Леву как-то включили в комиссию, которая выезжала на аварию турбины. Лева приложил максимум усилий и установил причину взрыва турбины. И еще, уже по собственной инициативе, он нашел и стрелочника, который понес ответственность.

Виталия послали на аварию газоперекачивающей станции. Он тоже нашел причину и стрелочника.

Их авторитет, как специалистов, стал быстро расти – вместе с окладами.

Потом были защиты кандидатских диссертаций.

Как-то во время праздничного застолья Лева сказал Виталию, что руководитель его группы написал заявление с просьбой об освобождении его от занимаемой должности по состоянию здоровья. Группу предложили Леве, и он не собирается отказываться. Виталий был поражен. Он довольно-таки неплохо знал Левиного руководителя группы, еще молодого, весьма посредственного и недалекого инженера, горлопана. Тяжело было предположить, что тот ни с того ни с сего стал заботиться о собственном здоровье. Нужно было приложить немало усилий, чтобы этот человек стал прислушиваться к внутренним изменениям в своем организме.

Через три месяца руководитель группы Виталия, большой любитель выпить, встретился на одной газоперекачивающей станции со старыми друзьями и крепко отметил это дело. Застолье растянулось почти на неделю, в результате руководство группой перешло Виталию. Таким образом, они вновь сравнялись с Левой.

Вот так, ревностно наблюдая за успехами друг друга, они и жили. Они совершенно не замечали, что от них стали отворачиваться друзья, с которыми вместе начинали работать. Они считали, что им просто завидуют. Да и зачем им были нужны друзья, если их было двое? Два друга-соперника.

Да только ли друзья стали отворачиваться? Соперничество научило их постоянно держаться начеку, не упускать ни единой возможности и к людям относиться очень жестко. Когда у Виталия впервые появилось жесткое отношение к людям? В армии? Нет. Там он, наказывая провинившегося солдата, внутренне жалел его. Когда работал в горкомовской комиссии? Да, в какой-то степени. Но и там он хоть немного, но жалел сорвавшегося человека. На аварии газоперекачивающей станции? Да, там он видел, как найденного им виновника под конвоем отвели к машине с решетками. Тогда он отнесся к этому равнодушно. Дальше было проще: провинился – будь добр, получи заслуженное. И никаких лишних эмоций, ведь Виталий всегда прав!

Так он не заметил, как сам постепенно превратился в продукт технической цивилизации, в этакого железного мальчика, который понимает упрощенные отношения между людьми и больше никаких. Как на машине: нажал определенную кнопку – и жди именно этого результата, а не какого-нибудь другого.

Но шила, как видно, в мешке не утаить. Его отношение к людям чувствовалось очень остро. И другие после первых же дней знакомства относились к Виталию сдержанно-официально, ожидая с его стороны какого-то подвоха. Вот и эта девчонка. Сколько они с ней знакомы? Чуть меньше суток, а знакомство дальше продолжать не захотела.

Лева погиб. Виталий остался один. Без друзей, которым он был бы очень нужен, остались только приятели, с которыми ему нечего делить. Без женщины, которая его любила бы и ждала. Зачем же было так яростно рваться вверх и подставлять другим подножки, чтобы его не опередили? В какую же уродливую форму превратилось их с Левой соперничество! Проводить огромную работу, подниматься вверх по служебной лестнице – и все это не для какого-то важного дела и даже не из карьерных соображений, ведь даже это можно было бы как-то объяснить, а лишь для того, чтобы сказать друг другу: мы и это можем, и так умеем. Со смертью Левы все это рухнуло, потеряло смысл. Виталий внезапно обнаружил вокруг себя зияющую пустоту, которую нечем заполнить.

Какое-то время после смерти Левы он старался жить нормальной жизнью. Ходил на работу, ездил в командировки, решал технические проблемы, писал отчеты. Ходил в театры и бары. Но жизнь, оказывается, просто играла с ним, как кошка с мышью. Она не стала уничтожать его там, на компрессорной станции, или добивать в больнице, дала отбежать немного в сторону и отдышаться. А вот теперь кошка вновь показала когти и с размаху вонзила их в самое больное место. Технократ до мозга костей Виталий подумал, что если его жизненный путь представить в виде графика какой-то функции, то получится довольно-таки извилистая линия с ровными участками, падениями и взлетами. И вот этот график достиг, выражаясь математическим языком, какого-то экстремума. Почему именно сейчас?

Да потому, что все показатели налицо. Галлюцинации, огромные трудности при решении технической проблемы и неумение познакомиться с девушкой. Что это, максимальное или минимальное значение функции? Локальный, то есть местный, экстремум или это надолго? А может быть, излом, после которого функция будет определяться совсем иным законом?

На Виталия вдруг навалился какой-то звериный приступ тоски, ощущение собственной никомуненужности.

Так, мучимый приступами самобичевания, голода и мелькающими в сознании обрывками кошмаров, он пролежал без сна почти до утра, пока не забылся в тяжелой полудреме.

Утром, перед приходом поезда в Ленинград, его разбудил проводник. Виталий встал, быстро умылся и собрал чемодан. Поезд пришел на Витебский вокзал. Виталий вышел на перрон и почувствовал очередной приступ голода. Нет, это терпеть было уже невозможно. Он зашел в буфет, отдал свои двадцать копеек и взял стакан чая. На сдачу ему дали две двухкопеечные монеты и две пятикопеечные. Прекрасно, на метро и автобус есть и даже четыре копейки в запасе. Доехать домой, а дома деньги всегда найдутся. Он пил теплый невкусный чай, который после двух суток голода казался почти нектаром, и думал, что сейчас приедет домой, позавтракает, хорошо выспится, а потом будет решать, как быть дальше. Жизнью, которую он вел до гибели Левы, Виталий жить больше не мог.

Виталий вышел с вокзала, подошел к метро и полез в карман за деньгами. Достал пятикопеечную и двухкопеечную монеты. Подумал, что стоит, пожалуй, позвонить на работу и сказать, что уже приехал. Он зашел в телефон-автомат и набрал номер. Трубку снял начальник отдела.

– Здравствуйте, Юрий Павлович, это Верховцев. Я уже приехал, на работу выйду завтра.

– Привет. Что ты там в Харькове устроил?

– Как это «что устроил»?

– Вчера мне звонил главный инженер завода. Он сказал, что причину ты не нашел и лишний раз заставил разбирать турбину.

– Да, турбину разбирали. Но причину я нашел, в поезде додумался.

– Какая причина?

– У них опора подшипника в резонансе.

– Да, главный мне сказал, что у них есть такое предположение. Но почему такая мощная вибрация? Откуда берется энергия?

– Подшипники слабо нагружены, вот ротор и болтается на мощном масляном клине. Нужно разорвать масляный клин, я уже придумал, где сделать отверстия.

– Ладно. Ты мне по телефону не объясняй. Откуда звонишь?

– С вокзала.

– Садись на автобус и приезжай сюда.

– Я хотел сначала домой заехать.

– Домой? Тут экспортный заказ срывается, а он домой. У тебя дома что, семеро по лавкам?

– Да нет. Хотел выспаться, позавтракать, и побриться нужно.

– Перебьешься, не на танцы собираешься, а на работу. Через двадцать минут у меня. Все, жду.

Начальник отдела повесил трубку. Виталий несколько секунд послушал гудки и тоже повесил трубку. Он зло сплюнул, выругался и пошел к автобусной остановке.

Жизнь твердо и властно потащила Верховцева в привычную колею.

Виталий какое-то время постоял перед Ленинградским вокзалом. Нет, по Октябрьской железной дороге он не поедет. Пусть она для него так и останется символом того, что он когда-то был востребован обществом. Сейчас же все бросаются от него прочь, как от прокаженного.

В платном туалете Ярославского вокзала Виталий объяснил женщине, стоящей у кассы, ситуацию, сложившуюся у него с деньгами. Женщина несколько секунд внимательно на него смотрела, потом сказала: