посуду за всем детским домом. И потом у нее будут больные руки из-за холодной воды и сильнодействующего моющего средства.

И платье, в котором она сейчас, отберут, чтобы в следующем году отдать какой-нибудь счастливой девочке на ее Самый лучший день.

– Не плачь, – Микки положил руку Рите на плечо. – Ты симпатичная. Тебя возьмут обязательно.

Рита вытерла кулачком глаза.

– Я не из-за этого плачу. Мелиса – ей скоро шесть лет – рассказывала, как в том году ее заставили мыть за всеми посуду. Я потом видела ее красные руки. Кожа на них потрескалась. Мелиса ходила с забинтованными руками еще две недели.

Няня Микки вернулась и забрала мальчика с собой. Напоследок он сунул Рите в ладонь какую-то маленькую игрушку.

– Она помогала мне не опускать руки, удачи, Рита, – мальчишка подмигнул и поплелся, сгорбившись, за женщиной, которая тут же стукнула его по спине, заставляя идти прямо.

«Хорошо, что мисс Олин добрая», – подумала Рита, разглядывая игрушку.

Это была глиняная свистулька в виде петушка, раскрашенная яркими красками.

Рита во все глаза смотрела на яркий зеленый, красный и желтый. Она никогда не видела таких красивых и светлых цветов.

– Рита, пойдем, дорогая, – Камея появилась неожиданно. Она нежно обняла девочку и повела ее за собой.

Этот год стал для Риты первым самым ужасным годом в ее жизни. Она еще не знала, что дальше станет все еще хуже.

Как только девочка вернулась в приют, ее отвели к директрисе. Это была очень худая женщина без возраста. Ее серые бесцветные волосы всегда были убраны в тугой пучок. Все рубашки застегнуты до последней пуговицы, чтобы душить обладателя. Руки с острыми ногтями, всегда покрашенными в темно-бордовый цвет, сухие и костлявые.

– Садись… Рита, – она взглянула в единственный листок на своем столе прежде, чем назвать девочку по имени. На этом листке уместилась вся короткая Ритина жизнь.

Весь кабинет соответствовал этой строгой, скупой на эмоции даме.

Серые стены без единой картины. Стол в идеальном порядке. Два книжных шкафа. И тусклый свет ламп.

Рита присела на край неудобного железного стула, стоящего напротив стола директрисы.

– Тебе пять лет. И ты только что не прошла отбор. Все верно?

– Да, мадам, – ответила Рита, не поднимая глаз от своих рук, которые были прилежно сложены на коленях. От закрытого окна тянуло сквозняком. Ритины руки покрылись мурашками. Девочка вздрогнула.

Директриса смерила подопечную взглядом и, немедля, сообщила ей все, что требовалось ребенку узнать о будущей жизни.

– Сейчас ты переезжаешь на третий этаж в седьмую комнату. Ты переоденешься в свое обычное платье, а это вернешь мисс Олин, чтобы через год она отдала его другой девочке, которой платье будет впору.

– А я, мадам? Я смогу в следующем году вновь пройти отбор? – Рита бы никогда не заговорила без разрешения, но этот вопрос съедал ее всю дорогу, и больше терпеть девочка не могла.

– Тебе голоса никто не давал. Сейчас ты одна из тех, кого презирают. Ты отверженная, не выбранная. Я вижу, как ты жаждешь услышать ответа, Рита, но получишь его только в конце. Тогда, когда я и собиралась тебе рассказать. Учись терпению и смирению. Они пригодятся тебе в будущем.

Рита сжала руки в кулачки, но глаз не подняла. В кабинете было холодно, хотя на улице светило солнце, пробиваясь через слои туч. Это был редкий день, когда лучам удалось пробраться сквозь серую завесу смога над этим районом города.

И почему-то именно этот день оказался таким плохим для Риты.

– Теперь ты будешь выполнять работу в приюте. Пока ты маленькая, очень сложное и тяжелое тебе доверять нельзя. Иначе, повредив себе что-нибудь, ты потеряешь малейший шанс на семью. Да и рисковать имуществом приюта нам так же не хочется. Сегодня ты свободна. Но уже завтра получишь свое первое задание. И не думай отлынивать. Здесь не любят нахлебников. За детишек до пяти лет нам платят, но чем старше вы становитесь, тем меньше денег на вас тратит город. Так что, детка, мой тебе совет, приложи все усилия, чтобы выбраться отсюда.

Рита кивнула. Она чувствовала себя покинутой и брошенной. Теперь рядом с ней не будет мисс Олин. Ведь она занимается детьми до пяти лет. Новая няня может оказаться очень злой и вредной, а как ее примут другие отверженные дети?

– И отвечая на твой вопрос. Через год ты поедешь с другими отверженцами на смотрины. И сможешь вновь попробовать свои силы.

– Но, мадам, ведь от меня ничего не зависит! Они не слушают наших рассказов, им это неинтересно!

Директриса поджала губы и не отвечала несколько секунд, о чем-то размышляя. Конечно, ей было это все известно. Ведь, что бы она ни говорила на своих смотринах, ее не выбирали никогда. Ведь женщина почему-то жила здесь, а не за Стеной.

– И, мадам, а почему с нами не ездили сегодня другие дети? Я знаю, есть еще около десяти отверженцев.

– Они поедут завтра. Их слишком много, чтобы вести вместе с вами, вы просто не помещаетесь в один автобус.

Рита подняла глаза. Они излучали живой интерес и какую-то крупицу надежды на лучшее.

– А я? Я смогу поехать завтра вместе с ними?

– Нет. Ты останешься здесь и будешь расставлять тарелки к обеду. Свой шанс в этом году ты уже использовала. А теперь ступай. Платье у тебя заберут. Твое повседневное уже лежит в седьмой комнате.

Рита встала, поклонилась и вышла за дверь. Она теперь изгой. Брошенка. Отверженец.

Теперь ее этаж – третий. Более холодный, чужой. Даже лестница на этот этаж скрипела чуть ли не на каждой ступеньке. Девочка поднималась медленно, боясь издать лишний звук.

Рита несмело вошла в комнату номер семь. На нее тут же уставилось четыре пары глаз.

– Ты кто? Детский сад этажом ниже, – бросила самая старшая, лет пятнадцати, девушка. Ее кудрявые волосы были убраны в тугую косу и переплетены белой лентой. Лицо вполне симпатичное, только его портил прищур и скривившиеся губы.

– Я не ошиблась этажом. Теперь я буду здесь жить, – тихо пролепетала девочка. – Меня зовут Рита. Не подскажите, где моя кровать?

– Меня зовут Никки. Это Серафима, Зельда и Фиби, – девушка поочередно представила своих соседок.

Все они были старше Риты минимум на два года, и казались ей ужасно взрослыми и совершенно недружелюбными.

– Твоя кровать вон та, у окна. Она единственная свободная. Осторожно, от рамы сильно дует. Поэтому там никто не спит. На ночь тебе придется одеваться теплее. Уроки начинаются в девять утра. Завтрак в восемь. Если вечером хочешь успеть сходить в душ, лучше идти раньше, как только придешь с ужина. Иначе все кабинки будут заняты до позднего вечера, а там и воды горячей не будет, и отбой. Вроде бы все. Если будут вопросы, то спрашивай.

Рита подошла к своей кровати и села. На ней лежало серое будничное платье, а рядом стояли ее туфли. От окна действительно очень сильно сквозило, так что пришлось укутаться в одеяло. По времени сейчас должен был быть тихий час, поэтому девочки оживленно о чем-то болтали, совершенно не собираясь посвящать в свои разговоры новенькую.

Тогда Рита залезла с головой под одеяло, натянула на ноги шерстяные носки, найденные в тумбочке и, сжавшись клубочком, попыталась уснуть. Но вдруг подступившие к глазам слезы сожаления, не дали ей этого сделать.

Рита заплакала. Тихо, чтобы никто не узнал и не услышал.