Эдуард в ужасе прогнал подлые мысли, но знал, что они рано или поздно вернутся. Страх, истощение и усталость были на их стороне, и эти коварные союзники становились всё сильнее.
В конце концов, каторжане знали, на что шли. Смерть могла прийти в любой момент. Почему Эдуард должен умирать вместе с Ярви? Быть может, это вообще наказание вору за его прегрешения. Наверняка в Гнездо Олофа он угодил не просто так.
И всё же… В глубинах его души что-то тёмное желало, чтобы Ярви наконец издал последний вздох. Тогда юноша с чистой совестью сможет освободиться.
Эдуард ненавидел себя. Нет, не за то, что желал смерти товарищу. Он ненавидел себя за трусость, желание остаться с чистенькими руками и совестью.
Правитель не должен вести себя так. Правитель принимает решения и несёт всю тяжесть последствий. Живёт и умирает с ними. Таким был его отец. Лорд, встретивший смерть с высоко поднятой головой. Он не просил пощады. Не жалел о содеянном.
В памяти вновь всплыл образ: глухой удар топора о плаху и вороны, вспорхнувшие над площадью, как чёрные искры.
Они заставили его смотреть на казнь. Лорды всегда были достойны меча. Почему же они использовали топор? Почему забили отца, как животное на бойне?
Внезапно нога провалилась в пустоту. Эдуард утратил равновесие, покатившись по крутому, присыпанному снегом склону, увлекая за собой Ярви.
Больно ударившись плечом, Эдуард рухнул на каменистый берег реки. Сверху навалилось бессознательное тело товарища по несчастью, с рассечённой брови которого капала тёплая кровь.
Трёхпалый был похож на безвольную тряпичную куклу. В нём уже почти не осталось жизни. Зачем же Эдуард продолжал волочить за собой этот труп, словно тянущий его самого на тот свет?
На глазах юноши выступили горькие слёзы бессильного гнева. Он с яростью оттолкнул от себя постылый груз, поднялся на колени и стремительно выхватил из-за пояса стальной наконечник.
Один удар. Всего одно быстрое движение освободит их обоих. Ярви больше не будет мучиться. Да, Эдуард поможет ему оказаться в лучшем мире. Он сделает это не для себя. Он сделает это для него. Как всё просто. Почему он так долго медлил?
Ободранные руки дрожали. Он не мог опустить клинок. Не мог положить всему этому конец. Даже лицемерные оправдания не могли унять голос совести, грызущий Эдуарда изнутри.
Дело было даже не в долге по отношению к Ярви, который уже не раз спасал его жизнь. Просто юноша знал, что это неправильно. Знал, что настоящий лорд так не поступает.
Металл звякнул о камень. Закрыв лицо руками, Эдуард сотрясался в бессильных рыданиях. На миг он стал маленьким мальчиком, который никак не может справиться с этим большим и жестоким миром. Он чувствовал, как ломается под его тяжестью…
Ярви, лежавший у его ног, истошно закашлял, так и не приходя в себя.
Эдуард поднял на него красные глаза, и тут его взгляд заметил нечто знакомое. Впереди, вверх по течению реки, виднелся изломанный ветром столбик серого дыма, указывавший на то, что там есть люди.
Не медля ни мгновения, не думая о последствиях, юноша взвалил на себя тело Ярви и двинулся к заветному очагу.
Скоро он оказался у невысокой каменной изгороди, поросшей мхом. Она огораживала большую старую усадьбу, принадлежавшую, вероятно, какому-то состоятельному землевладельцу, дела которого теперь шли не так хорошо, как в прошлом. Тёмным силуэтом возвышался массивный трёхэтажный дом, построенный на варганский манер, из трубы которого вился столб дыма. Нижний этаж, сложенный из местного речного камня, поддерживал резной деревянный верх. Рядом находились закрытый колодец, небольшой сарай, по-видимому что-то вроде хлева и конюшни, а также каменное строение, больше всего похожее на кузню.
В голове юноши тут же родился план.
Обитателей поместья нигде не было видно. Эдуард не знал, сколько человек находилось в доме, но его всё равно не могли увидеть через закрытые ставни. Если бы ему удалось пробраться в кузню, он избавился бы от ненавистной цепи и оставил бы Ярви на попечение местного люда, сбежав раньше, чем обитатели поместья смогли бы что-либо понять. Так вор получал шанс спастись, а сам он — возможность продолжить путь на Восток.
Над дворовой постройкой не вился дым, а значит, внутри никто не работал. Открыв тяжёлую незапертую дверь, юноша с трудом сдержал радость. Тусклый свет, проникавший через небольшое окошко, выхватывал из мрака очаг, мехи, наковальню и целый арсенал кузнечных инструментов.
Не теряя времени зря, Эдуард усадил Ярви рядом с наковальней и принялся воевать со сковывавшей их цепью. Когда он наконец нашёл слабое звено, которое вполне можно было разогнуть, снаружи послышались шаги.
Если его схватят, он снова окажется заживо погребённым в тёмном и безнадёжном месте, которое озаряет лишь мертвенный свет промасленных каменных губок. Он будет колоть камни, пока не сойдёт с ума от шёпота мертвецов, преследующих его в непроглядной тьме. Нет, он не допустит этого. Лучше умереть, чем провести так остаток своей жизни!
Лихорадочно орудуя щипцами, Эдуард одолел металлическое кольцо каторжной цепи, когда петли двери заскрипели. Всё, что он успел сделать, — это спрятаться за ней так, чтобы входящий человек не увидел его. В этот момент Ярви вновь разразился глухим глубоким кашлем, который, казалось, становился всё слабее.
В помещение вошёл стройный юноша, облачённый в домотканую одежду и кожаный фартук. И замер от удивления.
Думать было некогда. Эдуард рванулся из укрытия и, схватив копну русых волос, прижал к горлу пришельца наконечник копья.
— Пикнешь, и ты мертвец.
Его голос звучал так низко, хрипло и злобно, что Эдуард сам не узнал его.
За спиной раздался характерный звук, с которым глиняная посуда разбивается о камни.
Увлекая за собой заложника, Эдуард обернулся. На пороге стояла красивая статная женщина в простой одежде. Её глаза расширились от страха и удивления, а под ногами в осколках кувшина растекалась лужа молока.
— Молчать, — предупредил Эдуард, прижимая острие к горлу юноши.
Он подумал, что, должно быть, это мать его пленника. Но тот нашёл в себе смелость прошептать:
— Бегите, леди Катарина…
— Стоять, — прохрипел Эдуард, чувствуя, что теряет контроль. — Сколько человек в доме?
— Двое, — ответила женщина ровным голосом.
— Ваш муж? — спросил Эдуард и выругался про себя: уж больно уважительное обращение! Нет, разбойники себя так не ведут. Нужно быть грубее и жёстче, или тебя не будут бояться.
— Нет, — призналась леди Катарина, — кухарка и моя маленькая дочь.
Маленькая дочь? Что за вздор? Рука Эдуарда предательски дрожала. Момент, когда он мог перерезать кому-то горло, упущен. А теперь ещё история про маленькую дочку! Наверняка эта женщина просто водит его за нос, ожидая помощи.
Позади умирающий Ярви захлёбывался от хриплого кашля.
— Этому человеку нужна помощь, — участливо произнесла леди Катарина, воскресив в памяти Эдуарда образ матери. — И вам тоже.
Эдуард зажмурил глаза, пытаясь сдержать непрошеную влагу. У него больше не осталось сил. Он был на пределе. Её голос вызывал в душе прилив стыда — и острое понимание неправильно выбранного пути.
— Пожалуйста, опустите нож, — сказала она, сделав короткий шаг вперед, — я обещаю, здесь вам никто не навредит.
Её слова словно проникали в душу. Столько доброты и спокойного достоинства было в них! Эдуард слишком долго находился в страхе и смятении. Слишком долго страдал. Теперь он таял от её тепла, словно свеча, поднесённая близко к огню.
Наконечник копья упал на каменный пол кузни. Вслед за ним на колени повалился сам Эдуард, стыдливо закрывая лицо руками.
— Простите… — полушёпотом сказал он, чувствуя, как его душат слёзы. — Простите меня…
В кого он превратился? В кого они его превратили?
Он ждал, что его ударят. Ждал, что дверь кузни захлопнется, оставляя его внутри. Ждал, что услышит крики и топот людей, которые схватят его и вернут в ту яму, где ему, вне всяких сомнений, самое место…