Приступ ярости Марка поразил умду, и он уставился на него разинув рот.

— Решайте свои мелкие споры на своей территории, хагг! Если в дальнейшем произойдет еще хотя бы один случай, даже если это будет всего лишь синяк под глазом, тогда я вызову полицию и продолжу свою работу! Это я тебе обещаю, и, к сожалению, вполне серьезно, хагг!

Когда Марк развернулся на каблуках и зашагал прочь, Рону и Хасиму пришлось бежать, чтобы поспевать за ним. Они быстро удалялись от умды, который стоял, опершись на свою палку, и в недоумении смотрел им вслед.

— Эта дорога ведет не к «лендроверу»! — воскликнул Рон.

— Нам нужно зайти еще в одно место!

Они добрались до западной окраины деревни, где начинались поля. Несколько мужчин вращали саккие, а пожилая женщина, стоя по колено в заросшем пруду, искала на себе вшей. Вокруг царила полная тишина.

Дом, к которому они направлялись, стоял чуть в стороне от деревни и был больше и красивее, чем хижины феллахов. Дети играли с козами и курами у распахнутой входной двери, и, когда трое гостей подошли ближе, на них пахнуло приятным запахом жареного барашка. Марк остановился на некотором расстоянии от входа и крикнул по-английски:

— Доменикос! Выходите! Я хочу с вами поговорить!

Дети перестали носиться по двору и удивленно уставились на незнакомцев. Мухи садились на их лица и залепляли глаза. В ту же минуту на пороге появился человек. Грек, улыбаясь, застегивал рубашку.

— Какая честь для меня и моего дома! Пожалуйста, проходите и выпейте со мной чаю.

— Я пришел не для того, чтобы заниматься с вами болтовней. Доменикос, я пришел, чтобы предупредить вас.

Константин Доменикос был настолько поражен, что его маленькие глазки, казалось, вылезли из орбит.

— Что вы сказали?

— За последние четыре дня были убиты двое из моих людей. Мне абсолютно наплевать, прячется ли за этим кровная вражда или это дело рук одного человека. Я хочу, чтобы это немедленно прекратилось. Поэтому я здесь.

— Доктор Дэвисон, я не понимаю…

— Может быть, сейчас вы поймете меня лучше. — Марк подошел к нему и ткнул указательным пальцем ему в грудь. — Еще одно происшествие, и правительственная полиция направится сюда. Меня не волнует, помешает ли это раскопкам, даже если из-за этого будут остановлены все работы! Убийства прекратятся, Доменикос!

Грек растерянно моргал.

— Ради всего святого, я не понимаю, о чем вы говорите. При чем тут я…

— Это на тот случай, если вы думаете, что я захочу купить ваше покровительство.

— Но я же не убивал их…

— Меня не волнует, вы это были или нет. Позаботьтесь только о том, чтобы этого больше не произошло! Понятно?

— Но доктор Дэвисон…

— Запомните одно, Доменикос, — голос Марка звучал устрашающе, — еще одно происшествие, и я сообщу о вас властям. Я расскажу им о маленькой сделке, которую вы мне предложили, и не думаю, что ваших друзей в Афинах это очень обрадует.

Марк быстро развернулся, оставив ошарашенного грека стоять на месте. Застыв от изумления, он смотрел, как Марк со своими спутниками размашистым шагом уходил прочь. Когда они уже сидели в «лендровере», Рон спросил:

— И что теперь?

— Теперь мы повторим представление в Хаг Кандиль и Эль-Хавата.

Свежевыстиранное белье было развешено на длинных веревках и легонько покачивалось на ветру, по всему лагерю разносились запахи стряпни Самиры. Американцы, Жасмина и Хасим сидели на раскладных стульях в тени от лаборатории и пили холодный чай.

— Вы правильно поступили, — проговорил Сенфорд Холстид, выслушав доклад Марка.

Он казался очень бледным в оранжевых лучах заходящего солнца. После пережитого утром шока Холстида целый день тошнило. В рвотной массе была кровь, но он никому ничего об этом не сказал.

— Поживем, увидим. Не знаю, чьих это рук дело и в чем здесь причина, но, думаю, с этим покончено.

— А что если вам все-таки придется вызвать полицию мамура? — спросил Хасим.

— Вы, наверное, лучше меня знаете ответ на этот вопрос. Есть у них полномочия остановить нашу работу?

Молодой египтянин печально покачал головой:

— Не знаю. Это, вероятно, всегда зависит…

Его восторг от экспедиции заметно поубавился. Он снова обнаружил скорпиона в своей постели. Казалось, они появлялись только ночью и только тогда, когда Абдулы не было в палатке. Кроме того, его снова посетил этот необычный кошмарный сон. Соблазнительная длинноногая женщина, обнаженная, стояла перед ним, одобрительно кивала ему и заключала его в свои объятия. Но в тот же момент ее красивая голова превращалась в отвратительные щупальца скорпиона. Нет, теперь Хасиму здесь было не по себе. Он даже подумывал, не отказаться ли ему от этой должности и не вернуться ли обратно в Каир, чтобы уступить это место кому-нибудь посмелее.

— Ну а что будет дальше с нашей работой? — поинтересовался Холстид.

— Мы продолжим раскопки, и каждый из нас должен будет между делом внимательно рассматривать скалистую гряду в поисках того, что могло бы быть похоже на собаку.

Марк не мог спать. Даже после трех бокалов кьянти и порции бурбона сна у него не было ни в одном глазу. Он знал, что злость и досада не дадут ему заснуть. Кроме того, он чувствовал усиливающуюся головную боль. Марк следил глазами за таинственной траекторией луны, медленно восходящей над лагерем. Ее серебристый диск просвечивал сквозь тонкую материю на крыше палатки.

Ему не верилось, что он всего лишь две недели назад был еще в Лос-Анджелесе, где, набрав номер Нэнси, вместо ответа услышал сообщение: «Номер снят». Он также не мог поверить, что прошло еще только четыре месяца с тех пор, как Холстид роковым дождливым вечером постучался к нему в дом.

Вдруг Марк услышал снаружи около палатки какой-то звук. Он приподнялся на локтях и посмотрел через москитную сетку на улицу. Слабо светящийся белый силуэт, едва различимый, вырисовывался на стене палатки. Он походил на вертикально падающий луч лунного света, столб неестественного свечения, который Марк принял за оптический обман. Он, конечно же, исходил от костра феллахов или от фонарика гафира, патрулирующего по лагерю. Но он все равно приковывал внимание Марка. Не отрывая глаз от странного свечения, Марк встал с постели и прокрался к выходу. Затем он поднял брезент и выглянул наружу.

Это снова была она. Она стояла чуть в стороне и смотрела на лагерь. Через ее прозрачное тело были видны огни лежащей на расстоянии трех километров деревни Эль-Хавата.

Марк вышел из палатки и опустил за собой брезентовую дверь. Он долго смотрел на нее, стараясь не обращать внимания на невольную реакцию своего тела. И все-таки все признаки были налицо: внезапный стук в голове, влажные ладони, пересохший рот и холодный, пощипывающий пот на лбу. Мираж возбудил его любопытство. Тяга к научным исследованиям заставила его приблизиться.

И снова в его мозгу начался слабый шум, похожий на стук крыльев мотылька, бьющегося о стекло. «Пер-а ем рути. Бу пу уа метет енрма-а. Ерта на хекау апен.»

Стук в его голове усилился, боль стала еще невыносимее. Марк чувствовал, что женщина магически притягивает его к себе. Он шел по песку словно в трансе — и все же это был не сон. Его сознание было абсолютно ясным, а способность восприятия, казалось, бесконечно усилилась. «Сперу ти ерек ту ем бак. Петра? Петра? Ан ау кер-нек ер-с. Петра?»

Марк остановился в нескольких метрах от нее. Прислушиваясь к незнакомым звукам в своей голове, он любовался ее необыкновенной красотой. «Сперу ти ерек ту ем бак.»

Он хотел сглотнуть, но не смог этого сделать. Каждый вздох причинял ему боль. Марк сжал губы и попытался снова овладеть своим телом. Она была не чем иным, как сном, видением… «Петра? — шептала она. — «Петра?»

И тут Марк подумал: «Я знаю! Я понимаю!»

Это понимание пришло к нему так внезапно отчетливо, что он сделал шаг назад. Чем бы она ни была — сном или видением, — она завораживала его и одновременно навевала страх; ему хотелось стоять на месте и в то же время умчаться прочь.