А вот Руслан Имранович как-то умудрился эти отношения испортить, и когда испорченность достигла чрезвычайно опасного противостояния, то на роль «оппонента» Ельцин пригласил уже не Лужкова, а танковый взвод из Таманской гвардейской дивизии, и тот с короткой дистанции «плюнул» так, что Белый дом, где укрылись упрямцы-депутаты, враз превратился в угольные руины.

Вот на этой убедительной ноте и завершился первый этап современного российского парламентаризма, когда казалось, что Хасбулатов станет писать музыку, а Ельцин под неё танцевать, как потом на глазах у всего света плясал под звуки бундесверовского оркестра. Словом, как говорил незабвенный Виктор Степанович Черномырдин:

– Хотели как лучше, а получилось как всегда!

Ну а дальше, действительно, как всегда – дальняя дорога, казенный дом, камера строгого режима, куда доведенный до белого каления Борис Николаевич железным посылом отправил вчерашних соратников, с которыми, между прочим, собирался строить новую Россию.

А вот Юрий Михайлович в том случае тоже правильно сориентировался и ещё раз показал свою разумность, нужность и готовность сотрудничать с Президентом в любых ситуациях. В итоге милостиво был приближен на расстояние закрытого теннисного клуба и дружеского застолья с обильной выпивкой, что расценивалось как знак доверия особого качества. И было за что!

Это он, Лужков, в короткие сроки сумел навести в Москве порядок, в смысле ликвидации следов октябрьского смертоубийства возле Дома правительства, успокоить население убедительностью личного общения с рядовыми гражданами, раздачей подарков пострадавшим и выражением им искреннего соболезнования. И это Юрий Михайлович тоже научился делать замечательно! Пожалуй, на том этапе это был самый удачный ельцинский кадровый выбор.

В его команде, по большей части состоящей из откровенных демагогов, мошенников, дилетантов, врунов, неумех и пьяниц, мэр столицы оказался самым конструктивным и полезным для общества человеком. В ту зиму он не только справился с метровыми снегами, но и сумел вывести Москву из ужасающего экономического состояния.

Он работал как вол, смело брал на себя любую ответственность, выглядел в своем непритязательном кепи подчеркнуто земным простолюдином, а главное – результативным организатором, что на фоне тогдашней приватизационной растащиловки и алчного аферизма создало ему покровительство Президента и симпатии москвичей.

Хотя, я думаю, та лужковская дерзость, что взбудоражила депутатов, кому надо, все-таки запомнилась. Может быть, не столько сама дерзость, сколько способность к ней. Эти вещи в обстановке всеобщей захребетности хорошо откладываются в пульсирующей подкорке, особенно у тех, кто, прищурив очи, привык отслеживать поведение близкого окружения, тайно оценивая предрасположенность к коварству и двурушничеству, подозревая в этом, как правило, совсем не тех. Наша история дает немало тому примеров.

Вот один из них эпохи послесталинского передела власти. Никита Сергеевич Хрущёв, благодаря министру обороны Жукову удержавшийся тогда в должности главы государства, сразу усвоил опасность предупреждения, коим маршал Победы угомонил вошедших в раж Никитиных противников.

– Учтите! – сказал тот Молотову и компании, интриганам ещё тем. – Если вы рассчитываете на армию, то зря – без моей команды ни один танк из расположения не выйдет!

Этого стало достаточно, чтобы Никита Сергеевич не только удержался на высшем государственном троне, но и разогнал, наконец, к всеобщей радости, сталинских соратников по дальним захолустьям: Булганина – в Ставрополь, Маленкова – в Усть-Каменогорск, Шепилова – в Киргизию, Кагановича – на Урал, а Молотова – так вообще в Монголию.

Нетрудно догадаться, достаточно было короткой команды Жукова в пользу «антипартийной группы» (так наименовал недругов Хрущёв), и полетел бы «стойкий ленинец» ясным соколом кто знает куда подальше, чем город Асбест, насквозь пронизанный колючей зловредной пылью.

Там, на студеном Урале, самом что ни на есть пронзительном гулаговском месте, в должности директора горно-обогатительного комбината и завершил бурную трудовую биографию грозный Лазарь, переживший в конце концов всех партийных и антипартийных. Лишь пару лет не дотянул Каганович до векового юбилея, установив абсолютный рекорд долгожительства среди тех, кто вознесся на заоблачные вершины советской власти (член Политбюро, и притом много лет). Какой-то секрет, видимо, знал, если несмотря на серьезные житейские передряги, уберег себя от инфарктов, инсультов, самых продуктивных недругов величественных старцев, цеплявшихся за власть, как дьявол за торбу.

Дорого обошлась та товарищеская услуга броненосному Георгию Константиновичу. Хрущёв быстро просчитал варианты и сделал выводы в отношении уж слишком «танкоопасного» соратника. Через полгода, расслабив сурового полководца публичными фимиамами и наградными благостями (членство в том же Политбюро, четвертая Золотая звезда на мундир), нанес удар с коварством камышового кота, упруго выскочившего из плавневых зарослей.

Опять на Пленуме ЦК, после суточной «артподготовки», обвинив маршала в бонапартизме и стремлении подмять армейские политорганы, умело перелицевав вчерашние достоинства в сегодняшние недостатки, Хрущёв с назидательным треском снял прославленного героя со всех постов и отправил в пенсионное забвение.

Жуков оказался первым и единственным Маршалом Советского Союза, кто был уволен в отставку вчистую, незамутненную никаким дальнейшим вниманием, особенно со стороны компартии, защите интересов которой он отдал лучшую часть жизни. Ему не предложили продолжить воинскую службу в так называемой «райской группе», этаком уникальном подразделении генеральных инспекторов при Министре обороны, составленном исключительно из прославленных фронтовых полководцев, с высоким государственным статусом и максимально возможным в условиях советской власти уровнем житейского благополучия (дачи, машины, адъютанты, ординарцы, пайки «от пуза», санатории навсегда, лучшие клиники для себя и семьи, обязательное депутатство в Верховном Совете и, что важно, членство в ЦК, на худой конец, кандидатство в это членство).

При этом никаких конкретных обязанностей, покойная жизнь вплоть до национальных похорон в Кремлевской стене. Жуков был лишен всего, даже дачу хотели отобрать. Правда, когда он показал бумагу за подписью Сталина, разрешавшего ему пользоваться лесным участком до конца жизни, отстали.

Жуков оказался «лишенцем» в полном смысле этого слова. Единственное, что позволили, – это ниша в стене, хотя семья слезно просила похоронить отца на родине, в деревне Стрелковка Калужской области. Но нет, не разрешили! И после кончины маршала все равно держали под присмотром. Было это уже при Брежневе, который если что-то и перенял из Хрущёвского наследия, так это хамское отношение к Георгию Константиновичу. Приказал даже тайно заглянуть в рукописи мемуаров:

– Чё он там пишет по ночам?

И потребовал:

– Если про меня не напишет, издавать не позволим!

Пришлось писать…

Однако современное лицемерие тоже не ведает границ. Сравнительно недавно я бродил по Новодевичьему кладбищу и в ужас пришёл от заброшенности могилы жены Жукова, Галины Александровны. Именно ее ранняя смерть потрясла маршала и вскоре свела в могилу. Если суровый полководец кого-то любил глубоко и нежно, так это была именно эта молодая женщина, разделившая с ним самые горькие годы жизни, близкий ему и бесконечно родной человек.

В бездонной лужковской казне не нашлось денег, чтобы поправить расколовшийся камень, выкорчевать разросшийся кустарник, в колючих дебрях которого потонул еле различимый, почерневший от забвения бюст. Родственникам, судя по всему, происходящее тоже глубоко безразлично. Горько все это видеть, господа!

Ничто так не определяет реальное состояние наших душ, как подобные картины. Возводим громоподобных исполинов, одеваем в золото и мрамор величественные храмы, оглушительно трубим в медь на парадах, а вот по конкретному случаю сердце равнодушно молчит. Уже и не помним, да и не знаем, что благодаря этой скромной женщине легендарный полководец сумел собраться и прожить достойно опальные годы, преодолеть тяжкие испытания, черную неблагодарность, унизительное забвение, подчеркнутую всеми телодвижениями власти ненужность. Это все они преодолевали вдвоем. Поставив жене памятник, Жуков почти сразу и умер…