Но с меня хватит.

Я не могу больше держать все в себе. Не могу больше барахтаться в этом. Я словно утопающий, с трудом держащийся на воде, почти захлебывающийся в обыденности.

Я сломлена.

Трава по колено, и, когда я падаю, она словно обнимает меня. Прячет. Щекочет мне шею и нос, что-то шепчет, шурша на ветру. Надо мной бескрайняя синева, усыпанная клочками белого. Я чувствую, что Лок лег на траву рядом со мной, слышу лай Юты, прыгающей и скачущей вокруг.

— Чего ты хочешь от меня, Лок? — мой голос дрожит, потому что я примерно в минуте от полного краха.

— Я не буду отвечать.

— Ты преследуешь меня. И я не знаю, что тебе от меня нужно.

Он вздыхает.

— Не знаю, Найл. Я просто… просто не могу оставить тебя в покое, не теперь, когда ты явно…

— На грани гребаной катастрофы?

— Ну, в принципе, да.

— Спасибо, — горько смеюсь я.

Но горький смех переходит в икоту, которая превращается в рыдание, и тогда меня прорывает. И я не могу остановить это. Все выходит: одиночество, тоска по Олли, осуждение себя. Ничем этого не выразить, кроме слез.

Когда крепкая рука притягивает меня, я не думаю, а просто бросаюсь к нему, зарываясь лицом в футболку.

— Я тоскую по нему, — бормочу я между всхлипами. — Я так сильно по нему тоскую.

— Черт возьми, да. Как же без этого?

— И мне так одиноко. Я хочу его вернуть, и мне так одиноко. Но я не знаю, как делать еще что-то, кроме того, что умею. Я не могу вернуться во «Врачи без границ», и просто… я хочу быть рядом с ним. Я переехала сюда, потому что здесь он вырос. Это его грузовик. Я сплю в его футболках, чтобы просто быть к нему ближе. Чтобы чувствовать его. Потому что… потому что не чувствую. Я больше не чувствую его и не знаю, что мне делать. Я не знаю. Я ничего не знаю.

— Ты не должна ничего знать.

Его слова звучат прямо в моих волосах. Так близко. Слишком близко. Так правильно.

Я лежу на его левом боку и слышу биение сердца. Это стабильный, знакомый, успокаивающий звук, идущий откуда-то из глубины под моим ухом. На мгновение — всего лишь на мгновение — я позволяю себе просто… чувствовать его. Делаю вид, что все нормально. Притворяюсь, что мне это нравится, и я имею на это право. Я даже поднимаю лицо, заглядывая ему в глаза. Другой рукой он подпирает голову и смотрит на меня. Его взгляд такой, словно он шокирован и не может поверить в то, что я здесь, в его объятиях.

Я тоже не могу в это поверить.

Это ощущается правильным.

Это ощущается нормальным.

Его борода щекочет мое лицо, и я немного сдвигаюсь вверх. И потом… Господи, я не знаю, что со мной происходит, но это поглощает и захватывает меня. Что-то горячее и такое неуловимое, чего я никогда не чувствовала. Это желание, голод, животная потребность. Не знаю, что случилось со мной. Не знаю, кто я, какой гребаный кукловод дергает за мои нитки.

Я целую его.

Приподнимаюсь, сгребаю его густую бороду в горсть, притягивая к своему лицу, и целую. И на долю секунды, может, даже меньше, когда наши губы встречаются, все смешивается: жизнь и дыхание, небо над нами и земля внизу. Но потом ладонью он обхватывает мою щеку, большим пальцем приподнимает мой подбородок и языком скользит между моих губ; сильными руками обхватывает мои бедра, и я оказываюсь на нем.

И это разрушает чары.

— Черт! — я откатываюсь от него, буквально отползая по траве на четвереньках.

— Найл, подожди секунду, — говорит он, идя за мной.

Я поворачиваюсь к нему и бью кулаками по его груди.

— НЕТ! Тебе нужно оставить меня в покое. Просто оставь меня. Ты приводишь меня в замешательство, смущаешь. Для тебя все слишком просто. Когда ты рядом со мной, все теряет смысл.

Он нежно обхватывает пальцами мои запястья.

— Ты имеешь в виду, что все приобретает слишком много смысла, когда я рядом.

Я освобождаю свои руки и отталкиваю его.

— Не ходи за мной. Просто оставь меня в покое.

Я бреду по траве назад к дому. Не в силах совладать с собой, оглядываюсь. Убеждаю себя: нужно удостовериться, что он не идет за мной. Но это не так. Вранье.

Оглянувшись, я вижу, что он просто стоит там, наблюдая за мной. Пальцы прижаты к губам — к тому месту, где наши губы встретились. Потирает, словно… я даже не знаю, что. Я чувствую на губах покалывание от поцелуя, но должна побороть желание коснуться своего рта в месте прикосновения его губ.

Я запираюсь в доме. Стою возле раковины и сопротивляюсь необходимости наполнить новым содержанием старую форму. Через несколько минут к моему окну подбегает Юта, Лок держит ее на поводке. Высокий и шикарный, одна рука в заднем кармане брюк, другая сжимает поводок. Не спешит, как будто восемь километров обратно до города его совершенно не волнуют. Я должна была бы подвезти его, но не решаюсь. Покалывание на моих губах все еще ощущается. Желание продолжения все еще сильно. И никак не пойму, хочу ли бороться с этим. Я даже не понимаю, зачем с этим бороться. Было бы так легко просто сдаться и позволить себе это.

Позволить себе его.

Позволить себе несколько мгновений не быть одинокой.

Я смотрю, как он уходит, и любуюсь его задницей. Этому мужику Бог дал отличную задницу. Отличное все. Правда.

Господи, что со мной не так? Он целовал меня так, будто это что-то значит — вот что. Как будто этот поцелуй что-то значит для него. Не как какой-то придурок, надеющийся на быстрый перепих с одинокой вдовой. Как будто этот поцелуй для него был таким же, как и для меня: удивительным, останавливающим дыхание своей силой, изумительным.

Я хочу еще.

Вот, что со мной не так.

Восемь километров, и я едва помню, как прошел их. Первые несколько километров я брел со стояком, вспоминая прикосновение губ Найл к моим, ее бедра в моих руках, ее грудь на моей груди. Но потом подумал о ее ухе, прижатом к моей груди и слушающем биение моего сердца. Я знал, что она слушает его. Не думаю, что узнала, но отстукивала пальцем ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Она не знает. Не знает, чье сердце стучит в моей груди. Чье сердце проскакало километры после ее ухода. Чье сердце заставляет пульс оглушительно грохотать в ушах. Для нее это возможный шанс. Случайная встреча превращается в потенциальный роман. Она не знает, что я приехал сюда специально, чтобы увидеть ее, а встретил совершенно случайно, и это сводит меня с ума.

В какой-то момент я все-таки дохожу до своего грузовика и хлопаю по сиденью, призывая Юту запрыгнуть. Приехав в отель, где я остановился, потому что там разрешено проживание с животными, даю собаке поесть и ставлю миску с водой.

Я падаю на кровать.

Голова идет кругом. Не от жары и не от ходьбы.

Она поцеловала меня.

Она поцеловала меня.

Я должен уехать.

Она хочет, чтобы я оставил ее в покое.

Только полный идиот останется. Это неминуемая катастрофа. И это нечестно по отношению к ней. Она понятия не имеет, с кем связывается.

Но… я хочу ее.

Твою мать, я хочу ее. Безусловно, желания мне не чужды, и я не привык себя ограничивать. Я не привык говорить себе «нет». Вся проблемность этой ситуации заключается в том, что я не должен быть с ней. Нельзя поддаваться. Мой долг перед предыдущим хозяином сердца — уйти и оставить эту женщину успокаиваться по-своему, а не испоганить все еще больше, чем уже сделал. Боже, она так плакала — это раздирало душу ко всем чертям. Я не мог помочь, но мог обнять. Потому что, когда женщина плачет, ты ее утешаешь. Ты должен. Или это был не я. Я не жилетка, в которую плачутся. Я не тот, кто склеит, когда сердце разбито. Говорят, лучший способ покончить с кем-то — это завладеть кем-то другим. Я тот, кем вы вроде как завладели. Я хорош в этом. Я могу помочь вам забыться на время, а когда плохое пройдет стороной, вы вернетесь к своей жизни.