Ее дыхание замирает в горле, когда я наклоняюсь к ее груди

— Лок…

Я опускаю голову и накрываю ртом ее сосок.

— О, слава Богу, слава Богу, — шепчет она, выгибая спину, когда я втягиваю сосок в рот. — И я твоя, Лок.

Пока я терзаю ее языком, Найл не теряет времени даром. Она раздевает меня. Сдергивает шорты и нижнее белье. Скользит ладонью вокруг моей эрекции, вверх и вниз по всей длине, поглаживая быстро, жадно, торопливо.

Я резко отстраняюсь.

— Боже, Найл. Я уже так давно не… Я просто не выдержу, если ты продолжишь.

Она снова хватается за меня.

— Меня не волнует, как давно ты не занимался сексом. Мне нужно прикоснуться к тебе. Мне нужно почувствовать тебя. Если ты кончишь слишком быстро, я просто заставлю тебя довести меня до оргазма ртом.

— Я сделаю это в любом случае, — говорю я, задыхаясь, когда она обхватывает мой член обеими руками.

— Тогда заткнись и позволь мне прикоснуться к тебе.

Мы до сих пор стоим посреди гостиной нашего номера. Шторы распахнуты, солнце ярко светит. Кожа Найл кажется золотой. Ее волосы блестят. Я столько всего хочу. Хочу ее прикосновений. Хочу ее губы. Хочу прислонить ее к стене и трахать до бесчувствия. Хочу ловить своими поцелуями ее вздохи и стоны.

Но в данный момент я совершенно беспомощен перед ней. Я у нее в плену, загипнотизированный ее прикосновениями. Застыл, парализованный движением ее рук. Ртом она спускается по моей груди, и я чувствую ее губы на своем животе. Волосы щекочут меня. Найл целует мой живот, бедра, а потом, скользнув языком снизу-вверх по моей эрекции, она обхватывает губами головку члена.

И начинает сосать.

Ее влажный рот обволакивает меня.

Ее пальцы двигаются — сжимая, поглаживая, надавливая. Я слышу ее стоны.

— Найл, черт. Черт... о, Боже. Я... Я не могу сдержаться, Найл. Это просто потрясающе.

Она не отвечает. Ничего не говорит. Просто ускоряет движения. Нажимает сильнее. Ее рот работает без устали. Я зарываюсь пальцами в ее волосы и направляю движения.

И кончаю. Пьянящий поток блаженства льется из меня при виде этой эротичной картины: ее губы на моем члене, колышущиеся груди, волосы, скрывающие лицо.

Когда Найл отпускает меня, я шатаюсь и опускаюсь на колени. Голова кружится. Она передо мной, не отводит от меня взгляда. Голая до пояса и в расстегнутых шортах, спущенных с талии. Я хватаю Найл за задницу и притягиваю к себе. Стаскиваю эти глупые, бесполезные шорты и усаживаю ее на меня. Теперь уже совершенно обнаженную.

Погружаю в нее два пальца и вижу, как стекленеет ее взгляд, когда я начинаю двигать пальцами туда-сюда, размазывая ее соки. Притягиваю ее ближе к своему рту.

Двигаю пальцами. Ощущаю, как ее бедра сжимаются. Чувствую ее руки в моих волосах — она сжимает их так же, как я сжимал ее локоны. Она направляет меня — как и я направлял ее. Жестко. Быстро. Неумолимо. Мой язык порхает по ней, и вот уже Найл замирает перед надвигающимся оргазмом.

Кончая, она задыхается и кричит, судорожно сжимая мои волосы пальцами, дергаясь у моих губ и снова и снова выкрикивая мое имя.

Тяжело дыша, Найл смотрит на меня сквозь упавшие на лицо волосы.

— Отнеси меня в кровать, Лок.

Я встаю, подхватываю ее на руки и несу в постель. Она проводит руками по моим губам и бороде, стирая свои соки. Я кладу ее, осторожно ложусь сверху и целую.

Медленно и осторожно.

Чтобы она поняла. Чтобы почувствовала это.

Она первая разрывает поцелуй и выдыхает:

— Лок, ты нужен мне, — и скользит рукой между нашими телами.

Ласкает меня до готовности. Тянет к себе.

— У меня нет…

— Все нормально, — прерывает она. — Все хорошо.

— Они там, в моих вещах.

— Я же сказала, мы все решим, — она выгибается, направляет меня. — Я не хочу.

Работает бедрами, подталкиваясь ко мне, и я погружаюсь в нее.

— Сейчас я хочу только так. Только ты. Только мы.

Я прижимаюсь лбом к ее лбу, изо всех сил пытаясь сосредоточиться на дыхании, на мыслях, на ощущениях. Они такие безумно мощные — до боли.

Она впивается пальцами в мой зад, притягивая к себе с каждым толчком, словно боится, что я попытаюсь сбежать. Боже, я не смогу. Мы двигаемся вместе в полной тишине и смотрим друг на друга широко открытыми глазами. Дыхание наше тяжелое и быстрое. С каждым толчком мы двигаемся друг навстречу другу. Я обхватываю ладонью ее лицо, а другой, сжатой в кулак, упираюсь в матрас. Я смотрю на нее — не отворачиваясь и не моргая.

Лицо Найл искажает это прекрасное, дикое, почти страдальческое выражение приближающегося оргазма.

— Лок... Боже, Лок. Мне так этого не хватало... Я так скучала по тебе, даже больше, чем могла… о, Боже, о, Боже… больше, чем могла себе представить.

Не в состоянии ничего сказать, я просто стараюсь держаться, пока она не достигает края, закидывает голову и извивается подо мной, сжимает бедра и выкрикивая мое имя, плача от пронзающего ее экстаза.

И в тот момент, когда я чувствую, как Найл сжимается вокруг меня, я лишаюсь контроля. Невозможно сдерживаться, когда она сжимается вокруг меня, извивается, стонет.

— Найл, Найл... Боже, о... о, Боже, — эти слова слетают с моих губ, и я кончаю.

Я целую ее, пока мой оргазм не начинает затухать, и чувствую свой вкус на ее языке.

А потом, когда мы приходим в себя, Найл перекатывает меня на спину и оказывается сверху. Прижав мои плечи руками, она всем весом наваливается на меня. Склоняется надо мной. Ближе. Ближе.

— Ты сказал, что до сих пор влюблен в меня, но я не слышала от тебя настоящих слов любви, — ее голос хриплый, дрожащий. — Черт возьми, Лахлан, скажи это.

У меня было все распланировано.

Романтическое свидание. Прогулка в каком-нибудь укромном уголке. Моя рука вокруг ее талии. Я прижимаю ее к стене, целую и говорю те слова, которых никогда никому не говорил.

Но она требует их сейчас.

Он паникует?

Боже, нет. Пожалуйста, нет, Лок. Не после всего, что мы пережили.

Он проводит руками вдоль моих бедер, по ягодицам, вдоль позвоночника и зарывается пальцами в мои волосы. Тянет меня к себе и прижимается губами к моему рту, целуя с такой нежностью, что мое сердце готово разорваться.

— Я люблю тебя.

Он шепчет это так, будто сам удивлен, что произносит такие слова.

А я тону в них.

— Я люблю тебя, Найл Джеймс.

Он говорит это снова.

Я потрясена. Поэтому просто падаю на него и слушаю, как бьется его сердце.

— Я все вспоминаю ту песню, — говорит он. — Помнишь, мы слышали ее ночью в Оклахоме? После торнадо?

Я киваю ему в грудь.

— Помню.

— В ней есть строка... «С тобой по-новому забилось мое сердце». Не многие люди могут сказать так… — его голос срывается, он вынужден начать все сначала. — Немногие люди могут сказать так, я имею в виду, буквально. Но ты это сделала. В буквальном смысле и метафорическом.

— Я люблю тебя, — бормочу я ему в грудь. Туда, где бьется сердце.

И я уверена, что говорю это сразу двоим. Локу, конечно, но и Оливеру. Памяти Оливера, тому Оливеру, который будет жить в глубокой, потайной части моего сердца. Наверное, не совсем в потайной, но в той, что только моя. Полностью моя. Я никогда не расскажу о ней, потому что она принадлежит только мне.

Но эти слова и для Лока. Как начало чего-то нового. Чего-то необычного и красивого. Чего-то дикого и необузданного, но одновременно уютного и комфортного.

— Я никогда не верил в любовь, — говорит он. — Я никогда не... я никогда не думал, что кто-то скажет это мне. Никогда не думал, что скажу это сам. Потому что... хоть я и не верил в любовь, но решил для себя, что не произнесу этих слов, пока не почувствую. Потому что, наверное… наверное, я всегда хотел верить в это.

— Поверь в это сейчас, — я скатываюсь и сворачиваюсь в клубочек рядом с ним, обнимая себя его рукой.