— О! — она смотрит на меня. Ее глаза мягкого коричневого цвета с прожилками зеленого. Необычные и гипнотические. — Почему?

Я не решаюсь. Вероятно, довольно долго.

— Уф, ну … Это долгая история.

Найл сосредоточена на дороге, а не на мне. Она постукивает по рулевому колесу средним, потом безымянным пальцем левой руки. Она все еще носит свои кольца. Оба — помолвочное и обручальное.

Господи.

Это режет меня прямо по сердцу, по внутренностям. По костям. По тому сердцу — бьющемуся в моей груди, сильному, стойкому, мощному сердцу — которое принадлежало мужу этой женщины. Пока я размышляю об этом, она задерживает дыхание, как если бы решилась на что-то важное.

— Ну, у меня весь день свободен.

Черт побери.

Мне нужно сказать ей.

Поэтому я проделал весь этот гребаный путь сюда, в Ардмор, в проклятую Оклахому.

Так почему так трудно просто… сказать это?

Его поведение меняется сразу же, как только он видит мои обручальные кольца. Один взгляд — и он замыкается. Интересно, почему? Он думает, что его шансы заполучить меня в постель свелись к нулю, когда решил, что я замужем?

Черт. А я до сих пор замужем? Я не могу допустить даже мысли не надеть кольца. Проверено. На следующий день после похорон я сняла их, но меня тут же охватила паника, и я вернула их на место. И с тех пор не снимаю никогда, за исключением похода в душ. Не могу. Просто не могу.

Я прижимаю ладонь к рулю, моя рука расположена так, что солнечный свет отражается от бриллианта. Камень небольшой, потому что Олли никогда не располагал большими деньгами. Полкарата максимум в огранке «принцесса», ободок из белого золота. Чисто символическое кольцо — не больше. Я бы и не хотела большой бриллиант, потому что не в этом главное. Настоящим сокровищем был Олли. Его любовь. Быть замужем за своей второй половинкой. Быть женой человека, который понимал и принимал меня. Который каждый день подталкивал меня к тому, чтобы я стала лучшей медсестрой. Бриллиант был просто символом, что мы принадлежим друг другу! Как же я могла снять его? Я всегда буду принадлежать Олли.

И вот я в старом грузовике Олли с другим мужчиной. И я думаю об этом мужчине, хотя он не Олли. Вынуждена признать, что хотела бы провести с ним время. Он привлекателен, полон жизни, великолепен. Он гипнотизирует и захватывает. Я хочу знать о нем больше. Хочу понять смысл этого отстраненного взгляда, который возникает в его глазах. Что скрывается за промелькнувшей в них темнотой? Хочу знать, что означает внезапная смена его настроения.

Он извинился. Извинился. Даже понимая, что неправ, что разозлил меня, Олли никогда не извинялся. Он сказал бы, что знает, что облажался, что такого больше не повторится, и могу ли я, пожалуйста, простить его? Но он никогда не говорил слов «извини» или «прошу прощения».

Пока веду машину, украдкой поглядываю на кольцо и задумываюсь над тем, что я делаю. Что все это означает? Что бы подумал Олли? Что бы он посоветовал в этой ситуации? Боже, это безумие. Если бы Олли давал мне совет, значит, он был бы жив, и я не находилась бы в этой машине с этим мужчиной. Я замечаю, что Лок тоже смотрит на мое кольцо. Его взгляд кажется таким отстраненным — его мысли очень далеки: темные, как полуночные тени, и бездонные, как океанские впадины.

Я верчу бриллиант вокруг фаланги большим пальцем, и Лок переводит взгляд на меня.

— Красивое кольцо.

Я с трудом сглатываю.

— Я не замужем.

Вздрагиваю, задерживаю дыхание, потому что все это не так, как я хотела. Делаю вдох и начинаю сначала.

— Я имею в виду, что была замужем. Теперь нет.

Черт. Это не лучше. Звучит так, словно я в разводе.

— Ты не обязана объяснять, — начинает он.

Я прерываю его.

— Эй, смотри, мы на месте.

Паркуюсь перед семейной закусочной, глушу грузовик и выпрыгиваю, прежде чем он успевает сказать что-то еще. Мне нужно взять себя в руки и справиться с этой ситуацией. Я просто хотела бы понять, что это за ситуация. Хочется понять, чего я хочу. Ну, это не совсем правда. Я знаю, чего хочу. И знаю, что моя интуиция, мое сердце, голова, душа и мое тело говорят мне каждый свое.

Часть меня говорит:

— Беги.

Другая говорит:

— Наслаждайся, пока есть возможность.

— Ты предаешь своего мужа, любовь всей твоей жизни, — требует какая-то часть.

— Тебе это НУЖНО!

— Как ты смеешь думать о другом мужчине?

Боже, он великолепен. Если бы обрезал эти волосы и эту бороду, то был бы… от него невозможно было бы оторвать глаз.

Я заказываю чизбургер с беконом, колу и фри, потому что нечасто себе такое позволяю. Обычно придерживаюсь здорового питания. Боже, кого я обманываю? Я давно нормально не ем. А должна бы питаться правильно, и часть меня хочет этого, потому что видно, как понемногу прибавляется объем моей задницы, бедер, спины и плеч, а еще живота. Но это неважно, правда? Потому что я одна. Олли умер. Его больше нет. Некому заметить несколько лишних килограммов. На самом деле, не так уж и много: достаточно для того, чтобы я заметила, но недостаточно, чтобы служить поводом для беспокойства. Олли заметил бы. И все равно любил бы меня. Его это не волновало. Он сказал бы мне наслаждаться жизнью и получать удовольствие, потому что именно так можно справляться со всем остальным. И я пытаюсь, Олли. Но те хорошие времена для меня закончились, потому что они связаны с тобой, а тебя нет. Что мне осталось для наслаждения? Одиночество? Бесконечно скучная работа у Бердсли? Это никогда не кончится, потому что старый Амос не становится моложе, и я рассчитываю заменить его, если побеспокоюсь о возвращении в колледж, чтобы получить степень в медицине. Но это нудная работа: наложение швов, измерение температуры и «вот рецепт на «Амоксициллин»». Никакого удовольствия. Никакого стимула. Это не заставляет мое сердце биться сильнее. Это не вызывает волнения, но и не требует от меня чего-то особого. Я совсем запуталась.

Набиваю рот жирным бургером, запихиваю картошку фри и, черт побери, наслаждаюсь этим, блуждая в своих чокнутых мыслях и игнорируя свидание.

Не свидание.

Или свидание?

А я хочу, чтобы это было свиданием?

И да, и нет.

— Это свидание? — спрашиваю я, проталкивая в горло слишком большой кусок. Господи, как некстати: откусывать больше, чем можешь прожевать. Именно это я и сделала, согласившись пойти с Локом.

— Я не знаю… да?

Он не подлизывается, не шутит, и я не думаю, что это просто слова.

Странно.

— Это не тот ответ, которого я от тебя ожидала.

Лок пожимает плечами.

— Это нестандартная ситуация. Я действительно не знаю, что это. — он говорит это, не глядя на меня, словно погружен в свои мысли, так что я не вполне могу разобрать сказанное. — Мое прежнее поведение было недопустимым.

— Ты обещал мне рассказать свою историю, — я задерживаю на нем свой пристальный взгляд, пытаясь понять, что прячется в глубине этих лазурных глаз.

— Нет, я сказал, что это длинная история, а ты сказала, что у тебя есть время.

— О! — я снова кручу кольцо вокруг пальца — привычка, которая появилась в попытках не думать об Олли.

— Если ты не замужем или больше не замужем, почему до сих пор носишь кольца?

— Господи, ты начинаешь сразу с самого сложного, да?

Он наклоняет голову.

— Прости. Это не мое дело.

— Да уж, черт возьми, не твое, — я перевожу дыхание. — Прости. Это было немного грубо.

— Нет, я это заслужил. Мне не нужно было спрашивать.

Несколько минут мы едим в тишине. И это не дружеская тишина. Она большая, плотная и настораживающая.

— Он умер, — выпаливаю я между порциями фри. — Мой муж… он умер. Я… я не могу заставить себя снять кольца.

Лок медленно выдыхает, вытирает салфеткой пальцы и встречается со мной взглядом.